До дома добрались без приключений и в полном молчании и затем, насколько хватило сил, корпели каждый над своими бумагами: Гуров над бухгалтерией, Мария над полученными листками. В доме царила тишина, торжественная, как при покойнике.
Глава 4
Посвежевший и постройневший, вернулся с Домбая Крячко. И первым вызвал из небытия тень покойного панка.
Наслышан, наслышан, сообщил Станислав, выгружая мед и прочие сувениры, ты, господин полковник, точь-в-точь как та самая эта
Так и говори свинья, хмыкнул Лев Иванович. Дело-то как было
Он обрисовал ситуацию с несостоявшимся расширением горизонтов.
Марии, думаю, обидно, согласился Станислав, а по мне ну и по тебе, куда ж тебя-то девать, и слава богу, меньше беспокойства. Конечно, гражданин Ситдиков по сравнению с иными культурными явлениями выглядел ангелом. Пусть и без крыльев.
Гуров вздернул бровь и закатил глаза.
Ты что? удивился Крячко. Ни одного протокола за четверть века это тебе не фунт изюма, а железный факт и большая редкость.
Лев Иванович возмутился:
Да что вы, сговорились, что ли? Жена-то понятно, если ей что-то в голову взбредет, она и черта оправдает, а ты с чего взял? Разница-то есть между «ни одного» или «ни одного серьезного»?
Лева, ты чего? удивился Станислав. Ну я же тебе говорю, что ни-че-го, то есть абсолютно.
Да не бывает так. Порядочный неформал, который ни разу прилюдно не нажрался, не переломал мебели в гостинице
Ни-че-го, повторил коллега.
не набил бы лицо репортеру
Да проверял я!
В связи с чем? требовательно вопросил Гуров.
Да просто все, проворчал Крячко, доча как-то поставила ультиматум: иду на Сида в «Олимпийский». Мать в крик, я, понятно дело, нет, и все, а она так индифферентно: некультурно так с детьми обращаться. Мы взрослые люди, так?
Ну, ну?
Вот и ну. Говорит: папуля, найдешь имя Сида хотя бы в одной оперсводке тогда не пойду, договорились? Я и купился.
Станислав замолчал, потирая уши, и наконец угрюмо закончил:
Только даром время потерял. Не нашел.
И что же, пришлось отпустить?
Щаз. Я с ней пошел.
И что же?
Ничего, нормально, пожал плечами Крячко, голос красивый, музыка ничего. Если бы не дергался, как эпилептик, вообще было бы здорово. Правда, доча сходила как-то в его театр вся в соплях вернулась, расчувствовалась. Талантище, драматический гигант, говорит.
А что смотрела?
Да я помню, что ли? В своем стиле, про какого-то брадобрея-потрошителя.
Отсмеявшись, Гуров призвал к порядку:
Ну так и быть, пусть будет панк дисциплинированный и законопослушный.
И вернулся к текущим делам, и занимался этим до того, как по-хозяйски отворилась дверь кабинета и на пороге возникла секретарша генерала, Верочка.
Трудимся, господа полковники? поинтересовалась она, постукивая ноготками и поправляя локон.
Станислав солидно заверил, прихлебывая чай и по-купечески отдуваясь:
Ой, трудимся, Верочка, семь потов сошло.
Молодцы, одобрила секретарша шефа, вы, Станислав Васильевич, можете продолжать трудиться, а вы, Лев Иванович, извольте отправляться к руководству. Оно жаждет вас видеть.
Он разве не в Питере? удивился Крячко.
С чего это вне графика? с подозрением спросил Гуров.
Безупречная Верочка поджала тонковатые губки: мол, дела руководства излагает лишь руководство.
Понятия не имею. Вот, только с поезда и потребовал вас. Идите и спросите, там немедленно разъяснят.
Присаживайся, Левушка, пригласил Орлов.
Старый разыскник, он терпеть не мог своего генеральского мундира и обычно ходил в добротном, сшитом в прошлом веке сером костюме. Сегодня он, нарушая протокол, был одет в костюм черный, в светлой рубашке и с черным же, траурным, галстуком.
И был он непривычно печален. И разнообразные возрастные мелочи мешки под глазами, морщины, сетки красноватые и прочее как-то больше бросались в глаза. Генерал выглядел таким старым и усталым, что Лев Иванович отвернулся. Совершенно не хотелось ничего этого видеть.
Тем более что в свете последних событий почему-то все чаще приходили на ум глупые мысли о таких условностях, как время и возраст.
«Легко всяким умникам-фантастам, живой воды налакавшимся, толковать о том, что время людская выдумка. А поясница каменная по утрам снится мне, что ли?»
Гуров почему-то вспомнил шприц из-под лидокаина и невольно хмыкнул. «А вы забавник, Лев Иванович, может у человека просто спина болеть? Или если шприц, то обязательно от развеселого раствора? Боритесь с подозрительностью».
Чтобы прийти в себя, Лев Иванович воспользовался надежным способом: оглядел старый кабинет. Это помещение на всех действовало смиряюще, как-то все уменьшалось в нем, и хорошее, и плохое. Может, из-за того, что времени тут просто нет? Уж сколько лет не меняется обстановка, все тот же длинный стол для многолюдных совещаний, выстроенные в ряд стулья с прямыми спинками. И опять-таки телефоны. К чему бы все эти телефонные батареи теперь, во времена интернета и сотовых, но нет, стоят. Намекая тем самым, что по ним ведут не легкомысленные разговоры за жизнь, как по вашим глупым гаджетам, а важные беседы, и звонят по ним люди не вам чета.
Осознавая, что «лекарство» подействовало, Лева занял свое излюбленное место, спиной к окошку, и приготовился выслушать некую историю, по всему видать, душещипательную. Все об этом говорило и подавало невербальные сигналы. Сколько лет вместе, тонкости, сигналы и детали изучены уж лучше собственного отражения в зеркале.
Опять-таки потупленные глаза, резкое, никчемушное перебрасывание листков календаря (не переваривает старый генерал новомодные настенные, с глупыми «бегунками»). И, наконец, глубокое погружение в недра сейфа.
Есть одно дельце. Щекотливое, наконец признал очевидное Орлов, прогудев из-за бронированной двери, даже, точнее, не дело, а просто ситуация такая ну ты понимаешь.
Гуров пока не понимал, но кивнул.
Генерал вынырнул из сейфа со средней толщины папкой, отложил ее деликатно в сторонку, до времени. Снова занес палец над ни в чем не повинным календарем и вроде бы собрался уже надругаться над чередой дней, откатив ее назад или заставив прыгнуть вперед, сдержался, убрал руки за спину и принялся излагать, шагая взад-вперед:
Точней, дела-то как раз никакого нет, а вот ситуация взята под контроль.
Я понимаю, что наивен, и все-таки это как же так?
А вот так. Причем не только нашим руководством.
Допустим. Почему же его нет, дела-то?
Потому что официально пострадавший не есть пострадавший, смерть его наступила от естественных причин. Естественных при его образе жизни или нет. В общем, картина такова, что человек умер сам. В то же время не исключено, что этот же человек мог выступить ключевым свидетелем по делу о нецелевом использовании бюджетных средств. Или одним из подозреваемых.
И что же, есть основания полагать, что ему помогли скончаться от естественных причин? Так?
Генерал кивнул, дернул подбородком, проворчал совершенно по-стариковски:
Дичь какая.
Помолчали. Полковник, деликатно откашлявшись, предложил:
Петр Николаевич, мы же с вами достаточно близко знакомы. Можете смело называть людей своими именами.
Хватит язвить-то, недовольно попенял Орлов, назову имя, не беспокойся. Ситдиков, Михаил Юрьевич
То есть?
член Думского экспертного совета по развитию информационного общества и средств массовой информации, твердо закончил генерал.
Серьезно? недоверчиво спросил Гуров.
Да, подтвердил Орлов, именно.
Пауза. Лев Иванович уточнил:
Мы с вами, Петр Николаевич, одного и того же человека имеем в виду?
Да, да, уже с раздражением подтвердил руководитель. Ну меня-то ты что глазами пожираешь? Пробегись, легче станет.
Не станет, пока не с чего.
Сейчас будет, пообещал Орлов, потер ладонями лицо и затих снова.