Марта плотнее куталась в багрово-чёрный платок и старалась изо всех сил не слушать, как снаружи тянет свою песнь ушедшая на охоту лисица, как рычат и грызутся волки, оставляя за собой кровавые пятна и спутанные следы.
Добрый пальцами хватался за охапки дивных трав одно из редких напоминаний о родине и принюхивался.
Мало. Слишком мало. Даже тонкий аромат родного не мог приглушить грызущий за плечи холод, и дело вовсе не в разогретой печи.
Кёльберг тоже там.
Сколько ни смотри в окно не разглядишь горных огней, за которыми пряталось вечное лето со сверчками, клумбами размером с деревья и лёгкой-лёгкой музыкой. Другой конец света, считай.
А они находились среди дымящихся растений, вычерченных рун, камней, залежей книг с оборванными страницами и отдельных листов, чернил, перьев. Жались к кружкам чая и думали. Каждый о своём.
Сказал бы мне кто, эльф, что я приду в гости к вашему брату, ироничный смешок и косой взгляд на пожелтевший потёртый рисунок, где счастливо улыбалась Тэми.
«Пред ликом костяной и холодной все сущности в одно слиты», отрывок, откуда Добрый и сам не помнил. Будь ты хоть эльфом, хоть перевёртышем, хоть чародейкой одной лишь дикой нечисти не сидится в лихие месяцы.
И то верно.
Надо отправляться домой, пока не зажглись звёзды и не запели ветра, протяжно, как любят.
Марта поблагодарила эльфа за гостеприимство и взяла едва высохший плащ, чтобы раствориться среди голых деревьев.
Снежное сияние для Доброго почти отчаяние. Печь разгоралась сильнее, и изба постепенно убаюкивалась, погружаясь в дрёму. Конечно, однажды гремящая костьми отступит и растечётся с весенне-весёлым журчанием.
Но до этого ещё нужно дожить.
2.
Зимние феи звенели тихо-тихо в промёрзшем воздухе, и смех их оборачивался невидимыми льдинками, которые спиралью неслись к сугробам.
Ты ведь никогда не плясал с Матушкой Зимой? Тэми насмешливо глядела на человеческого детёныша, оставленного охотниками в глубинах морозной гробницы иначе лес в такую пору не назовёшь.
Детёныш плакал и отказывался верить, что его бросили свои же, отмахивался синими пальцами от порхающих фей а те то и дело норовили схватить за щёки или залезть в рукава и разрастись изнутри холодом.
Обычно лисицы не помогают людям, но Тэми было жаль идиота.
«Зря, говорил рассудок, сегодня ты протащишь его сквозь ледяной ад, а завтра он с собачьей сворой будет целиться в твою глотку, попадёт будет шкура красоваться на досках».
Впрочем, плевать.
3.
Скажите-ка, Марта обвела взглядом присутствующих, когда это мой дом превратился в приют для сирых и убогих, а?
Тэми, прикрыв глаза, зарылась в гнёздышко, украшенное к Йолю ветками ели, букетами из сушёных апельсинов и мелкими ягодами рябины. В логове витали запахи разнородных трав да настоек, такие, что лисий нос дико щипало, и хотелось как можно быстрее выбежать прочь.
Я не убогий! отозвался мальчишка.
Я не беспомощна! раскрыла клюв ворона Тампт, попытавшись было взлететь и совершенно позабыв о сломанном крыле.
Ведьма возилась у печи, человеческий ребёнок сидел с вытаращенными глазами, птица клевала зёрна (скорее от скуки, чем от голода). Как только сон начал ласково проводить по шерсти, Тэми выгнулась, зевнула и выпрыгнула во двор, к пушистому и щекочущему снегу.
Позволь себе уснуть в тёплом уголке и пропустишь всю пляску Матушки Зимы, бег, несущий сквозь потоки метели и заставляющий в порыве восторга раскрывать пасть и выть. В такт Ей. И пусть они, неспособные познать Её, дрожат за деревянными стенами и сильнее, чем когда-либо, хватаются за огонь и постель. Пусть!
В зрачках играла жажда, лапы шуршали сами, уши сквозь песню ветра улавливали смешинки крылатых существ. Тэми казалось, что Матушка Зима сама несёт к неизвестности, что она, лисица, очнётся среди звёздного неба и льдов, которые лежат на земле испокон веков и не знают вёсен.
Так сливаются с морозной стихией и перерождаются, меняют пламенный окрас на белоснежный, а клыки на более острые. Так Матушка сближает одних, заставляя объединяться против колющей бури, и разлучает других, уводя за собой.
IX. Возвращение
Весенний ветер приятно щекотал перья, несясь вдоль зеленеющих крон, играл с ним, как с ребёнком, хохотал заливисто и звонко. Кёльберг раскрыл клюв воронье карканье раздалось в унисон с шелестом. За поющими ветвями всё отчетливей проступала струйка дыма, совсем тонкая и едва заметная.
Ворон знал: там его ждут. Ещё немного и он приземлится аккурат посреди двора, завоет по-человечески от боли, разомнёт кости, а затем обнимет сестру.
Попался! Тэми подпрыгнула на задние лапы, клацнув зубами совсем рядом. Лисица за зиму стала вдвое больше и длиннее, почти как взрослая. Глядишь обернётся однажды человеком и постучится к кому-нибудь в дом.
Кёльберг кружил по двору, стараясь держаться от неё подальше, а та, навострив уши, внимательно следила только и ждала момента, чтобы схватить.
Тэмира! Марта вылетела прямиком в фартуке. Ну что ты творишь, бестия?!
Лисица виновато опустила голову и замерла, позволив ворону принять человеческое обличье. Кёльберг рухнул наземь юношей. Ни крика, ни стона совершенно ничего. Застыл, подобному мёртвому. Но стоило лисице начать обнюхивать тело, как перевёртыш резко дёрнул подругу за хвост.
Ведьмин двор резко превратился в побоище: шипяще-вопящий ком из человека и лисицы едва не врезался в ворота, а после понёсся в другую сторону.
Трудный возраст, вздохнула у окна Тампт. Тяжело тебе с ними, наверное.
Тьфу! ведьма захлопнула дверь и скрылась за кипой книг, из которых торчали травы, обрезки лент, перья и что только не. На распахнутых страницах блестели чернила, перемешиваясь с камнями и осколками. Тампт пережёвывала травы и любовалась резной шкатулкой оттуда заговорщицки подмигивала серебристая подвеска. Украсть бы её, да только колдовское добро добром не пахнет.
Марта что-то писала на подгоревшем листке: то ли очередное заклятье, то ли кухонный рецепт. Впрочем, иногда это одно и то же.
А за окном под неистовые крики Кёльберга и шипенье Тэми просыпались древние после долгой и изнуряющей зимы. В этот раз Морозная Матушка забрала не одну жизнь, пролив много крови и нечистой, и человеческой.
Пошёл трещинами лёд на реке, среди огромного ковра сухой листвы то и дело сверкали зеленью новые ростки, да и брат, в конце концов, вернулся!
Отнесёшь? ворона тут же подхватила клювом сложенную записку и выпорхнула в окно.
***
«С пробуждением, эльф! Тэмира больше не держит на тебя зла. Заходи на чай, если хочешь».
Добрый усмехнулся улетающей птице и прикрыл окно шторами: пусть чародейка-весна проходит мимо порога, а у него впереди долгий-долгий сон под звучание флейты, вырезанной когда-то одним из лучших мастеров Каменного города.
X. Рассветное
1.
Весна барабанила по листьям проливным дождём, заставляя охотников прятаться в глубины хижин. Какое зверьё высунет нос из норы, когда тропы растеклись болотом, глаза то и дело ослепляет молния, а за ней ударяет гром?.. Больно и мерзко.
Ну погоди у меня! Ещё попляшешь! раздетый мужичок выбежал во двор и тут же рухнул в лужу, переполошив всех кур. Смольная девица успела выхватить одну и с хохотом растворилась в туманно-дождевой завесе. Не самая крупная добыча, но всяко лучше, чем грызть ягоды перевёртыша. Оно, конечно, и сочно, и вкусно, но лисий желудок требовал мяса, и не абы какого, а ворованного.
2.
А в доме было всё по-прежнему, только огня в камине стало меньше. Морозная ушла гулять в другие края, солнце время от времени пробивалось сквозь ветки, да и то с большим трудом. Кёльберг жадно вдыхал запах дождя, Тампт вычищала перья клювом и вздрагивала всякий раз, когда лес сотрясало вспышкой. Марта вязала что-то в углу.