Быстро и толково завершив осмотр и описание, врач дал команду забирать. Не без почтения, даже торжественно, уложив тело на носилки и прикрыв простыней, медики отправились обратно к шоссе, покорять снежную вершину.
Ну а мы в дом, распорядился следователь Степа.
Если позволите, я с вами, подал голос Лев Иванович, там документы супруги.
Вы имеете в виду ее документы?
Не ее, но для нее.
Это понятно. Но как же я вам их отдам-то, с места начал было Степа, но тут снова вклинился сержант Зубков. Молодой человек отличался не только острым слухом и беспардонностью, но и любовью к искусству и потому совершенно определенно разглядел, кто там куксится в полковничьей машине.
А я могу отксерить в отделении и копию выдадим.
В целом не возражаю, подумав, разрешил следак, но все-таки, для общего развития: что за документы?
Ничего сверхсекретного, сценарий новой постановки, небрежно пояснил Гуров, прикидывая, на какую пачку бумаги сейчас выставит отделение.
Тогда, конечно, не возражаю, легкомысленно позволил полицейский, пока осмотр проведем, Зубков как раз управится и мухой обратно.
На машине? въедливо осведомился сержант. Мухой ногами не поспею.
На машине быстрее поспеешь? Ладно, бери.
Обеспечив дежурных понятых на эту сторону поселка ни одна дверь, ни одна калитка более не выходили, отыскать соседей не представлялось возможным, группа начала осмотр дома.
Гуров скромно держался в сторонке, тайно радуясь тому, что не принимает в этом участия.
«Давайте, давайте, благословясь. Самая нужная и одновременно самая похабная часть влезши с ногами в чужой дом, в чужую жизнь, пусть и прервавшуюся уже, рассматривать, хватать, вынюхивать, пальцами в самую блевоту залезать. Выйти, покурить, а то и вытошнить все вот это, мучительно, с кишками, а потом обратно копошиться. Хорошо археологам, у них-то все уже окаменело, аккуратненькое, а тут по живому, точнее, тому, кто совсем недавно был таковым Так, отставить. Что за упадничество, неужели заразила меня Мария? Не иначе».
Скрупулезно описывали-переписывали то, что Гуров уже видел, облекая в удобоваримую форму и наукообразные термины следы условно-совместной попойки и безусловно коллективного творчества, шприц, использованный, что наиболее вероятно, не для введения витаминок.
Никакого эдакого сыщицкого азарта он не испытывал. В принципе не переваривал эти сопливые метания «по горячим следам». Горячку вообще не надо пороть. Никогда. Особенно в первые двадцать четыре часа после того, как случилось несчастье, можно таких выводов наделать не разгребешься.
Люди существа, склонные к тому, чтобы реальность под себя подбивать, а если что не вписывается в привычную картину изгонять с позором. Проверено: даже если сам по себе тот же пострадавший был лично незнаком и неприятен, нет-нет да будешь испытывать и гнев, и азарт, если помоложе то стремление найти и покарать паскудника (а то и отличиться).
А тут сила всех вышеперечисленных эмоций, накал их куда больше. Погиб человек, напротив, лично симпатичный, скончался некрасивой, злой смертью и вроде бы по своей вине, но ощущается желание отыскать того, кто виноват. Причем это не могут быть, скажем, среда, собственные дурные привычки, распущенность это именно нехорошая личность.
Хотя, казалось бы, с чего вы взяли, что он вообще существует, этот виноватый?
К тому же есть в этих метаниях «по горячим следам» немалая опасность. В первые двадцать четыре часа в глаза бросается очевидное. Велик соблазн предположить, что убийца вот он, стоит за углом и зловеще хихикает, выдавая себя за свидетеля. Обнаружили его, уличили полный виват и ура. Не бывает такого, если только убивец не дурак набитый и не псих. Это идеальная ситуация, для боевиков.
Сейчас станет ясно, что ловить и уличать некого, появится подозрение, а потом и стойкое ощущение, что и криминала никакого нет. Придет осознание и смирение перед бесспорным фактом: и хорошие люди напиваются и замерзают в сугробах.
Подъем и буря эмоций сменятся нормальным, спокойным течением, рутинной работой, к тому же в районе множество всего происходит, придется хочется того или нет соскочить с громкого дела на повседневные
«Давайте, давайте, трудитесь. Как все-таки хорошо, что я стою тут такой незаинтересованный, спокойный, томный и рассудительный, и нет мне ни малейшего дела ни до чего»
Враки. Полностью абстрагироваться от происходящего хронический профессионализм не позволял. И вот уже помимо воли сами лезут в глаза какие-то новые, не замеченные ранее (за ненадобностью) детали и детальки: теплые вещи пальто, шарф, оставшиеся на вешалке, просторные валенки с калошами, которые наверняка было принято надевать для быстрых перебежек до ворот, а то и просто снег почистить. Почему нельзя было надеть все это а потом уже выскакивать на мороз?
Тут же, под зеркалом, притулились выходные высокие, до блеска начищенные «гриндера» с удивительными шнурками. Точнее, шнурки были самые обычные, просто зачем-то связанные в узел и бережно убранные внутрь.
Шнурочки, аккуратно завязанные, шлепки, по линеечке выстроенные у забора, куртка, сложенная на снегу «Что за темное это существо? Замерзая и умирая, привычно укладывает вещички. И вообще, охота была время тратить каждый раз на развязывание. Странноватые привычки для панка».
Уникальные были «гриндера», лет двадцати, а то и более, старые, исцарапанные, сбитые, поношенные, но не сломленные. Из тех, что зовутся вечными и передаются из поколения в поколение с легендами о том, как ими давили бутыли в Петровском парке или на концерте в Горбушке.
Небось и подкладка не стерлась. Заглянув внутрь, сыщик заметил, что внутри одного из ботинок что-то блестит. Из любопытства подсветил фонариком внутри оказалась небольшая стеклянная баночка, похожая на те, с резиновыми крышечками, в которых содержатся всякие растворы для инъекций.
В прихожую вышел следователь Степа, держа папку «Мои документы».
Нашли что-то увлекательное?
Да вот, флакончик.
Убийца санитарка, перед преступлением ела яичницу и была одета в красный пуховик. Все, можно расходиться, дело раскрыто, пробурчал Степан, но эксперта, конечно же, позвал.
Вот это, надо понимать, для вашей супруги, он протянул папку, вынув оттуда два листочка и оставив прочие, неподписанный договор.
Что-то не щедро, пошутил Гуров.
Да мне не жалко, но остальные не ее, это точно. Она же не Яковлев и не Лопарев, нет?
Полковник утешил:
Нет, конечно.
И не ударник с гитаристом. Стало быть, не ваши договоры.
Великая вещь дедукция.
А вот и я, доложился сержант Зубков, вытирая ноги и протягивая Гурову одну пачку, а следователю вторую, сброшюрованную.
Степан запоздало возмутился:
Это ж сколько бумаги ушло?
Не переживайте, пришлю вам с нарочным, отшутился Лев Иванович.
Только не обманите, проворчал полицейский.
Да я свою потратил, законную, подал голос Зубков с интонацией «взрослые ж люди, как не совестно».
Войдя в гостиную, он уверенно отправился к винтовой лестнице, взобрался на второй этаж. Частый гость он тут был, и это очевидно.
Гуров прошел в гостиную и снова, осматривая обстановку, не мог избавиться от мысли, что наблюдает некий диссонанс. Вроде бы все должно предполагать богему и беспорядочный образ жизни. И все-таки какой-то не такой тут бардак. Все указывало на то, что это жилище одинокого мужика, и одновременно очевидны регулярные уборки. Возможно, приходит домработница.
Вот сколько минусов в этой элитности-уединенности таких вот поселков. В многоквартирном доме обязательно уже толклись бы соседи и знакомые, у которых можно уточнить массу моментов, установить множество фактов и фактиков. А тут не удалось даже найти соседские калитки, пришлось своих понятых подтаскивать.