Обращаясь к Семену, Милка спросила:
Ты так и не обнаружил себя?
Нет.
Почему?
Семен пожал плечами. Ответ был очевиден.
Вы сами в пятнадцать-семнадцать лет на многое ли были способны? Миллион желаний и миллиард комплексов.
Что теперь думаешь делать? спросил Паша.
Я слышал, она все еще работает в нашей школе. Сколько ей сейчас чуть-чуть за пятьдесят, молодая еще, на пенсию рано.
И?
Семен оглядел друзей с хитрым прищуром.
Хочу пойти и объясниться. Знаете, мне приятно думать, что я, наверно, действительно чем-то ей помог, но те дурацкие письма были важны и для меня. Я увидел в ней настоящую красивую и умную женщину, сумел что-то разглядеть, а мне было-то пятнадцать лет всего, голимый пубертат В общем, вы поняли.
Семен поискал глазами официанта.
Чур, мы с тобой! заявила Милка. Сто лет не заходила в школу.
Это даже не обсуждается, согласился Сеня, родео так родео.
Ох, думы мои тяжкие, простонал Вася. Пашка отвесил ему легкий дружеский подзатыльник.
Итак, очередная первая суббота октября. Было пасмурно, недавно прошел дождь. Не очень приветливая погода для романтических встреч спустя годы разлуки.
Школа располагалась в двух шагах от дома родителей Семена. Воспользовавшись случаем, Сеня заглянул к ним, выпил чаю с тортом. Для своего возраста а им было уже за семьдесят старики держались неплохо, хотя Семен заметил в нише буфета в гостиной два больших контейнера с лекарствами. Мать отшутилась, а отец прикрылся газетой. Сеня понял, что подробных рассказов о болячках не дождется, Гармаши никогда не кичились толщиной медицинских карт, как многие пенсионеры. На прощание мама всучила Семену пакет с пирожками с капустой, которые как раз утром напекла. «Ты бы предупредил заранее, что ли, посетовала она, я бы побольше приготовила».
С этими пирожками и большим букетом кроваво-алых роз Семен и появился на крыльце школы, где его ожидали друзья.
А мы уже начали думать, что ты соскочил, сказал Пашка, взглянув на часы.
Ты что, я целый год этого ждал. Просто к своим заглянул, извините.
Ребята выглядели непривычно торжественно. Милка нарядилась в синее обтягивающее платье, поверх которого накинула плащ, Василий облачился в серый деловой костюм, только без галстука. Сеня охнул таким он видел друга редко, лишь в видеороликах с банкетов, куда Васю иногда приглашали. Пашка же остался верен себе, на нем были белая толстовка, джинсы и кожаная косуха.
Ты звонил насчет Иринушки? спросила Милка. Она точно на месте?
Ну, как бы должна быть
Сеня смутился. Он не звонил и не интересовался. Отчасти причиной тому была его давняя привычка не задавать лишних вопросов он даже дорогу не спрашивал у прохожих, если случалось заблудиться, всегда предпочитал искать ее самостоятельно, но на самом деле он просто оставил для себя лазейку: если зайти с улицы без звонка, есть шанс никого не застать. Вряд ли ребята будут настаивать на второй попытке, он с чистой совестью скажет, что сделал все от него зависящее. Просто «лошадь» оказалась более норовистой, чем он ожидал.
Ладно, разберемся, сказал Паша. Айда на штурм.
Они вошли в здание. Это был трехэтажный кирпичный особняк шестидесятых годов в форме буквы «П», недавно претерпевший капитальный ремонт. Снаружи школа выглядела бледновато, а внутри все было шик-блеск: отличный паркет, отделка, жалюзи на окнах, кое-где натяжные потолки. Паша присвистнул.
Кто у них сейчас директор? поинтересовался он. Кто-нибудь из бывших преподов?
В любом случае пробивной малый, сказал Вася. Или малая.
В здании было тихо. Шли уроки. На подходе к лестнице ребят остановил охранник седовласый пухлый мужичок в коричневой форменной одежде. «В школах вообще другие бывают? задумался Сеня. Помоложе, например, и покрепче». Впрочем, мысль эта посетила его мимоходом. На самом деле ему было не до охраны, он волновался в ожидании возможной встречи. Интересно, какая она сейчас, его Иринушка?
Куды? спросил мужичок.
Туды! в тон ему ответил Паша, указывая большим пальцем наверх. Мы учились здесь, идем в кабинет географии, у нас важная встреча. Видите, даже цветы несем.
С кем встреча?
Как думаете, спросила Милка, обворожительно улыбаясь, с кем можно встречаться в кабинете географии?
Мужичок почесал щеку.
Я полагаю, с учителем географии.
Точно!
Васька тем временем отвлекся. Его взгляд блуждал по стене коридора, на которой в два ряда висели портреты отличников. Когда-то и он мечтал здесь висеть, но не сложилось. Троечник он и есть троечник, и это даже не школьный титул, это карма. Он и по сей день жил как троечник ни вверх, ни вниз
Так что, мы пройдем? поторопил охранника Пашка.
Да мне не жалко, ответил тот, но там нет никого.
Разве? Пашка подошел к той же стене, где висели портреты, ткнул пальцем в большой щит с расписанием уроков. Вот же, суббота, четырнадцать ноль-ноль.
Мужик махнул рукой.
Устарело, скоро перепишут. Вам кого конкретно надо-то? Может, я подскажу.
Тут подал голос Семен, держащий в руках нелепый розовый букет и еще более нелепый пакет с пирожками, который источал невероятно вкусные запахи.
Нам бы Афанасьеву Ирину Григорьевну. Она еще работает здесь? Вы вообще ее знаете? Может, у нее сейчас другая фамилия
Мужичок отреагировал странно: он снова почесал щеку, зачем-то посмотрел на расписание, вздохнул.
Знать-то знаю точнее, знал.
В смысле? не поняли ребята.
Охранник вернулся к своему столу, на котором стояли кружка с парящим кофе и приготовленная к заварке китайская лапша. Кажется, мужичок потерял к посетителям интерес.
Что не так? взволнованно спросил Сеня.
Умерла она, ребятки. От короны, язвити ей в душу. Месяц назад, в конце августа, кажется. Прощались тут во дворе, вся школа провожала. Хорошая была женщина
Семен безвольно опустил руки. Розы уткнулись в пол, печальные и уже никому не нужные.
Первой к нему подошла Милка. Положила руку на плечо, потом склонила и голову.
Сенечка, мне очень жаль.
Паша подошел с другой стороны, забрал у Семена пакет с пирожками, похлопал по спине, но ничего не сказал.
Вася же просто раскрыл рот.
Охранник смотрел на них с неподдельным сочувствием.
Любили ее, ребят?
Один из нас точно, ответил Паша. Где ее похоронили, не знаете?
Знаю, я был на кладбище. На Преображенском она, по шоссе на Кременкуль. Сейчас нарисую.
Мужичок открыл ящик стола, вынул лист бумаги и ручку. К нему подошел Вася. Охранник принялся рисовать и объяснять.
Семен стоял с поникшим букетом роз, глядя на лестницу. Лицо не выражало ничего, было абсолютно каменным и белым, как простыня. Его «лошадь» оказалась не просто слишком норовистой, она с насмешливым ржанием ускакала далеко в чистое поле, размахивая хвостом.
Ладно, пойдем, тихо сказал ему Паша, когда листок с нарисованной схемой был у Васьки на руках. Пойдем на воздух, старик.
Сеня позволил себя увести, но двигался как зомби.
Они долго стояли на крыльце. Прозвенел звонок с урока, из школы высыпала детвора. Семен молча смотрел куда-то вдаль. Никто его не тревожил, хотя каждому хотелось что-то сделать, как-то проявить участие.
Выпить бы сейчас, наконец произнес Сеня. Только не в кабаке. У меня тут пирожки вот с капустой мама испекла
Милка крепко обняла его и долго не отпускала. Паша нервно закурил. Васька отвернулся и зашмыгал носом.
На могилку к ней, наверно, съездим в понедельник, предложила Милка. А сейчас поехали ко мне. Я, правда, работаю завтра с девяти, но ключи вам оставлю, если что.
Друзья побрели к Пашкиному «шеви», припаркованному за воротами.
Мимоходом о кризисе идей
Современные литераторы (и киношники) давно уже не заморачиваются поиском оригинальных сюжетов. Я-то точно не заморачиваюсь, потому что таковых просто не осталось. Современные литература и кино уже не ищут ответов на вопрос «ЧТО?» Во главу углу ставится вопрос «КАК?»