Мёртвые возвращаются - Лавринайтис Екатерина А. страница 3.

Меня вдохновляют такие мысли, вдохновляют фантазии о лучшей версии меня. О том человеке, который не теряется в толпе, а выделяется из неё.

Я иду по Лодочной улице в своей реальной жизни и вижу, как две маленькие девочки играют во что-то вроде пятнашек. Заметив меня, они замирают, отходят к краю дороги и таращатся во все глаза. Я прохожу мимо, глядя себе под ноги, и краснею от их внимания.

«Ты полный ноль,  слышу я голос в своей голове.  Ты не тот высокий темноволосый самоуверенный киногерой. Ты ноль, который никому не интересен. А если ты становишься кому-то интересен, то наверняка по не слишком приятному поводу».

Мне кажется, что девчонки смеются надо мной и моей бейсболкой, что они корчатся от смеха и ржут так сильно, что чуть не описываются. Я снимаю бейсболку и остаток пути несу её в руке.

Магазин находится в конце улицы на другой её стороне. Я читаю вывеску на стене.

Я открываю дверь и вхожу, над головой звякает колокольчик, а из глубины помещения доносится мужской голос:

 Привет.

Я не отвечаю и направляюсь к холодильникам, достаю пакет молока и пару йогуртов один для себя, другой для Гарда. Меньше всего мне хочется расстраивать маму отсутствием внимания к младшему брату. Потом подхожу к полкам с хлебом.

 Возьми этот.  Глухой голос раздаётся так неожиданно, что я вздрагиваю. Я поворачиваюсь и вижу пожилого мужчину, который протягивает мне зерновой хлеб.  Я пеку его сам,  объясняет он.  Во всём Ботсвике лучше не сыщешь!

Мужчина старый, но у него широкие плечи, здоровенные руки, а густые седые волосы торчат во все стороны может даже показаться, что у него на голове шапка.

 Совсем свежий,  добавляет он с улыбкой, после чего вроде бы теряет ко мне интерес. Он разочарованно кладёт буханку обратно на полку и собирается повернуться ко мне спиной.

 Я в-возьму его.

Старик замирает на полдороге.

 Очень хорошо,  говорит он и с любопытством поглядывает на меня, пробивая товары на кассе.  Турист? Я тебя раньше не видел.

 Нет. Мы вчера переехали сюда.

 Переехали?  старик вскидывает брови.  Вы переехали в Ботсвик?

 Да, мы вчера в-въехали в наш дом.

 Понятно,  говорит он, продолжая изучать меня.  Видишь ли, люди переезжают сюда не часто. Мы не очень привыкли принимать новых соседей.

 Да?

 Да,  кивает он.  После закрытия фабрики в этом городе больше пустых домов, чем живых людей, а это говорит само за себя. Но добро пожаловать в Ботсвик, где лето это лучший день в году,  он посмеивается над своей шуткой.  А в каком доме вы живёте?

 Здесь рядом,  отвечаю я.  Папа отсюда родом. Он вырос в Б-Б-Ботсвике.

 Да что ты говоришь!

Что-то есть в этом старике. Большие ручищи, добрые мягкие глаза Мы стоим и болтаем, и внезапно я понимаю, что рассказываю ему о папе, которого зовут Гуннар, о том, что он будет учителем в школе, и о маме, которую зовут Маргарет, и о том, что она пишет картины и выставляет их в Осло, Тронхейме и Бергене. Слова потоком льются из меня, из какого-то места в моей голове.

Старик молчит. Он кивает и улыбается уголками губ. Судя по всему, ему нравится разговаривать со мной. И мне это не кажется.

 Значит, Гуннар наконец вернулся?  спрашивает он.  Ты похож на него, тебе говорили об этом? У тебя его глаза.

 Вы знаете моего папу?!

 Ооо, я прекрасно его знаю, хотя не видел много лет. Я его дядя.

Я озадаченно смотрю на старика. Мой рот открывается, но из него не вылетает ни звука.

 Я брат твоей бабушки. Ну, один из братьев: в нашей семье, знаешь ли, было десять детей.

 Но т-тогда вы мой

 двоюродный дедушка,  заканчивает он.  Точно. Неужели мир такой маленький?  Он улыбается, а я вспоминаю табличку у двери.

 Это в-вы Леннарт?

 Нет. Леннартом звали моего отца  Он замолкает и задумывается.  Твоего прадедушку, вот кем он тебе приходится. Он держал этот магазин сорок два года, а я стал им заниматься, когда отец отправился в лучший мир. Меня зовут Улаф.  Улаф протягивает мне руку через прилавок.

Моя ладонь тонет в ней:

 Хенрик.

 Очень приятно, Хенрик! А вот теперь я сгораю от любопытства: какой же дом выбрал Гуннар для своего великого возвращения?

 Дом на вершине холма, вон там,  я указываю рукой, как будто у Улафа лазеры вместо глаз и он может видеть сквозь стену.

Улаф замолкает и поворачивается к окну. Он долго смотрит на улицу, а потом спрашивает меня:

 Который?

 Белый. На самой вершине. Лодочная улица, тридцать семь.

Улаф кладёт пакет молока в мешок в полном молчании. Его рука едва заметно дрожит.

 Вы знаете, где это?

Он протягивает мне мешок через прилавок.

 Да, да,  медленно отвечает он.  Я знаю каждый дом на этом острове. Я прожил здесь всю свою жизнь.  Радостное выражение уходит с его лица, он больше не смотрит мне в глаза.  Дом, который вы купили, старый.

 Насколько с-старый?

 Как сказать,  пожимает он плечами.  Старше меня, а мне семьдесят два. Конечно, с ним многое произошло с тех пор, как я был маленьким его ремонтировали и всё такое,  но дом всё тот же.  Голос его грубеет.  Дом выглядит точно так же, как и всегда.

 А кто там ж-жил до нас?

 Разве ты не знаешь?  тихо спрашивает Улаф, и глаза его распахиваются. Потом он машет рукой:  Эх, да много кто.  Голос его вновь смягчается, а я хмурюсь. Он чего-то не договаривает?  Люди въезжают в этот дом и выезжают, вот в чём дело,  говорит он.  Неожиданно появляется грузовая машина, и жильцы начинают бегать туда-сюда с чемоданами в руках. Так происходит со всеми домами в Ботсвике. Когда становишься старым, как я, весь этот город превращается в жалкие воспоминания. Он уже просто место с пустыми домами, через которое надо проехать, чтобы попасть куда-нибудь ещё.

Глава 4

Дверь захлопывается у меня за спиной. Я присаживаюсь на скамейку у магазина, достаю из кармана мобильник и втыкаю в уши наушники.

Я пересчитываю недели по пальцам. До начала учебного года их осталось шесть. Чем же я буду здесь заниматься? Спотифай начинает проигрывать музыку, а я сижу и смотрю на ворону, которая приземлилась у края канавы рядом с каким-то пакетом. Она прыгает вокруг него, внимательно оглядывается по сторонам, нет ли опасности, после чего начинает драконить пакет. Я несколько минут слежу за вороной, из наушников грохочет музыка. Я наблюдаю за сражением птицы с пакетом.

Улаф, его ведь так зовут?

Во время нашего разговора его лицо менялось. Голос стал тише и глуше, а рука затряслась, будто он чего-то испугался. Что же произошло?

Кто-то трогает меня за плечо. Неожиданно прямо передо мной оказывается пара горящих зелёных глаз. Рядом на скамейке сидит девчонка. Она смеётся наверняка заметила, как я вздрогнул. Что творится с людьми в этом городе? Они подкрадываются к тебе как хищники.

Рот девчонки открывается и закрывается, а музыкальное сопровождение делает всю картину похожей на сцену из немого фильма. Я выдёргиваю наушники из ушей.

 Они умные, правда же?  говорит она.

В тот же миг я чувствую себя полным идиотом. Я не могу выдавить из себя ни слова. Как давно она сидит на скамейке? Она обращается ко мне? Я оборачиваюсь, но поблизости больше никого нет.

 Ну, вороны,  объясняет она и кивает на противоположную сторону дороги.  Вороны одни из умнейших птиц во всём мире. Можешь поверить?

 Вообще-то не м-м-могу,  выдавливаю я, ненавидя дрожь в своём голосе. Но заикание я ненавижу ещё больше.

 Я кое-что читала в интернете про одну шведскую пару,  говорит она и снова переводит взгляд на ворону.

Это даёт мне возможность получше разглядеть её. У девчонки рыжие волосы, а глаза подведены чёрным карандашом. Веснушки. Вообще-то она довольно симпатичная, думаю я, а она снова поворачивается ко мне, чтобы проверить, успеваю ли я за её мыслью.

 Множество ворон позвонили в дверь к одной шведской семейной паре.

 П-позвонили в д-дверь?

Она оживлённо кивает: