Что ты к взрослым людям с конфетами-то лезешь. Ты нам лучше водочки с селедочкой изобрази.
Да неужто никакой закуски не будет? спрашивал черный купец рыжеватого.
Ни боже мой. Петр Михайлыч насилу уговорил жениха и это-то сделать. «Нам, говорит, с Катериной Петровной ничего не надо».
Чудак человек Гостям надо. За что же-нибудь я на жену истратился, платье новое ей сшил Карета перчатки и все эдакое
Известно уж, чиновники Не понимают.
А деньги-то брать понимают с купцов. Пятнадцать тысяч ведь он с Петра Михайлова слупил.
Чего-с? Пятнадцать? Нет, поднимайте выше. Девятнадцать, а не пятнадцать. Перед самым венцом еще четыре тысячи потребовал. «А нет и не поеду, говорит, и венчаться».
Да что ты!
Верно. Даже и мундира не надевал, пока не вручили. «Не надену, говорит, мундира». Бился, бился старик отдал.
Ну, мальчик! Купца перехитрил, да какого купца-то! Которому пальца в рот не клади живо откусит. Спросимте, господа, хоть мадерки, что ли! Что так-то сидеть! Шафер! Где шафер? Господин шафер, пожалуйте-ка сюда! Нам бы вот бутылочку мадерки.
Извините, мадеры не полагается. Здесь только поздравление. Вот сейчас фрукты понесут, сказал шафер.
Нам фрукты все равно что волку трава. А ты вели-ка нам изобразить мадерки
Шафер вспыхнул:
Позвольте Вы забываетесь! Какое вы имеете право мне «ты» говорить!
Ого, какой шершавый! Ну, мы у отца невесты попросим.
Здесь дом Порфирия Васильевича, и Петр Михайлыч мешаться не имеет права.
Новобрачный подошел к отцу невесты и, делая серьезную мину, проговорил:
Я, Петр Михайлыч, вижу опять неисправность с вашей стороны. В приданой описи у вас сказано шесть ламп, а налицо только пять. Давеча-то мне сосчитать было как-то невдомек.
Шестая кухонная. Здесь пять, а в кухне шестая.
Кухонная простая жестяная лампа. Она не должна считаться.
А по-моему, считается.
Нет, уж вы потрудитесь завтра добавить.
Ничего больше не добавлю! Довольно! вспылил отец невесты. Вишь, какой выискался! До венца, наступя на горло, требовал, чего не следует, да и после венца не унимается. Обвенчался, так уж шабаш!
Как вам угодно, но помните, что вашей дочке со мной жить.
Еще грозится! Вот какие благородные-то люди бывают.
Я не грожусь, но нужно же пополнить инвентарь.
Теперь уж сами на свой счет пополняйте, когда «Исаия ликуй» пропели. Да вот что-с Вон в том углу мои гости просят мадеры. Велите подать бутылку.
Зачем-с? Во-первых, это выходит из программы сегодняшнего празднества, а во-вторых, у меня нет мадеры.
Однако вон в том углу ваши чиновники пьют мадеру.
Была одна бутылка, но больше нет.
Пошлите-с. Погреба открыты.
Нет, не пошлю-с. Сейчас вот шоколад подадут им, да и пусть отправляются домой. Я звал только на поздравление.
Ну ладно. Я на свои за мадерой пошлю.
Это как вам будет угодно. Но примите в расчет, что после шоколаду я не желаю, чтобы у меня гости оставались.
Не останутся ваши, так и мои не останутся. Пусть ваши вперед идут, и мои сзади пойдут.
Петр Михайлович послал за тремя бутылками мадеры. Купцы уселись и начали прихлебывать. Шел такой разговор:
Ну новобрачный! Вот сквалыжник-то. Деньги взял, проморил в церкви два часа лишних и гостей даже закуской не хочет угостить.
Господа! В кухне что-то жарится. Я давеча в распахнутую дверь видел, что там повар стоит. Ужин, наверное, будет, но только не про нас, а про его гостей.
Новобрачный ходил около гостей-купцов, зевал и говорил:
Ужасно устал. Жду не дождусь, когда можно будет на покой.
Рыжий купец подмигнул черному и сказал:
Иван Митрофаныч! Да ну их к черту! Чего зря сидеть! Забирай свою жену да пойдем в «Малый Ярославец» селянку хлебать.
Купцы, не прощаясь, стали уходить.
IV
Слава богу, наконец-то все эти аршинники уехали, и мы можем отпраздновать нашу свадьбу в интеллигентном обществе! говорил новобрачный своим гостям после отъезда гостей-купцов, со стороны новобрачной. А то что это, помилуйте Их звали только для поздравления, чтобы выпить бокал шампанского, а они сидят и еще чего-то ждут. Ваше превосходительство, в винтик не прикажете ли сыграть, пока у нас будут накрывать закуску? предложил новобрачный генералу.
Нет, благодарю. И я просил бы меня освободить от закуски Я никогда на ночь не ем ничего, отвечал генерал.
Ваше превосходительство, да вы, может быть, из-за того и не хотите здесь оставаться, что мой тесть с тещей здесь? Так я сейчас скажу жене, чтобы она предупредила их, чтобы они свой язык не распространяли и знали свое место.
Ах нет Что вы Боже избави Я вовсе не из-за этого Ваш тесть такой почтенный коммерсант. А просто из-за того, что я никогда не ужинаю.
Новобрачный опечалился. Генерал начал прощаться, подошел к отцу и матери новобрачной и протянул им руку. Все пошли в прихожую проводить генерала. Новобрачный смотрел на тестя и тещу зверем. После ухода генерала он подскочил к ним и сказал:
Прямо генерал из-за вас уехал.
Да что ты врешь-то! Он ласковый человек. Мы с ним прелюбезно распрощались. Подошел и руку протянул, отвечал Петр Михайлович.
Да как же вам ее не протянуть-то, ежели вы лезете вперед.
Анна Тимофеевна вспылила.
А куда же нам иначе лезть-то, любезный зятюшка? В кухню, что ли? заговорила она. Нет, уж этого не дождетесь. Мы в квартире нашей дочери.
Сделайте одолжение Это квартира моя, а не вашей дочери.
Однако эту квартиру мы обмеблировали! Каждый гвоздик здесь наш.
Был ваш, а теперь мой. И гвоздиками вам нечего хвастаться, потому на это было условие, чтоб вам их вбивать. Вы согласились эти гвоздики вбивать, да, к слову сказать, не все же и вбили их. Лампы одной нет, ковра в гостиной бархатного нет.
Как ковра в гостиной нет? воскликнул Петр Михайлович. А это что?
Да разве это бархатный! Что вы дурака-то строите! Этому ковру вся цена пятнадцать рублей. Эдакие ковры в гостиницах в рублевых номерах стелют, а не в гостиных кладут, и ежели вы любите вашу дочку, то завтра же должны его переменить.
На кухонный половик, изволь, переменю, а уж больше ничего ты от меня не дождешься. Довольно! Ты и так у меня перед венцом, наступя на горло, четыре тысячи вырвал.
Дадите, коли дочка приедет и умолять будет.
Разговор сделался крупным. Оставшиеся гости, чиновники, начали перешептываться между собой. Даже им было как-то неловко. Только отец посаженый принял сторону новобрачного и, поправляя на шее станиславский орден, бормотал себе под нос:
Купчишки! Их дочь благородной сделали, а они в благодарность за это всякие подлоги делают.
Звонок в прихожей. Вернулся какой-то гость из купцов, забывший свои калоши. Надевая свои калоши, он в открытую из прихожей в гостиную дверь кричал:
Нарочно вернулся из трактира за своим добром. А то прислать бы завтра, так, чего доброго, и не отдали бы. «Никаких, мол, ты и калош не оставлял».
Новобрачный бросился в прихожую, чтобы отругаться, но гость уже хлопнул дверью.
Официанты накрыли столы и поставили закуску. Гости присели к столу. Начались тосты. Посаженый отец поднял бокал за здоровье новобрачных. Новобрачный отвечал за здоровье посаженого батюшки и посаженой матушки.
Петр Михайлович, выпивший три-четыре рюмки водки и накачавший в себя смелости, вскочил со стула и во все горло закричал:
Нет уж, позвольте, Порфирий Васильич! Прежде всего пьют за настоящих родителей, а не за посаженых, а настоящие родители мы
Вздор! Пустяки! И не смеете вы мне предписания делать! откликнулся новобрачный. За кого первого хочу пить, за того и пью. Сидите. Ваша очередь впереди.
Нет, уж достаточно сидеть. Будет. Тут у камня так лопнет терпение. Анна Тимофевна! Прощайся с дочкой и идем домой, обратился Петр Михайловиа к жене.
Да и скатертью дорога, ежели в образованном обществе прилично держать себя не умеете, откликнулся новобрачный.