Моя? Месье Лоран отшатнулся от тела. Ты же знаешь, как я боюсь крови!
А чего ты не боишься, Фабьен?
Господи, Ирен! Это труп твоей дочери! Он еле сдержал рвотные позывы.
Тебя каждый раз будет тошнить? Мне ещё и за тобой чистить? Она убрала с лица дочери окровавленные кудри.
Я говорил тебе, что надо ей сказать! Лучше сказать, Ирен! Я этого больше не вынесу, взвыл Фабьен, я скорее сам застрелюсь.
От тебя дождёшься, как же
Знаешь, он перешёл на шёпот, я опять видел его. Он сидел на лестнице и играл, а потом позвал меня за собой, и я сказал, что не могу
Это я уже не могу! Ирен расстёгивала платье на дочери. Помоги мне переодеть её и перенести в ванную.
Платье сняли, Ребекка осталась лишь в нижней сорочке. Ирен осмотрела её.
Бельё в порядке, нужно только простирнуть платье и помыть ей волосы.
Сколько это ещё будет продолжаться, трясся Фабьен, она же должна понимать
Она ничего никогда не поймёт. Норах сказал, это последнее, чего она хотела.
Но почему мы не знали?..
Это я должна была всё знать? Ты хочешь сказать, это я виновата?
Не начинай, прошу тебя! Он схватился за голову. Если тебе будет легче, это я во всём виноват.
Мне не легче.
Послушай, Ирен, надо объяснить ей, надо попытаться
Чтобы она совсем с ума сошла?
А так по-твоему лучше? Он вылупился на неё.
Так она хотя бы ничего не помнит. Мы ничего не сможем сделать.
Мы можем убрать револьвер! Фабьен поднял оружие дрожащими пальцами.
Мы, по-моему, с тобой уже решили, что лучше так, чем по-другому. Ирен включила воду, постепенно наполнявшую ванну, окрашиваясь в красный цвет. Или ты забыл, что было месяц назад?
Фабьен не забыл. Он очень чётко помнил, как под окнами их спальни собралась толпа зевак. Ребекка тогда выбросилась из окна. Слава Господу, что они с Ирен успели затащить её тело к себе до приезда жандармов. А когда те всё же вломились к ним, сказали, что девушку уже забрали медики. Наутро полиция обзвонила все госпитали и морги, но Ребекки, естественно, не было ни в одном. Вернувшись к ним, они с удивлением увидели живую Ребекку, пусть и немного уставшую. После таких ночей она всегда просыпалась без сил. Директор отеля уверял полицию, что всё в безусловном порядке, что никакого самоубийства в его отеле не было и быть не могло. Это абсурд, полнейший абсурд, говорил директор, а девушка была просто пьяна и валялась под окнами; её родители, мол, были тоже не в себе, потому и мололи всякую чушь
Они помыли Ребекке волосы и уложили на чистую постель. Ирен забрала с собой грязное платье и вышла из комнаты.
Пока её не было, Фабьен и не взглянул на Ребекку, он не мог на это смотреть. К смерти невозможно привыкнуть, думал он, даже если видишь её тысячу раз. Вдруг за дверью кто-то пробежал; шаги быстрые, мелкие. Фабьен обернулся только сандалик сверкнул в дверях. Месье Лоран вздрогнул, припал к окну и закрыл глаза рукой.
Ты опять плачешь, Фабьен? В комнату вернулась мадам Лоран с новым платьем и принялась расстёгивать на нём пуговицы.
Я опять видел его, Ирен, сказал осипшим голосом Фабьен. Он преследует меня.
Даже не говори мне об этом, не начинай. Мне хватает её, она кивнула на дочь, ещё и тебя я не вынесу.
Фабьен попятился к двери от запаха крови его постоянно мутило.
Вот и всё, она положила новое платье рядом с Ребеккой, словно и не было ничего. Погладила волосы дочери.
Мы так и будем жить, Ирен, делая вид, что ничего не случилось? обернулся на неё Фабьен.
А ты ещё не привык? И она выдала какую-то горькую, несвойственную ей улыбку.
6 глава
Я бродил по Сен-Мало до полуночи, ища тот проклятый дом. Все они были как один, и никакой не запомнить: серые и тёмно-серые, с каменной кладкой и белыми окнами, с высокими арками и маленькими балконами, с покатыми крышами и флюгерами на них. Лавки посудные, кондитерские, сувенирные Узкие улочки, старые лестницы, невысокие домики в три-четыре этажа Каким же был тот дом? Я ничего не помнил, ничего, кроме белых перчаток и такого же белого лица. Чего он хотел от меня? Почему от меня? Почему моя Маргарет?
Почему бы и нет, сказал тот же голос.
Он стоял напротив, всё такой же, каким я его и запомнил.
Хорошо, что вы пришли, он протянул мне руку.
Я не ответил.
Ваше право, он улыбнулся.
Где Маргарет? спросил я.
Не с вами?
Нет.
Вы уверены?
Вы же знаете, что уверен!
С чего мне знать?
Удивительно, но лицо это было настолько степенным, что не выдавало никаких эмоций; даже вопросы его звучали не вопросами, а утверждениями. Он только и делал, что соглашался со мной, отчего ещё больше злил.
Пока я не встретил вас, она была рядом. Я подошёл к нему.
Может, она и сейчас рядом, просто вы не видите её? Человек снова улыбнулся.
Он что-то знал, точно знал и издевался надо мной. Чёртов псих Я не мог понять его взгляд; он вроде как изучал меня, оценивал, примерял на меня что-то
Что вы сделали с Маргарет? Зачем она вам?
Мне незачем, сказал он совершенно спокойно. Люди теряются, друг мой.
Я вам не друг, я разжал дрожащие кулаки, чтобы ненароком не врезать ему.
Это не вам решать.
Уголки его рта слегка приподнялись; он надвинул широкую шляпу на свой ровный и длинный нос и указал мне вперёд, будто там видно было, куда идти. Ни одного фонаря не горело на этой проклятой улице.
Сегодня на острове перебои с электричеством, сказал он, глупые чайки поджарились на проводах. Вы когда-нибудь видели, как падают сгоревшие птицы?
Нет, не видел.
Они какое-то время ещё сидят на проводах, а через миг, как куски угля, падают на землю, поднимая своей чёрной тушкой такой же чёрный клуб пепла. Вы не были в лесу после пожара?
Не был.
Ваше счастье. Пройдёмте.
Мы пошли, только вот я не видел куда. Я ступал осторожно, боясь наткнуться на спящих бродяг или мерзких крыс, на что-либо спящее, я не любил темноты. Было слышно, как кто-то шерудится по углам подворотен и пищит; я боялся этих тварей до жути.
Не бойтесь, почти пришли, сказал незнакомец.
Через пару метров мы уткнулись в массивную дверь. Он потянул её на себя. Та заскрипела, но поддалась, не сразу, нехотя, с тугим стоном проржавевших петель; дверь отделяла себя от каменной кладки проёма.
Темнота, такая же, как и снаружи.
Этот незнакомец Как же его звали Норах. Он взял что-то со стены и чиркнул спичкой; свеча затлела, испуская чёрный взвивающийся дым. Норах нёс чугунный подсвечник, освещая мне путь.
Вниз вела длинная лестница, крутая и мелкая, как раз чтобы удобнее было упасть. Я ступал боком, только так мои ноги не соскальзывали со ступеней. Одну за другой, одну за другой я перешагивал их, пока не спустился в подвал.
Это был бар или что-то вроде того. Обычная пивнушка с толпой людей. Все они разом посмотрели на меня. Тот, кто пил, оставил бокал, кто докуривал, обжёгся подступившим к пальцам тлеющим пеплом. Замешательство их длилось недолго, пока Норах не посмотрел на них. Тогда они продолжили пить, ударяя кружки о кружки, роняя пену на деревянный стол; сигары дымились и тлели, гогот и смех отлетали от стен. Я искал глазами Маргарет, всматриваясь в женщин.
Её здесь нет, сказал Норах, пойдёмте присядем.
Откуда вам знать? Я не унимал нарастающей злобы. Вы же не знаете, где она!
Норах выбрал ближайший столик.
Если б я не знал, равнодушно сказал он, то не предложил бы вам вернуть её, не так ли?
Он придвинул под собой стул, я сел рядом.
Что вы сделали с ней?
Норах будто не услышал вопрос. Единственное, чего мне хотелось, это вцепиться в его глотку; единственное, что удерживало меня, мысли о ней.
Я предлагаю вам сделку, не замечая моего гнева, сказал он.
Идите вы знаете куда!
Мы пойдём, но не сразу. Норах улыбнулся. Не злитесь, прошу вас. Злость мешает нам думать.
Вы похитили её? Я встал из-за стола, с грохотом отодвинув стул.
В баре все замолчали и опять посмотрели на меня.
Вы любите пиво? как ни в чём не бывало спросил Норах.