С приветом, твой любящий племянник
Баламут-младший, он же Гнусик
Пятое письмо дяди племяннику
Мой дорогой Гнусик!
Твой дилетантский вопрос о молитве напомнил мне, что ты еще далек от совершенства. Я не в восторге от твоей преждевременной радости по поводу добычи; так не пишут племянники своему дяде, а младшие искусители помощнику министра. К тому же я замечаю, что ты хочешь свалить с себя ответственность. Или ты начитался их книг, где пишут, что «молитва это разговор человека с Богом» (да простит мне отец это слово), и на этом останавливаются. Учись, дорогой мой, расплачиваться за ошибки.
Конечно, лучше всего вообще удержать подопечных от молитв. Но коль человек встал на молитву дома, или в их молитвенном доме, или еще где, наша задача превратить ее в абсурд. В действительности для начинающего это означает, что он станет вызывать в себе смутное «благоговейное настроение», при котором, конечно, не сосредоточены ни воля, ни разум. Один из моих старых подопечных учил других, да и сам это делал, что молиться надо «не плетеньем привычных слов и не преклоненьем колен», но просто «утихая духом в любви» и «погружаясь духом в мольбу». Это нам и нужно. Тогда молитва превращается в медитацию, а здесь мы ближе к их душе, чем слуги стана нашего Врага.
Наконец, их можно убедить, что положение тела во время молитвы совершенно не важно. Они ведь постоянно забывают то, что мы всегда должны помнить: они животные, и тела влияют у них на душу. Если это не удается, испробуй более тонкий способ. Всякий раз, когда его намерения обращаются к самому Врагу, мы вынуждены отступить. Но есть способ помешать им. Самое простое переключить их внимание с Врага на самого себя или на окружающих его людей. Некоторые считают, что нам труднее всего помешать их молитве в храме, потому что мы, якобы, не посмеем вслед за людьми войти в «дом Божий». Можем, еще как можем, только совсем мелкие бесы бояться этого закрытого помещения. Ты, наверное, помнишь, как один московский юродивый сказал своему грозному царю: «Ты, царь, телом был в соборе, а душою своей в загородном дворце»?
Для нас опаснее, когда человек молится в одиночестве. Сам Враг учит: «Когда молишься, затвори за собой двери». Но и здесь есть ключики: пусть сосредоточится на собственном сознании или попытается вызвать в себе чувства волевыми усилиями. Когда захочется воззвать к Его милосердию, пусть он вместо этого начнет возбуждать в себе жалость к самому себе, не замечая, что делает. Когда он захочет молиться об укреплении мужества, пусть почувствует себя храбрым. Когда молится о прощении, пусть почувствует, что прощен. Научи его оценивать каждую молитву по тому, возбудила она в нем чувственность или нет. И пусть он никогда не задумывается, удачной или неудачной была молитва.
Надо внушать людям, что, чем больше слов, тем лучше молитва, путь они сотрясают воздух часами и думают, что молитва их дошла до ушей Врага. На самом деле она поднимется не выше крыши.
Мой дорогой Гнусик, бойся молитвы искренней, исходящей от души и разума, пусть даже своими словами, особенно молитвы жертвенной. Если человек молится за кого-то и при этом согласен жертвовать чем-то дорогим для себя (здоровьем, деньгами, разлукой с любимым человеком, наконец, своей судьбой), такие молитвы всегда достигают цели.
Напоследок самое главное. Разумеется, Враг не всегда будет бездействовать там, где молитва, есть опасность, что Он вмешается. Он до неприличия равнодушен к собственному достоинству и к достоинству нашей части духов бесплотных. Но этим животным, преклоняющим колени, Он дарует самопознание совершенно возмутительным образом. Однако и у нас есть одно преимущество, которое не дано людям: им не дано воспринимать Его прямо (чего мы, к сожалению, не можем избежать). Они никогда не испытывали той ужасающей ясности, того палящего блеска, из-за которого все наше существование непрерывная мука. Если ты заглянешь в душу своего пациента, когда он молится, то не найдешь там этой ясности. Там будут образы, ведущие свой род от изображений Врага в позорный период Его вочеловечения. Там будут смутные, а то и совсем непонятные образы, связанные с двумя другими лицами Врага.
Я знаю случаи, когда наши подшефные называл «богом» то, что помещалось в левом углу потолка, или в его собственной голове, или на распятии. Но какова бы ни была природа сложного представления о Враге, главное следи за тем, чтобы подопечный молился именно своему представлению, идолу, которого он сам себе сотворил, а не Тому, Кто сотворил его.
P. S. Неотложные дела вынуждают меня закончить столь длинное письмо. Помни: то, что я тебе написал, непонятно не только большинству людей, но и многим нашим бесам. Храни тебя твой рок. Пиши о своих успехах, но и неудачи не скрывай.
Твой любящий дядя, антистратиг III ранга
Баламут-старший
Пятое письмо племянника дяди
С пламенным приветом к тебе, мой дорогой дядюшка!
Ты обвиняешь меня в несовершенстве и дилетантизме. Возможно, что я еще не достиг таких высот искушения, как ты, дорогой мой дядюшка! Но согласись, что не я отпустил своего подшефного в стан Врага, а мой предшественник. Есть, конечно, проблемы, но, думаю, они временные. А у кого их нет. Я смотрю, у тебя тоже не особенно получается с этим пресвитером, мой дорогой дядюшка, хотя категории трудности у нас совершенно разные.
Теперь о деле. Недавно заслушал доклад моего второго подчиненного беса. Его почему-то зовут Саморезик. Он большой философ, болтун и не любитель писать отчеты. В деле его подопечного, по кличке Приживальщик, всего несколько слов: «Внешне религиозен, физически здоров, умственно недоразвит, любит женщин и вино, ловиться на приспособленчестве». Вообще этот Саморезик интересный дух. Он сетует, что клиент нынче пошел какой-то мелкий, вот раньше, мол, были личности. Можно подумать, что сам Все свое бытие он специализировался на босяках и лакеях. По его словам, в XIX веке у него было громкое дело с одним клиентом по кличке Смердящий. Про него один из тамошних писателей даже создал роман: не про Саморезика, а про его клиента! Это я так шучу, дядя. Хотя и персонажи из нашего пакибытия у этого писателя встречаются.
Он мне все уши прожужжал про это дело. Этот Смердящий темного происхождения был поваром у одного барина. В детстве ему нравилось живодерство. Его любимым занятием было вешать кошек и хоронить их с церемонией. А когда вошел в сознательный возраст, впал в задумчивость, стал созерцателем. Вот в его созерцательный ум Саморезик и вбил идею: «Бога нет, а значит, все дозволенно». И что же? Этот Смердящий убил своего барина, ограбил его, а потом взял и повесился перед образом Врага, показав Ему при этом фигу. Эта фига и все остальное прочее привело клиента Саморезика в третий пояс седьмого круга ада, где «гад с хвостом остроконечным и страшный образ гнусного обмана». Этим делом Саморезик гордится больше всего.
Теперь о моем личном подопечном. Я изучил родословную Пожарника. Его родители давно умерли. Они были, как в свое время говорили в этой стране, из рабоче-крестьянской интеллигенции. Была жена, но сплыла, остались дочь и сестра. Интересный факт: его дед по отцовской линии был из босяков, трудился разнорабочим, но нигде долго не задерживался. Был мастером на все руки, работал до самозабвения с утра до вечера, а потом с таким же самозабвением все пропивал. Пил запоями, отчего потерял семью и впал в тоску. После очередного запоя повесился. Такая же судьба постигла его дядю. Мой же подопечный сделал себе хорошую карьеру в МВД и теперь сидит на хорошей пенсии. Как я уже писал тебе, мой дорогой дядя, у него две страсти: сребролюбие и чревоугодие. Сейчас он подсел на накопительство. По отчетам моего предшественника, он любит посты, главным образом, за то, что можно хорошо сэкономить на еде.