Позже в комнату вошла хозяйка дома в расшитом дорогом наряде, со сложной причёской, в которой золотых заколок с подвесками было так много, что её голову, должно быть, поддерживала специальная жердь, спрятанная под одеждой. Несмотря на многослойный наряд и тяжёлую причёску, двигалась она плавно, словно плыла над землёй. Тонкое, миловидное лицо выбелено, делая её похожей на фарфоровую куклу. Ощущение усиливали нарисованные брови и маленькие губы, отмеченные алой точкой.
Окинув меня строгим, недоверчивым взглядом, она открыла рот, повелительным тоном спрашивая что-то у старика, и образ нежной, хрупкой куклы рассыпался. Крикливая, резкая, несмотря на богатый наряд, она вмиг в моих глазах превратилась в базарную бабку.
Не знаю, о чём они договорились, но бросив в мою сторону взгляд, хозяйка дома сморщила миловидное личико в гримасе отвращения. Подкрашенные губы разомкнулись, выплюнув:
Иминомедзё.
Отвернувшись, она махнула служанкам.
Пока девушки, кружа вокруг, словно бабочки, одевали меня в чистое и осторожно заплетали волосы, у меня было время подумать над этим «иминомедзё». В деревне рыбаки шептали это слово, пока старик вёл к своему дому. Стоило обернуться, как те вмиг отводили взгляд, бросаясь чинить сети и пинать камни.
Одежда непривычная, но отдалённо знакомая. Быть может, сама я такое не носила, но определённо видела. Белоснежная нижняя рубашка подпоясывалась тонкими шнурками, пришитыми к ткани. Следующий наряд однотонный голубой халат тонкой ткани и ещё один пояс. Завершал комплект расписной синий халат, на подоле и рукавах которого бушевало тёмное синее море и широкий тёмный пояс, завязывание которого заняло добрые десять минут.
Ужасно непрактично. Похоже, самое время познакомить этих людей с благами цивилизации и изобрести пуговицы.
Причёска отдельное наказание. Густые непромытые волосы не желали вычёсываться и складываться в какие-либо фигуры. Они хотели собираться в колтуны, путаться, завиваться и целыми клоками покидали мою несчастную голову. Пришлось на пальцах объяснять, что нужен гребень с широкими зубцами, и вычёсывать волосы самостоятельно. Благо, мудрить с причёской не стали и собрали всё в большую шишечку, причудливо украсив косами и подколов заколкой с искусственными цветами. Рана оказалась скрыта волосами, но отзывалась тупой пульсирующей болью на каждое движение.
Далее был обед. Или завтрак. Я не разобралась. С момента обнаружения себя на побережье среди людей, говорящих на непонятном языке, я из благодарности съела пару ложек бурды, что предложил рыбак, и всё. Желудок скрутило тугим узлом от голода.
Служанки провели меня назад на террасу, что опоясывала строение. Стало прохладно. Накрапывал дождь.
В прямоугольном зале всё уже было готово для обеда. Перед каждым гостем свой маленький столик, а за спиной служанка, готовая услужить.
В центре сидел глава дома. Нестарый, суровый мужчина, со шрамами на щеке. Чёрные с проседью волосы собраны в шишечку на макушке, обёрнутую синей лентой с золотым узором и подколотые серебряной спицей.
По правую руку мужчина, судя по шестиугольнику и ушам, родственник господ, что привезли меня из деревни. В изумрудном наряде, вдоль рукавов которого змеились золотые змеи. Его фигура притягивала взгляд. Было ли дело в манере держаться, остром, проницательном взгляде или в чём-то ещё, сказать я не могла, но то и дело ловила себя на том, что пялюсь на него. Все женщины, что сидели чуть в стороне за спинами мужчин, бросали в его сторону несмелые взгляды.
Меня посадили напротив. Низкий столик, а за ним широкая подушка. Боясь, как бы наряд не распахнулся от неловкого движения, я бухнулась на колени. Мой столик хорошо просматривался с любой точки зала и, увидев моё приземление, женщины попрятали улыбки за широкими рукавами, переглядываясь.
Распорядитель сказал какие-то приветственные слова, и служанки принялись открывать блюда. На тонких фарфоровых тарелках лежали ровно нарезанные кусочки чего-то незнакомого. Варёные стебельки, что-то похожее на рыбу на пару, ещё немного стебельков и листьев, бульон с тёмно-зелёным и склизким комом на дне, тёмно-зелёные тонкие водоросли, посыпанные мелкими кунжутом, миска с рваным белым мясом и чай.
Служанки, сидя на коленях, заваривали чай на отдельном столике с двойным дном. Поливая кипятком глиняные чайнички, они действовали синхронно, словно хорошо отлаженный механизм, а не люди. Гости тихо переговаривались, но чаще переглядывались, чуть кивая.
В мою сторону поглядывали чаще, чем хотелось бы, от чего, несмотря на голод, кусок в горло не лез. Не хотелось бы опростоволоситься, начав трапезу не с того блюда или поедая его неправильным способом. Потому, поглядывая на окружающих и убедившись, что прозрачная вода в блюдце для питья, а не мытья рук, я осторожно взяла широкую ложку. Тёмно-зелёные пластинки оказались водорослями, вкус непривычный, но интересный. Белые кусочки, похожие на сыр, оказались не сыром, а чем-то маслянистым и пустым на вкус.
Помимо чужачки, что боялась сделать что-то не так, местную публику развлекали музыканты на причудливых инструментах, издающих нечто протяжно-тоскливое. На середину зала выпорхнули девушки в лёгких струящихся платьях. Невесомые и изящные, они порхали над полом, заставляя ленты нарядов развиваться, рисуя в воздухе узор.
Едва уловимое движение привлекло внимание. Это была небольшая пичуга, что слетела с потолочных перекладин на стол мужчины в изумрудном.
Обед продолжался. За танцовщицами пришли полуголые ребята с барабанами, за ними кривляки с размалёванными лицами.
Служанки меняли блюда, разливали чай, и когда подали десерт, я искренне обрадовалась скорому окончанию трапезы. Ноги затекли, и я сомневалась, что смогу самостоятельно подняться. Спина устала, я не позволяла себе сутулиться, беря пример с женской половины гостей. Большую половину блюд я не попробовала, опасаясь закапать богатый наряд.
Наконец распорядитель, выйдя вперёд, вновь что-то сказал, все поклонились в сторону главы дома и поднялись. Меня тут же окружили служанки, вмиг осознавшие моё затруднительное положение, помогли подняться, скрыв от чужих глаз, и не успела я опомниться, как привели в незнакомую комнату.
Стены терялись за стеллажами, в центре на возвышении стоял невысокий стол с тяжёлой чернильницей из малахита. Боковая дверь сдвинулась в сторону, и в комнату вошли глава дома и мужчина в изумрудных одеждах с шестиугольником на груди. Хозяин дома едва заметно кивнул и устроился за низким столиком, второй встал перед столом немного в стороне. Он тоже поклонился, но не так низко, как гости в зале. Чувствуя себя неловко, я повторила его поклон.
Первый о чём-то спросил.
Я не понимаю, устало вздохнула я, отрицательно покачав головой, надеясь, что этот жест значит у них то же, что у меня.
Он спросил ваше имя.
Спокойный, мягкий голос заставил меня вздрогнуть и целое мгновение бороться с собой, чтобы не запищать от радости.
Кто-то говорит на моём языке! Кто-то понимает, что я говорю! Радость, отразившаяся на моём лице, вызвала ответную улыбку.
Вы находитесь на острове, он сделал паузу, подбирая слова, на вашем языке это будет звучать как Холодная скала. В замке наместника северных островов Тетсуо Хиросэ, он с поклоном указал на мужчину за столом. Меня зовут Широ Такаяма, он вновь поклонился, касаясь рукой груди, и я машинально поклонилась в ответ. А как зовут вас?
Выпрямляясь, я встретилась с ним взглядом, осознав, что всё ещё глупо улыбаюсь. Хмурая мина наместника не смогла притушить моего счастья. Хотелось пищать и прыгать, а лучше броситься вперёд и обнять этого лопоухого переводчика по имени Широ Такаяма.