Эрлих был красив, грязен и немного удивлен.
Некромант достал платок и попытался смахнуть хотя бы землю, выступающую из дырки у него во лбу. Получилось плохо, но все же приличнее, чем раньше.
Sind Sienochin Russland. Esdauerte 70 Jahre, ответил он.
Про то, что они умерли, а потом были подняты из земли, клиенты обычно знали сами. Надо было только указать им место и время.
Они разговаривали, а фонарик горел, заменяя собою, видимо, восходящее солнце.
Сколько лет, вы говорите, прошло с войны? поставив стакан с водой, Эрлих осмотрелся. Вокруг были только звезды, деревья и огонек далекого костра.
Скоро семьдесят, ответил странный человек с ввалившимися щеками и разными глазами. Его было едва видно. Русские победили. Германия была поделена на две части, потом опять воссоединилась. А Советский Союз, наоборот, растащили, и теперь каждая из его бывших республик пытается встать на ноги и сделать «как было, только лучше». Обычно получается хуже.
Я помню небытие, поделился Эрлих. И сижу тут, болтаю ногой. Но помню небытие. А там, он кивнул на костер, кто?
Люди другого века. Они далеко от вас. Не говорите с ними. Вы из разных времен.
А вы?
Меня зовут Ансгар.
Я предчувствовал, что так и будет. Что русские победят. Они бывают совершенно безумны. А у них все хорошо?
Конечно, нет. Когда все бывает хорошо у безумных? Но, будь у них все хорошо, они бы давно спились от скуки. Впрочем, многие и спились, следовательно, все не так плохо, как им самим кажется.
Эрлих засмеялся хрипло, со странным отзвуком, похожим на эхо бормашины, породнившейся с волчьим воем.
Они говорили еще; Эрлих чувствовал себя странно и поминутно озирался.
Зачем вы подняли меня? спросил он.
Вас девушка искала, ответил Ансгар.
Семьдесят лет? Так она уже старушка, а не девушка! вскричал Эрлих. Что я с ней делать буду?
Говорят, вы очень любили друг друга.
В этот момент со стороны костра послышался шорох, а затем долгий, полный ужаса крик. Странный человек вскочил и обернулся.
Двое, что сидели у костра, вскочили, стали поднимать что-то с земли, наверное, третьего человека, но тот был против и отбивался, ругая их на чем свет стоит.
На дальнем конце поляны стояла, отражая свет, фигура женщины. Сквозь середину ее просвечивали стволы деревьев, а в самом центре, в груди, пульсировало темное пятно, притягивающее взгляд.
Черт, некромант с досадой закусил губу. Призрак? Вампир? Стихийно неупокоенная душа со странным телом Она видит сердцем, точнее, тьмой, которая у нее вместо него. Это плохо. Я не успею. А вы, Эрлих? Скорее, идите туда. Спасите их. Она пришла за вами. Она увидит вас.
Боже, зачем мне эта старуха! вскричал юный немец.
Встань и иди!!! рявкнул некромант. Развели тут театр.
И Эрлих пошел. Вообще-то он был против. Но ослушаться он не мог.
Павел Петрович очнулся от жажды. Вокруг было темно, только где-то за пределами видимости мерцал костер, играя вертикальными тенями.
Неплохое приключение, подумал Павел Петрович. Хоть выпил на природе. А этот корявый ублюдок, конечно, сейчас скажет, что звезды не так встали, и он, Павел Петрович, все уже проспал.
Надо все же сесть.
Деревенские, Ваня и Таня, сидели возле костра, спинами к нему. Справа, в заросшем каменном квадрате, на кочке сидел этот прикольный немец, Ансгар.
А к костру шел еще один человек. Как они так сделали, Павел Петрович не понял, но этот идущий выглядел, как офицер вермахта. Даже головной убор был при нем. Правда, все было тусклым и нечетким, но узнаваемым.
Павел Петрович восхитился масштабом представления. Даже встал на ноги, чтобы лучше видеть.
Офицер, как оказалось, шел не к ним, даже не к костру да что там, почти бежал. И путь его пролегал куда-то влево, мимо Павла Петровича. И еще он что-то кричал по-немецки, Павел Петрович не понимал, что именно, потому что слов было очень много и все разные.
Таня с Ваней тоже что-то кричали, только бежали они в другую сторону.
А когда немецкий солдат остановился, Павел Петрович разозлился, что ничего не понятно. Если уж устроили спектакль, то кто-то один должен внятно говорить у микрофона, думал он.
Я ничего не понял! крикнул он.
Таня не ответила, зажала рот руками. Ваня пожал плечами. Ансгар только встал со своего места, всматриваясь.
Jetzt verstehen, сказал кто-то слева от Павла Петровича и прикоснулся к его плечу. «Сейчас поймешь». Он обернулся и увидел то, чего никогда в жизни не встречал, прозрачную женщину с длинными белыми волосами, в серых одеждах и с черной дырой на месте сердца. Черная дыра билась, пульсировала и становилась то плотнее, то бесплотнее во всяком случае, так это выглядело для Павла Петровича. И когда ее сердце становилось плотнее, тьма словно бы накладывалась сама на себя, слой за слоем, и начинала мерцать, как свет, только это все равно был не свет, а та Тьма, что уже не является просто цветом, а является материей, для которой обычная темнота лишь одна буква из слова.
Матильда, крикнул ей издали немецкий солдат. ich bin hier!
Ehrlich!
Тут Павел Петрович почувствовал, что задыхается, открыл рот, чтобы набрать воздуха, и даже набрал, но удушье не проходило. Все поплыло, помутнело, он дышал, но воздух стал чужим, без жизни и ясности.
Так Павел Петрович и упал посиневший, с открытым ртом, тщетно пытаясь вдохнуть то, что вернуло бы его к жизни.
Дебил безмозглый, выдохнул господин Мерц, поднимая голову. Фома неверующий. Все, пульса нет В круг его. То есть, черт его дери, в квадрат.
Всех, кроме Вани и Эрлиха, трясло нешуточно, да и самому Ване было немного страшно. Не так, как было бы страшно живому Ване. И это несмотря на то, что возлюбленная красавца Эрлиха держалась поодаль и подходить ни за что не хотела. Мерц сказал, что это из-за Таньки. Мол, она боится женщин, потому что в них больше созидающего и их труднее разрушить. Об них она может разрушиться сама. А ей нельзя, потому что ее желание найти Эрлиха было сильнее жизни и смерти. Оно сделало ее такой.
Ваня задумался о том, что делают с людьми их желания, и посмотрел на неподвижного бизнесмена. Теперь тот был, насколько позволяла видеть ночь, не желтым, а синим.
Он умер? спросил Ваня.
Да. Но пока квадрат активен, мы его подымем. Павла Петровича даже не придется убеждать, что фонарик на светодиодах это первый луч солнца. Скоро настоящий рассвет. Он должен понять, хоть и тупой буржуй.
Доктор Мерц был в фазе подъема: быстр, энергичен, даже его спина казалась прямой, а глаза одинаковыми.
Он на себя не похож, взволнованно шепнула Таня. Может, переработал?
Переработать ему еще предстоит, ответил Ваня, прилаживаясь, как бы ухватить злополучного бизнесмена. И вдруг обернулся к шефу. Танька говорила он был симулянтом, вспомнил Ваня. Развлечься хотел.
Значит, не мне одному это показалось, заметил Ансгар Фридрихович. Или с кем поспорил. Надоели бабы и Куршавель.
«Вы развлекли его», мысленно заметил Эрлих и спросил, может ли он чем помочь.
Ваня кивнул мол, да, помогай, и они вдвоем взяли Павла Петровича за конечности и отнесли на место будущего возрождения. Потом так же вдвоем зажигали свечи.
Ты любил ее? спросил Ваня.
«Не знаю. Но теперь знаю, что должен».
Ваня сразу подумал о том, что из двух любящих всегда любит только один. Видимо, красавец Эрлих только позволял себя любить. Возможно, он и не хотел, чтобы она его нашла, но теперь его характер поменялся и он чувствует, что должен быть со своей невестой. Или наоборот?
А я тоже воскрешенный. Поэтому понимаю тебя и ты меня понимаешь. Мы были бы страшной, всесокрушающей армией, сказал Ваня. Что? А, Ансгар Фридрихович он таким родился. У него еще два брата и сестра, но они обычные люди.
Когда последняя свеча была зажжена, Эрлих вежливо поблагодарил всех, попрощался и ушел туда, где ждал его страшный призрак.