Ладно, походил-подумал, снова к ней в комнату заваливаюсь. Говорю, хватит мымзить, плесень разводить, пошли лучше телевизор смотреть. Ты какие фильмы любишь?
Я специально таким тоном говорил, чтобы она ни о чем не догадалась. О моих, кхм, чувствах.
А если бы и да, так что? Я же не какой-то там рыловорот убогий, чтобы спокойно смотреть, как она страдает. Сидит вся белая, нос распух, глаза как ягоды поречки красные. Конечно, жалко.
Я ей опять, значит, говорю:
Ну и чего ты разошлась? Ужин, что ли, не понравился?
А она голову в плечи и дальше сидит. На кровать смотрит. Ну и я посмотрел просто ради жеста. Кровать как кровать. У меня такая же.
И только потом понял. По запаху.
Ну и подумаешь, обдулась. А воет как будто с похорон явилась. Тьфу!
Нет, я, признаться, растерялся слегка. Японский бог, думаю.
Стоял там, как дуболом, глазами шлепал. Но потом взял себя в руки и так бодренько ей:
Пошли, говорю, старушка, помоешься. А я на шухере постою.
А она еще больше в слезы. Только головой мотает.
Причем слезы такие без всякой жидкости. Я так и не понял, как она это делает. Вроде плачет, но не слезами. Просто воздухом заходится.
Не знаю, может, у нее переходный период какой. Когда внутри все меняется. Из одного русла в другое перетекает.
В общем, странная она, конечно, не дай бог.
Кое-как убедил ее в душевую сходить. Вещи собрал, что нашел. Там тех вещей, конечно Ну, платье какое-то. Древность висячая. Рейтузы еще. Носки.
Всё, кроме полотенца.
Тоже маразматики! Человека поселили, а полотенце не дали. Я понимаю, что не курорт пять звезд, но хоть какие-то мелочи можно заранее обдумать.
Ты, говорю, подожди, а я к Серафимовне за полотенцем сгоняю.
А она в меня как впилась рукой!
Там тех пальцев, конечно, всего ничего. Воробей в сторонке курит. Но меня от самого зрелища пробрало. Как она смотрела! Так загнанно.
Что ты, и правда?.. шепчу ей. Со всеми бывает.
А она так ну точь-в-точь по-детски глаза вытаращила:
Да-а?
«Не-ет», передразнил я про себя. И тут же устыдился. Вот что я и правда за дрянь? У человека такое положение сложилось, а мне бы всё зубы скалить.
Сейчас полотенце принесу, и пойдем. Хорошо?
Еле-еле руку у нее отнял. И как ломанулся из этой комнаты, будто мне в спину стреляют. Пока до Серафимовны добежал, и правда чуть не скопытился так поясницу прихватило.
И эта еще! Она же не может не высказаться! Увидела и давай орать. Мол, что ты несёссься, как бизон подстреленный. Как будто тебя в армию забирают.
Несёссься! Тьфу! Хоть бы дикцию поменяла. В приличном же месте работает. Не на ферме.
Я ей тоже кричу на ходу:
Давай полотенце сюда. Скорее!
А она мне:
Обойдешься! Я тебе вчера меняла.
Тут я уже прямо взревел:
Давай, сказал! Немедленно! А то к директору пойду.
А Серафимовна как загогочет! Конечно, смешно! Что ее директором пугать, когда эта буза и из него, если приспичит, фарш сделает.
Пришлось рассказать.
И что? Она на меня еще больше накинулась. Мол, это я виноват!
А я-то тут при чем? Нашла крайнего!
Спасибо хоть, полотенце дала Куда б она делась?!
Иду я, в общем, обратно, а моя бедовая под дверью вошкается. Пожитки к себе прижимает.
Говорю как могу по-дружески:
Пошли, покажу, где души.
Довел, значится, и стою. И она стоит. Смотрит как чумная. Я этого не понял, естественно. Взгляда такого! Ей еще что-то нужно? Так я же не телепат! Тебе надо скажи.
И сам говорю:
Хоть берет сними! Или ты в нем мыться будешь?
А она как глазами сверкнет. Ух! Там еще и характер, оказывается, остался. С виду воробей, а в душе орел, так, что ли?
Потом еще дверью ка-а-ак даст! Чуть нос мне не оттяпала, фурия!
Или это у нее вместо спасибо так?
ТАИСИЯ ПАВЛОВНА
Я не буду об этом говорить. И даже думать не буду.
Но как не вспоминать никак не придумаю. Простыня-то мокрая. Я и влево от нее, и вправо, а все равно его лицо вижу. Когда он понял, что я надудонила!
Странно так. Я сразу бабушку услышала. Как она говорит: друг познается в беде.
Конечно, он мне не друг никакой. Противный так да. Рожи свои дурацкие корчит.
А простыню я завтра выброшу. Скажу, что он забрал. Пусть его ругают.
ПЕТРОВИЧ
Ну и денек. А ночка еще хлеще. Голик, зараза, весь блок отравил. Хоть противогаз надевай, ну честное слово!
Так я еще и про некоторых все время думал. Какое у нее было лицо Без всякой защиты!
Вот эта мысль мне до сих пор покоя не дает. Что лицо оно и как маска бывает. С виду старуха старухой, а под кожей, оказывается, дитя сидит. И плачет.
А если еще как эта без слез, тогда вообще удавиться можно. Я хоть и топтаный башмак, но от такого вида даже у меня в носу защипало.
Надо завтра простыню забрать. Чтобы ей ничего такого не напоминала. Отдам прачи́хе пусть обработает. Она у нас женщина подготовленная, и не такое стирала. В младшей вон тоже через одного писаются.
ТАИСИЯ ПАВЛОВНА
Я еще не сплю. А уже скоро вставать пора небо за окном почти белое. Хорошо, простынь подсохла, не так противно лежать. Можно подумать о чем-нибудь приятном.
Я лежу и думаю о доче. Как она там? Когда мы снова увидимся?
Завтра спрошу у него. Вдруг он знает?
Но тогда придется простынь оставить. Чтобы его не злить.
Или сделаю так: сначала спрошу, потом выброшу.
ПЕТРОВИЧ
Бедлам! Мымра эта простыню куда-то дела и утверждает, что я сам взял. А как я мог взять, если я за ней только шел как раз? А?
Я сначала даже не поверил. Там же глаза грусть-печаль! Как у последней крокодилихи в природе. Я посмотрел и думаю: не-е-ет. Разве она станет врать? Уже мимолетом засомневался, не съехал ли я, случаем, с автострады.
Ну! Тут, знаете ли, у любого может крыша поехать.
Потом еще раз мысленно взвесил все, успокоился. Я точно знаю, что не брал! Значит, она врунья захудалая.
Ты куда, говорю, простыню дела?
Спокойно так, но с угрозой. Я ей, конечно, ничего не сделаю, зато вот прачиха Егорна которая точно всю душу вынет. Не ей, так мне. Мы же теперь в одной связке и я вроде как главный, разу этой мозги набекрень.
И что? Ничего! Сидит как ни в чем не бывало. Голову свою дырявую через берет шкрябает.
Я постоял-постоял и пошел, плюнув три раза. Нашли лысого! Что я, в клоуны нанимался всяких душевнобольных развлекать?
Пусть сидит и чешется в гордом одиночестве. Если ей так надо!
ТАИСИЯ ПАВЛОВНА
Я на обед не пойду. Здесь останусь.
Вот умру от голода, будет тогда знать!
ПЕТРОВИЧ
Голик сказал, что я не прав. Мол, зря я так на нее накинулся.
Ну, положим, ничего такого я не сказал! Но если задуматься Человек когда психованный, ему и правда много не надо. Достаточно зыркнуть один раз.
Эх, Петрович, Петрович, подначивал меня Голик, пока мы тянулись в столовую. Ничего-то ты в женщинах не понимаешь!
Ты уже много понимаешь! отбрил я. Великий дон Жуан!
Он сразу насупился:
Да уж побольше твоего Джуана.
Ой, не лезь! я со злостью пихнул дверь плечом. И без тебя на душе погано.
Мы вошли в столовую.
От тебе на! глубокомысленно изрек Голенький. От же
Так у меня сразу глаза кровью налились. И что это значит?
Я-то тут при чем? окрысился Голик, Что ты меня спрашиваешь?
А кого мне еще спрашивать? Себя, что ли?
В общем, мы там чуть не подрались.
А ну стихли оба! накинулась на нас Серафимовна. Она же по-другому не умеет!
Садись уже! шипит мне в плечо Голик. Пока не получил по башке поварешкой.
А ты что? Стоять будешь? я тоже зашипел куда-то в сторону.
Но Голик решил не продолжать и двинул к соседнему столу. У них теперь с подселенцем свой собственный, получается. А у меня свой.
Бредятина какая-то! Сидели себе люди, никого не трогали, и тут нате вам отдельные столы! Не удивлюсь, если и эту ахинею недавний лысый придумал. На пару с нашим директором. Там же тоже удивительной разновидности идиот.
Я-то, конечно, сел. И сижу, как индюк на завалинке, головой кручу. Смотрю, как другие рассаживаются. Даже Голик и тот со своей парой. Ха-ха.
А я один. Как недоразвитый.
И всё из-за этой!
Сам про себя я давно понял: если человеку не везет, так сразу во всем. Но как с этим бороться до сих пор гадаю.