Она вцепилась в рукоять до побелевших костяшек.
А вы? Ее била мелкая дрожь.
Я сделаю то же самое.
Вот только второго кинжала у меня не было.
Миледи
Живее, распахнула дверцу я.
Глянув в последний раз, Алекто выпрыгнула наружу и бросилась к лесу, от которого нас отделяло около пятидесяти ярдов[5]. Подобрав подол, я покинула повозку следом за ней.
Наст ломался под подошвами, бок кололо от быстрого бега. В стороне Эли испуганно смотрел на разбойника, у которого каким-то чудом выбил дубину, и на которого теперь наставлял свой укороченный меч. Он получил его перед выездом и так им гордился Я невольно замедлила бег.
В этот момент в меня и врезалось тело. Холодный удар о снег, и меня рванули за волосы.
Куда это ты собралась?
Я попыталась ударить нападавшего, но мою руку перехватили и сжали так, что белый лес почернел.
С трудом я все же подняла голову. Перед глазами прыгал и дергался силуэт бегущей к лесу Алекто. Еще чуть-чуть каких-то двадцать ярдов.
Она мельком обернулась на ходу и тут же споткнулась, увидев меня на снегу.
Мама!
Нет, Алекто! Беги!
Она явно разрывалась между приказом и порывом броситься ко мне и тут же оказалась перехвачена разбойником.
Кто тут у нас? Гляньте, какая леди! стиснул он ее щеки. Другой рукой обхватил поперек туловища.
Алекто пыталась отвернуть лицо.
Убери руки!
Побрыкайся мне еще! тряхнул он ее.
В ответ Алекто попыталась его лягнуть. Меня охватила настоящая паника. Я с ужасом смотрела на то, как Алекто бьется, но и ее пыл быстро заканчивался.
Она металась глазами по дороге, перебегая от распростертых на земле тел к отступающим под ударами дубин и кольев рыцарям и лужам крови на снегу.
Я попыталась подняться, но меня тут же придавили обратно. Алекто снова дернулась.
Я же сказала: убери руки!
Мелькнула сталь, и разбойник взвыл, зажимая раненую кинжалом щеку.
Ах ты
Он замахнулся, и тут вдруг Алекто странно изогнулась. Клинок выпал из скрючившихся пальцев.
Оборванец с удивлением посмотрел на нее, потом на свою руку, будто сомневаясь в том, успел он ее ударить или нет.
Эй, я ее не тронул! Припадочная что ли?
Глаза у Алекто закатились. Тут в стороне завыли, и разбойник обернулся на звук.
Какого
Его прервала огромная, метнувшаяся к нему из чащи, тень. Миг, и он оказался буквально смят прыгнувшим на него волком. Вопль захлебнулся в бульканье, когда в шею вцепились зубы.
Теперь Алекто стояла на носках, так, будто что-то ее держало, почти приподнимая над землей. Руки разведены в стороны, грудь неестественно вывернута кверху, глаза закатились. Лицо было белее снега в обрамлении развевающихся рыже-алых волос.
Точно так же, как недавно из чащи высыпали разбойники, из нее теперь выскакивали серые тени. Дорога заполнилась криками пытавшихся убежать разбойников. Их настигали так же быстро и бесшумно, как первого.
Один из волков пронесся надо мной, и придавливающее меня тело исчезло. Я с трудом оперлась на снег и поднялась. Поле, полное мечущихся людей, ходило из стороны в сторону.
Алекто по-прежнему стояла на носках. Когда раздался последний крик, словно оборвались удерживающие ее в таком положении нити, и она рухнула в снег. Красные волосы расправились на белом насте.
Я тут же бросилась к ней, не чувствуя онемевших ног. Тот волк, что выскочил из чащи первым, подошел к ней, лизнул в щеку, а потом отвернулся и потрусил к чаще. Вскоре он скрылся за деревьями. Словно по сигналу, остальные последовали за ним.
Я упала рядом с Алекто, схватила ее за плечи и принялась трясти, хлопать по щекам.
Ее глаза оставались закатившимися, а дыхание было таким слабым, что удалось уловить его, лишь прижавшись ухом к груди.
Миледи, что с ней? подбежал ко мне Каутин.
Глубокий обморок. Помоги мне. Нужно добраться до ближайшего постоялого двора.
Каутин подхватил Алекто на руки и двинулся к повозке. Тут и там раздавались стоны рыцарей. Трое были убиты, еще пятеро ранены. Стонов разбойников слышно не было: все они остались на лесной дороге после встречи с волками не выжил никто. Зато ни одного рыцаря свиты они не тронули.
Лекарь и менестрель лежали в стороне. Сперва я подумала, что и они мертвы, но грудь музыканта, к которой он прижимал виелу, то ли защищаясь ею, то ли что скорее, защищая ее, как самое дорогое, чуть шевелилась. А лекарь, судя по отсутствию крови, похоже, просто был в глубоком обмороке.
Каутин устроил Алекто в повозке, и я принялась тереть ее сжатые пальцы, пытаясь расправить их и отогреть. Они были ледяными и какими-то неожиданно маленькими. Глаза у нее были уже просто прикрыты, и можно было подумать, что она спит.
К повозке, приволакивая ногу, приблизился сэр Вебрандт.
Миледи, нужно похоронить убитых, а к вечеру или завтра мы сможем продолжить путь. Левую руку он придерживал правой.
Нет. Отправляемся немедленно. Убитых и тяжелораненых оставить.
Но
Я сказала: немедленно! резко повернулась я.
Он глянул на лежащую неподвижно Алекто и поклонился.
Да, миледи.
Устроив раненых под деревьями и снабдив их запасом провизии, воды и того, что нужно для разведения костра, мы продолжили путь. Все это время Алекто не приходила в себя. Каутин то и дело подъезжал к окну, чтобы справиться о ее состоянии.
В один из таких разов я заметила, что у него на плече кровь.
Что это у тебя? Ты ранен?
Ничего особенного, миледи.
Лекарь позаботится о твоем «ничего особенного» во время остановки.
К вечеру мы добрались до постоялого двора в деревне. Рану Каутина промыли к счастью, она оказалась неглубокой, а Алекто уложили наверху. Закопанная под одеялами, она стала дышать глубже и ровнее.
Я могу быть еще чем-то полезен, миледи?
Нет, Каутин. Ступай.
Когда она очнется
Я тебя позову.
Он помедлил и, поклонившись, вышел.
Я взяла руку Алекто в свою. Пальцы уже потеплели. Потянувшись, я отвела упавшие ей на лоб волосы вольность, которую ни одна из нас не позволила бы себе, будь она в сознании. За спиной загудел громче очаг, словно напоминая о себе.
Поднявшись, я приблизилась к нему. Не взглянув на оставленный на углях на тагане[6] горшок, где в густом соусе колыхались жирные куски дешевого мяса, я приложила ладонь к колпаку и прикрыла глаза. Казалось, что-то во мне соединилось с пламенем. Оно взвилось, на миг ослепив, зашуршали угли, и на меня уставились два огромных, вылепленных из огня, глаза с вертикальными зрачками.
Я посмотрела в ответ.
Нужно позаботиться об убитых.
Огонь сместился, как если бы Покровитель склонил голову набок. Пламенный язык лизнул воздух в знак согласия.
Комната закружилась, хотя я знала, что это закружилось внутри меня, и в лицо дохнуло холодом зимнего леса, где с деревьев тихо осыпался снег. Три оставшиеся на земле тела вздрогнули, словно пытались приподняться, и в тот же миг развеялись пеплом. Быть может, они и их родственники предпочли бы традиционный обряд, но это самое большее, что я могла для них сделать.
Следом жар потек туда, где были люди и раненый конь. Я почти ощутила страх пятерых раненых, жмущихся друг к дружке и пытающихся поддержать тощий огонь, который им все-таки удалось развести. Они согревались горячим вином и оставленными припасами, но я ощущала, как у одного из них болезнь шкворчит в горле, подбираясь к груди, и как ноют у остальных раны, оставленные кольями и цепами.
Пламя пронеслось по жилам быстрее, чем они успели это понять. Выжгло болезнь у первого и заколыхалось островками жидкого огня в ранах остальных. Несколько вскриков, стиснутые зубы и впившиеся в землю пальцы, и огонь отступил, оставив заживленные участки.
Теперь к госпоже, выдохнуло пламя. Конь, от раны в боку которого ничего не осталось, заржал, и пятеро мужчин я ощутила это вместе с ними почувствовали, что могут и должны нагнать нас.