Но ведь меня поймают! тоскливо произнес Василь.
Ну, когда это еще будет! беспечно махнул рукой Стась. А то, может, и вовсе не поймают. Если все будешь делать с умом. Да ты не опасайся, мы всему, что нужно, научим!
Значит, снабжать вас хлебом в раздумье проговорил Василь.
Им, родимым! подтвердил Стась. До поры до времени
Это как же? глянул на него Василь.
А вот это ты узнаешь в свое время! Голос Стася стал отчетливым и жестким, хотя усмешка все так же не сходила с его лица. Для начала тебе хватит и того, что я сказал. Ну, так как же, дорогой родственничек? Ты согласен помочь нашей борьбе за самостийную Украину?
Мне надо подумать, после молчания сказал Василь.
Э, нет! решительно произнес Стась. Тут никаких раздумий. Или «да», или «нет». Лучше, конечно, тебе сказать «да». Потому что если «нет» Стась встал со скамьи и вновь подошел к Горпине. Нет, и вправду жинка у тебя чудо как хороша! Какие плечи! А грудь! Ух! Да и жизнь у тебя, родственничек, как ни думай, а одна. Равно как и у твоей жинки. Так что не до размышлений.
Черт вас принес! в сердцах сказал Василь. Жил себе и жил Нате вам, приперлись!
Так ведь святая битва! спокойно возразил Стась. А ты хочешь остаться в стороне Так нельзя! Сегодня долг каждого честного украинца он не договорил и в упор глянул на Василя: Ну, так как?
И что мне делать? спросил Василь.
Вот это уже похоже на слова честного украинца! Улыбка Стася вновь стала дурашливой и ребячьей. К чему сомнения и терзания, когда перед нами святая цель? Ты спрашиваешь, что тебе делать? Перво-наперво вот тебе бумажка и карандаш. Стась полез за пазуху и вытащил оттуда клок серой бумаги и огрызок карандаша. Я буду диктовать, а ты пиши.
Что писать? не понял Василь.
Пиши. Я, Василь Семенович Гнатюк, обязуюсь добровольно помогать украинской повстанческой армии в ее борьбе против москалей и коммунистов за самостийную Украину Пиши, что ты на меня уставился? А ты думал как? Мы, конечно, поверим тебе на слово, но бумажка она тоже имеет свою цену. Еще какую! Если ты будешь знать, что на свете существует такая бумажка, то, я так думаю, к москалям ты не переметнешься. Потому что если ты побежишь к москалям, то мы им эту бумажку покажем!.. И знаешь, что они с тобой сделают, когда прочитают эту бумажку? С тобой, а заодно и с твоей жинкой? Вижу, догадываешься Написал? Пиши дальше. В целях конспирации избираю себе прозвище придумай сам какое-нибудь прозвище
Это еще зачем? удивился Василь.
Так полагается, пояснил Стась. У нас у всех прозвища. Мы-то и по именам друг друга не знаем, а только по прозвищам.
И у тебя тоже есть прозвище? спросил Василь.
И у меня.
Какое?
Не твое дело. Ты думай над своим.
Косарь, после короткого размышления сказал Василь. Люблю косить сено по болотам.
Ну, пускай будет Косарь Значит, пиши: в целях конспирации избираю себе прозвище Косарь. Написал? А теперь поставь сегодняшнее число и год. Какое сегодня число?
Уже первое августа, припомнил Василь.
Вот так и пиши: первое августа, тысяча девятьсот сорок пятого года. И поставь свою подпись. Все написал?
Стась взял исписанную бумажку, подошел ближе к лампе и стал ее внимательно читать.
Вроде все правильно, сказал он. Молодец, родственничек. Теперь ты наш человек. Значит, так. Завтра же перебираешься в Березичи. Послезавтра устраиваешься на работу. Через неделю к тебе придет наш человек. Он передаст привет от Перемоги. Поступишь в его распоряжение. Он научит тебя, что и как делать. Все понял или есть вопросы?
Вроде бы понял, неохотно ответил Василь. Вот только завтра перебраться в Березичи не смогу.
Это почему же?
Так ведь хозяйство, сказал Василь. Пока упакую пожитки, пока то-се Да и скотину надо перегнать в Березичи. А это дело хлопотное.
Хозяйство, пожитки, скотина Жадный ты, я гляжу, до всякого добра. А это плохо.
Не всем же шастать по лесам да болотам, не удержался Василь. Надо кому-то и хлеб растить.
И кормить им москалей презрительно и вместе с тем задумчиво произнес Стась. Ладно, родственничек. Дискуссии отменяются, как любят выражаться москали. Потому как мне некогда. У меня еще этой ночью дела Даю тебе на все про все три дня. И на скотину, и на пожитки Но чтобы через три дня ты уже был в Березичах! Понятно тебе? И смотри у меня! Ох, Василь Гнатюк, смотри же! Помни, что твоя жизнь в моих руках! И твоей кралечки-жинки тоже.
Я запомню глядя в стену, произнес Василь.
Хотелось бы Ну, браты, пойдем отсюда. Делать нам здесь больше нечего, потому как мой родственник Василь Гнатюк отныне наш человек. Да, и не Василь Гнатюк он отныне, а Косарь. Так и запомните.
Один из спутников вполголоса сказал Стасю несколько слов.
И харчей мы у них отбирать тоже не будем! решительно произнес Стась. Свои у своих хлебушек не отнимают. Разживемся в другом месте. У чужих Да, родственничек, а собачку мы твою того Пришибли колом. А то что же она гавкает? Нам лишний шум ни к чему. Так что ты уж извини за собачку
* * *
Когда шаги Стася и его спутников затихли в темноте, Василь выдохнул, в изнеможении опустился на скамью и долго сидел, неподвижно глядя в стену. Керосиновая лампа чадила, мигала и трещала, но Василь лишь коротко и бездумно поглядывал на нее, а затем опять упорно начинал смотреть в стену. У него просто не было сил, чтобы встать и поправить лампу.
Горпина понимала его состояние и не мешала Василю ни действием, ни словом. Хотя и, в отличие от мужа, она сейчас была как-то по-особенному беспокойна и деятельна. Ей мучительно хотелось что-то делать, двигаться, куда-то идти невзирая на то что сейчас была темная ночь, впрочем, и идти-то было некуда. Чтобы хоть как-то унять распиравшую ее нездоровую, необъяснимую энергию, она вышла во двор, в темноте наткнулась на неподвижно лежащую собаку, вздрогнула, вернулась в дом, заперла дверь, прислонилась к холодной печи и закрыла глаза.
Ушли, наконец сказал Василь.
Да, ушли, отозвалась Горпина. Но они вернутся.
Если мы не уедем в Березичи, то вернутся, согласился Василь.
Ты хочешь ехать в Березичи?
А разве у нас есть выбор?
Но
Разве они оставили нам выбор? повторил Василь.
Горпина ничего не ответила, лишь вздохнула.
Вот видишь, сказал Василь. Нет у нас выбора Он помолчал и добавил: Пускай бы они меня убили. Мне не страшно. Я боялся за тебя. Этот Стась Он будет убивать и улыбаться. Улыбаться и убивать Люди, которые убивают и улыбаются это не люди. Это нелюди. Нелюдей надо бояться. Потому я и боялся. За тебя.
Но, может, он и не улыбается, не согласилась Горпина. А просто у него такое лицо
Да, лицо к которому намертво приросла усмешка. Я в детстве видел похожую картинку. Мне ее показывала бабушка. Я спросил: «Бабушка, почему он все время улыбается? Кто это?» «Это нежить», сказала мне бабушка. «Почему», спросил я? «Потому что человек не может всегда улыбаться, сказала мне бабушка. Человек хоть иногда должен плакать».
И что же мы будем делать? спросила Горпина.
Дождемся утра, похороним собаку, погрузим барахло в бричку, привяжем к бричке нашу корову, запряжем в бричку нашего Сивка, да и поедем в Березичи. Что же еще?
А наши гуси и куры?
Вернусь из Березичей и заберу курей и гусей. В одну бричку всего не поместишь. Придется делать две ходки. Ничего, тут не так и далеко.
Они замолчали. Поздняя предрассветная ночь смотрела в оба оконца их домика того самого домика, который они скоро должны были покинуть. Где-то вдалеке на болотах кто-то тяжко и надсадно ухал. Люди говаривали, что это водяной: ему полагалось ухать по ночам, чтобы пугать тех, кто не спит в такой поздний час. Кто знает, может, это и вправду был водяной? Где же еще ему водиться, как не на полесских болотах? Гиблые это были болота, бескрайние и бездонные как раз самое подходящее жилище для водяного.
* * *
Покинув хутор, на котором проживали Василь и Горпина, Стась и его три спутника отправились на соседний островок. Там тоже располагался хутор, и он, этот хутор, как раз и был их целью. На хуторе вместе с женой, двумя детьми и стариками-родителями проживал Евген Снигур, командир отряда «ястребков». Так в здешних краях называли добровольцев, которые вызвались бороться с лесными бандитами.