Вслед за его словами в душу вползло странное ощущение, необъяснимое чувство, что в Розе меня ожидает конец чего-то только не знаю чего.
Шеф следил за моим лицом.
Анатолий?
Я вздохнул:
Не знаю, как тебе сказать.
Он кивнул:
Просто скажи.
Я не смог заставить себя сказать, что еще не готов отказаться от бывшей жены.
Мудрый шеф мой заметил терзания и понял их суть.
Ты хоть представляешь, на что обрекаешься? Может, она всю жизнь будет менять кавалеров, в перерывах возвращаясь мол, милый, я накувыркалась и опять теперь тебя люблю. Ты хочешь с этим жить?
Нет. Но я бы попробовал.
Ну и дурак.
Когда пробирались переулками Розы, услышал, как Кожевников бормочет под нос: «Еще раз? Да ни за что!» Интересно, это он о чем?
Наконец, пришла минута, когда мы известили о своем прибытии нажатием кнопки дверного звонка. Я был на взводе словно пружина: мне надо было прятать свой страх.
Открыла теща теперь уж бывшая.
Лялька была в Челябинске, а Крюковы сидели на чемоданах Виктор Киприянович получил место в ЧелябНИИОГРО (научно-исследовательский институт открытых горных разработок) и к нему квартиру в областном центре.
Витек кинулся ко мне подобное тянется к подобному и его детская радость легким покрывалом окутала мне плечи.
Пал Иваныч, представил шефа.
О своей должности он сам.
Так ты теперь работаешь в райкоме партии? теща с удивлением ко мне.
Я кивнул.
Инструктором? Как интересно!
Но женские заботы взяли верх над любопытством. Она собрала Витю в дорогу.
Сюда не привози через день-два мы переедем жить в Челябинск. Твой телефон у Ляльки есть жди, позвоним.
За ее улыбкой что-то крылось. Что точно я не мог понять но что-то сложное, запутанное. Поцеловала внука, и мы с Витей отправились в машину.
Пал Иваныч задержался. К этому моменту он уже процедил все слова и впечатления от моих родственников сквозь фильтр собственного жизненного опыта и готов был к разговору, ради которого сюда ехал, тратя свое личное время на устройство судьбы незадачливого сотрудника. Пусть Ляльки нет, но Кожевников не из тех, кто покидает поля боя, настроившись на битву с кем-нибудь все равно сразится. Когда мы с Витей закрывали дверь, он сидел с таким видом, словно готовился в атаку.
Дожидаясь Пал Иваныча, мы наболтались досыта.
Витя откинулся ко мне на грудь и закрыл глаза. Но вскоре головка его свесилась набок, и он пристроил щечку на мою ладонь. Обнял мою руку, как плюшевого мишку, без которого не ложился спать. Я прикрыл глаза и задремал вместе с ним.
Проснулся, когда Пал Иваныч открыл дверцу машины. Витя спал.
Пока мы проезжали Розу, шеф не проронил ни слова. Мне было до того не по себе, что я не сразу уловил его настроение. Наконец до меня дошло, что, возможно, он тоже чувствует себя неловко. Странная, однако, была мысль. Ведь когда мы ехали сюда, в нем было столько уверенности в себе, столько самонадеянности.
Тебе не повезло, сказал вдруг Пал Иваныч, а я вздрогнул. Прекрасные люди твои родственники, но ты не вписываешься в их круг.
Самообладание ко мне вернулось, ведя за руку обиду.
Умом?
Нет, старик воспитанием.
Я не сразу нашелся, что сказать. Хотелось возразить.
Из Вити они воспитывают внука, а он мой сын и тянется ко мне.
Это потому, что он тебя любит, мягко заметил Пал Иваныч.
На душе стало теплее она смягчилась, и я погладил наследника по кудрявым волосам.
И что ты посоветуешь мне делать? поинтересовался осторожно.
Жену отпустить, забыть и не томиться, сына любить. Помолчав немного, густым баском хохотнув, сказал. А бабу мы тебе найдем без числа «пи», но работящую.
Я не ответил. Настроение сникло.
Что-нибудь не так пошло? спросил, имея в виду разговор с родственниками.
Все так мы поняли друг друга. Говорят с тобой напряжно. Я обещал отговорить тебя преследовать их дочь.
Я преследую? Вот это да! Пал Иваныч, обещаю слова первым не скажу, не позвоню ни разу Ей.
До ворот родительского дома доехали молча. Витя спал. Взял его на руки, вылез из машины. Остановился, чувствуя себя неловко.
Спасибо, шеф, за все.
Кожевников в упор на меня смотрел. Я стоял с сыном на руках и не знал, что делать дальше. Мне не хотелось приглашать его в гости, где он наверняка продолжит тему моей семейной жизни в присутствии родителей, но было как-то неудобно отпускать его вот так не угостив с дороги.
Завтра на работе, чтоб был в порядке, сказал он.
Хорошо, выдавил из себя.
Ну и что мы выездили? Чувство одиночества, выжигавшее пустоты в душе, словно русла пересохших рек в пустыне такие сухие, что берега запеклись коркой и растрескались? Немало женщин было у меня после Ляльки, но они не сумели (не смогли?) заполнить те пустоты. Хотелось бы встретить кого-то, в ком можно обрести родственную душу. Такую, как маркиза из Ангарска к черту Ляльку! Я ее преследую? это ж надо!
Всякий раз, когда мне казалось, что я могу спокойно думать о смерти нашего с Лялькой брака, выходило, что это не так. Но надо привыкать. Ведь уже знал, что за этим не любовь, а уважение и долг. И никакой романтики. Даже попытался взгрустнуть по поводу.
Крепче прижал к себе спящего ребенка он часть меня, я не смогу без него жить.
Понимает ли это счастливый муж, отец и начальник мой Кожевников П. И.?
По сей день мне становится не по себе, когда думаю, как же наивен был в той ситуации, по-детски уверенным в законах добра и справедливости. Но тогда я понятия не имел, как будут дальше развиваться события, куда заведет меня судьба.
Ладно. Главное я привез домой сына, родителям внука. Остальное все мелочи.
Однако непредвиденные события развивались с непредсказуемой быстротой.
Назавтра Любовь Ивановна предложила познакомить наших детей сверстников. И тогда я пришел на работу с сыном. Витя полчаса развлекал себя, рисуя за моим столом сцены осады Пергама римлянами. А потом пришла мама Любовь Ивановны с внучкой Наташей. Мой сын был критически осмотрен, одобрен и забран в гости. Наташа взяла его за руку, и они вышли из кабинета раньше бабушки.
В обед позвонил в квартиру Люкшиным, попросил к телефону сына:
Ты как?
Тот с восторгом:
У Наташи есть спортивный уголок. Мы лазили по канату и шведской стенке. Играли в школу. Анна Тимофеевна была учительницей.
Она и вправду педагог на пенсии.
Ты сыт?
Мы поели, а сейчас будет сончас.
Приятных сновидений.
Любовь Ивановна внимательно смотрела на меня во время разговора.
Что там?
В восторге парень.
Замечательно! Пусть к нам приходит каждый день им веселей с Наташей.
Пусть будет, раз ты хочешь.
Так и получилось.
Через неделю позвонила Лялька, и я отвез нашего сына по указанному ей в Челябинске адресу. Это была одна из четырнадцатиэтажек на проспекте Ленина.
Я загрустил, родители тоже так всегда бывало после отъезда последнего из Агарковых. Какой-то особенный привкус любви и нежности вносил он в нашу жизнь.
На следующий день после отъезда Вити в райком, точнее в наш отдел, пришла Анна Тимофеевна поговорить со мной о сыне.
Мальчик хороший добрый, умный. Он за неделю освоил то, что мы с Наташей проходили год. С ним заниматься надо.
Я не без сарказма:
Занимаются. Бабушка учит светским манерам, дед мужеству и благородству. Ну а тетя, наверное, письму и счету.
Чему же учит отец?
Сочинять и выдумывать.
В смысле?
Мы сочиняем с ним нескончаемые истории приключений четырех друзей.
Наверное, их он рассказывал Наташе.
Любовь Ивановна встрепенулась:
А что Наташа?
Анна Тимофеевна вздохнула:
Плакать перестала. Грустит.
Ты посмотри-ка, величаво качнула головой Люкшина. Еще дети, а какие страсти!
Я посмотрел на нее, но ничего не нашел сказать.
Да, с сыном надо заниматься. На эту тему мысль заработала. Наши сочинительства, конечно, развивают ум абстрактное мышление и разговорную речь но, права Анна Тимофеевна: нужна система. Наверное, я бы смог преподавать ему историю, географию, литературу, физику и астрономию. Уж математику точно. Но где взять систему он появляется в Увелке по престольным праздникам (утрирую, почти).