Внутри было душно и так пахло бензином, что Катьку немедленно начало мутить, хотя автобус даже не тронулся. Она повернулась к окну: мама стояла среди других родителей и вытирала платочком глаза.
Катенька! позвала она. Ты аэрончику возьми, ладно? А крем от комаров в пакетике, где зубная паста и мыло. Найдёшь?
Вожатая Белка достала тетрадь со списком и начала перекличку:
Артемьев!.. Баранов!.. Горина!.. Новикова!
Здесь, отозвалась Катька.
Когда назвали фамилию Валерки, тот почему-то промолчал. Неужели не сел в автобус, передумал ехать?
Русаков! Отсутствует, что ли? растерялась вожатая.
Катя обернулась и увидела Валерку. Тот сидел в конце автобуса и давился коржиком.
Тут я, ответил Пузан, когда наконец прожевал.
Белка поставила галочку в тетрадке и упрекнула:
Сразу надо отвечать, когда спрашивают.
Уже лопает! Ха-ха! развеселился кто-то из мальчишек.
Двери с шипением закрылись, заревел мотор, и автобус тронулся.
Ура! завопили все.
Катька уставилась не моргая на лобовое стекло. От «Аэрона» во рту было сухо. И от кого ей достались такие неправильные уши?
Морячка поднялась и, держась за поручень, громко сказала, стараясь перекричать мотор:
Давайте знакомиться, ребята! Меня зовут Галя, а её, она указала на Белку, Лена.
«Поздно, мрачно подумала Катя, сразу надо было говорить. Вы теперь всё равно Морячка и Белка».
Давайте споём, тогда и дорога будет короче! прокричала Морячка. За-пе-вай! Вместе весело шагать по просторам, по просторам!
Катька молчала. В другое время она бы показала всем, что такое настоящее сопрано. И спела бы что-нибудь нормальное, а не вот это, детсадовское.
На ухабах автобус подбрасывало, девчонки визжали, и всем было весело, кроме Катьки. Ей казалось, что дорога никогда не закончится, но наконец увидела впереди, среди высоких деревьев, большие ворота и надпись сверху: «Пионерский лагерь Солнечный».
Мучение одно
Вожатые пересчитали всех по головам, как будто за время поездки кто-то мог провалиться сквозь пол, и повели галдящий седьмой отряд в корпус. Катька шла с чемоданом по дорожке и думала, что жить всё-таки хорошо и что она больше никогда не сядет в автобус, даже за двухколёсный велосипед.
Не забывала Катька глазеть по сторонам, ведь в лагере было на что посмотреть. С обеих сторон аллеи стояли белые скульптуры: горнист с горном, барабанщик с барабаном, пионер возле знамени, девчонки, которые кружились, взявшись за руки, и юбки у них развевались, как настоящие. Были и стенды, все про пионеров, какие они трудолюбивые, добрые, смелые и талантливые.
Сам корпус Катьке понравился. Большой, разноцветный, ещё пахнущий краской, с длинной верандой. А вот палату назвали палатой, потому что она была точь-в-точь как больничная: десять железных коек и белые крашеные тумбочки. И всё. Голые стены, голый пол. Пусто, неуютно.
Галя-Морячка улыбнулась:
Устраивайтесь, девочки.
А где телевизор? пискнул кто-то.
А телевизор в пионерской комнате. Да зачем он вам, неужели дома не надоел? Некогда здесь телевизор смотреть.
Катька почувствовала себя обманутой: в кино совсем не такой лагерь показывали. Там и картины висели на стенах, и зеркало, на подоконниках стояли цветы, и занавески красиво колыхались
Ладно, пустую палату можно потерпеть. А бассейн где? А спортивная площадка со всякими лазалками-прыгалками? Вот как после этого людям доверять? Дома во дворе хотя бы на панцирной сетке можно поскакать. А в лагере только качели, высоченный турник и ворота для игры в футбол. Очень нужен ей этот футбол!
Новое огорчение ожидало Катьку после обеда тихий час. Нет, она, конечно, знала: лагерь перенял у детского сада эту дурацкую манеру, но не думала, что всё будет вот так. Ей хотелось поболтать с девочками, познакомиться поближе, так нет же! По палате не ходи, не разговаривай, не смейся. Лежи, молчи, руки по швам.
Не было в лагере махрового халатика после ванны, да и ванны тоже, только общий умывальник на улице с холодной водой и длинным корытцем для мытья ног.
Всё это Катька выяснила уже к вечеру и загрустила.
Мне здесь не нравится, сказала она за ужином Валерке, я домой хочу. И запеканку картофельную я не люблю, она с луком. Катька отодвинула тарелку и стала разглядывать поварёнка на плакате, который сообщал, что горячее питание это вкусно и полезно.
Валерка перестал жевать.
Ты не будешь есть?
Не буду, замотала головой Катька и взяла кусок хлеба.
Тогда отдай мне, а то моя порция какая-то маленькая была.
И, с аппетитом уминая запеканку, Пузан сказал, чтобы Катька всё ему отдавала, если не голодная.
Мне вообще-то тоже здесь не нравится, признался Валерка и вытер рукой пухлые щёки. Пацаны надо мной смеются и дразнят Жиртрестом. Разве я такой толстый?
Нет, покривила душой Катька, моя мама говорит, что ты просто упитанный.
Валерка обрадовался:
Вот и я говорю! А они обзываются.
Катька посмотрела на Пузана и подумала с обидой, что он страдает хотя бы за велосипед, а она бесплатно.
***
В лагере имелся почтовый ящик. Не тот, в который опускают письма в городе, а деревянный, с широкой щелью и корявыми буквами: «Письма кидать сюда». Когда вожатые или работники лагеря уезжали в город, то забирали письма и бросали уже в настоящий почтовый ящик. Кто из ребят догадался взять с собой конверты, мог написать домой письмо. Катька была из догадливых.