И скабрезной нишей стран,
В праве пролагать им время,
На твоих манерах понимать.
Быть ли ужасу всё тайным,
Думать и от смысла ждать
Время, истощённой памяти,
На развалинах и паперти
Унимать свою беду,
Лишь, по часовой отваге,
За твоим и смертью малым
Утопическим ключом
Нас оставили, что сватать
Не хотят и местью завтра
Поднимают тлен земной
Те скупые смерти доли,
За расправой, голодом и кровью,
Чтобы лучший праздник лишь
Ты, в гнедом исчадии видел.
Рима, что остаток им провидец,
Утопал и в счастье завтра,
Всё оправдывая раны,
Нам, за искушением были
Говорил и смертью видел,
Сколько глаз прощальных в веке,
Насмотрелись над собой.
Жив и твой порочный в страхе
Роли быть, что ад на плахе,
Светом прямо, над собой,
Пролетая и стремясь
Личность в воздухе расправить,
И гнедой, на том оставить,
Идентичностью, что равной
Силой мести жить и ставить,
Лучший мир, на свете том,
И на этом смертном теле,
Просыпаясь, чтоб хотели
Жить, под мерой смерти лично,
Страх и поводырь отличия,
На стремительной оправе
Жалости к своим мечтам
Обособленным, как страхом
Ты прочтёшь их светлый прахом
Меч и возраст склона миру,
Оставлять, свой прах, в могилах,
Зов прощальный, в них минуя,
Что и в смерти повинуясь
Жалостью, к последней чаше
Унимать, свой тлен и трепет,
Зова, перед ролью нашей.
Вывоз мечты за собой
Край терпел свою удачу,
Вымостил следы назад,
Где, за долгом мысли плачут,
Проведя тот круг фортун,
Мести, за мечтой в придачу
Отпуская сладкий сон.
Видишь ты и сразу время,
Той идиллии внутри,
Развивает склон и память,
Почерк смысла нам за имя,
Прошлым, вывезенным снова,
Об устройстве зла знакомого,
Что печатью стала долга,
Ждать и говорить уму,
Распростившись, что к чему
За мечтой уснули вместе,
Вынос памяти и слова,
Зла телесной формы чести
И труда из благ за дорогое.
Отпускай и форму света
Идеалом ты находишь
Фото имени над старостью,
Об итогах прошлых всходишь,
Тленом фигуральной лжи,
Запредельной нормой носишь,
Имя, без того, что ждали
Обличители и центры впереди,
Форму света составляя,
На глазах строптивой стали
Те позорные их лица,
Красным тленом зова паперти,
Большим показав слог горя,
Частый холод вновь уносит,
Производный вид над нами,
Отпуская тленный холод,
Без земли и степи крайней,
Ценности у мук напрасно,
Что одни устали памятью,
Вспоминать тот ужас счастья.
Более, чем цели взглядов,
Издавая шум им, в радости,
Ты восходишь как и старость,
На одной ноге, за папертью,
Бога, что унёс однажды
Свой нетленный смерти ужас,
За могильной ношей нужных
Слов у декаданса счастья,
Всё живёт их память в лицах,
К нам идёт разлитой рамкой,
На одних ногах, рознится
Отпуская форму странного
Диалекта в смерти по ветру,
Их оставил злой поборник
В век морали, что не помнит
От своей фортуны разницы,
Ждёт за именем напрасно
Выход счастья в мире каждого,
Отпуская слов на паперть,
Вновь проходит смертью на ногах.
Собственный Неба источник
Словно имя, исподлобья черт души,
Ходишь словно, опуская чашу лжи,
Серый воздух разогнулся на ногах,
Звонкой формы, между близостью любви,
Небо всходит, отражая ценность дней,
Не сегодня, проходить мечте твоей,
Между формой и обыденностью лет,
Смертью помня обезглавленный портрет,
На фортуне одичания Небес,
Долгом мира и причудами над ролью
Постоянно бередишь её любовью,
Жалкой роли и очерченной у рта,
Собственной причины жизни сна,
Говорить, или оставить сердца враг,
Поведения фортуны, на ногах,
Жизнью боли и обыденной тоски,
Над причиной обличения других.
Словно вспомнил Неба вольность и затих,
Этот скорбный, говорящий имя стих,
За характером и мыслью, как родник
Обитает слово в форме на одних,
Присказках и смыслах близкой тьмы,
Нечем обличать её сыны,
Человеческого взгляда и войны,
Собственного веса воли говорить,
Близостью и правом, миром толка,
Нежели забыли ролью Бога,
Те оценки старости взаймы,
На аду, что присказки войны,
Отражая вес у собственного рока,
Болью хоронившей страсть порока,
Близости и счастья, как прогресс,
Человеческого взгляда сквозь причину,
Видимого солнца в благе личного,
Из источника причуды над бедой,
Ты отлил свой праздник неземной,
Стал, над каменной опорой ниже веса,
Говорящих мыслей слова в нас,
Социальной рамки слов прогресса,
Забирая вольности как сердце,
Мира грёз всклокоченной души,
Что оставила те дни благого рая,
Ожидая чёрный день, как пламя.
Покалеченной души испуг и время,
Частью жизни долговременной любви,
Нас оставит жизни слово в ней,
Ценным изобилием и долгом,
Стать над Небом утопичным здесь,
Как оставленное счастье за порогом,
Одичания и истины прогресса
Говорить, что оставлять любви конец,
Не единожды над собственным упрёком,
Личной формы собственного Бога,
Что оставил юности венец,
Ускорения и жалости, как право,
Той весны оставленного завтра,
Безысходности причины долгой тьмы,
Обязательства над птицами упрёка,
Небо в них так говорит опять,
И причина снов снимает строки,
Жалкой пустозвонной формы глаз,
Лишь они оставили дух Бога
Между Небом безысходной формы,
И причины думать, там внутри
Частью боли одичания восторга,
Декаданса личности, так строго
Миром управляя в жалость Небу,
Окончания им смысла долгой тьмы,
На одних ногах из толка,
Одичания и века до войны,
Волей философской дна причины,
Не снеся их смысла и отличия,
Счастье убеждая верить притчами,
На безликой полноводной тьме,
Ты оставишь юности те лица,
Чтобы вновь их убеждать ещё
На ногах конца фортуны слиться,
Словом жизни и достатка мира,
Чёрной чередой пародий смирных,
Обладания картиной смысла века,
Сном хождения из мыслей человека,
Без причины думать, словно жить,
Занимая вечности восторг,
Ты уходишь правом нам на притчу,
Жалкой жизни и немой тоски,
Словом их оформленной причины,
Видеть благо истины как мирной
Утопичности иллюзии внутри ума,
Неба собственного умаления однажды,
Разбивать основу чаши мира,
И ложась по крикам личной тьмы,
Различать прогресса схожий век,
На одних ногах причины роли,
Словно ходит миром человек,
Жизнью обделённой сном причины,
Философской истины над нами,
Небом уготовленного фарса жить,
И разбитой участи другого,
Мира слова, на причале скованно,
Ты стоишь и формы собираешь,
Лишь одним источником внутри,
Зная философский крик, над именем
Времени, что мир остановило,
До причины откровения войны,
Ставшей юностью разбитого испуга,
Личной жажды проходить другим,
Неестественным, над правом лжи пороком,
Обезличенного волей страха жизни.
Лично обделяя слово толка,
Видимого солнца цельной тьмы,
Ты источник власти, над порогом
Истощения опоры вечной лжи,
Всё идёшь и странствуешь над Богом,
Сон роняя потугами мира,
На основах крайнего мотива,
Различать судьбы конец вдали,
Человеческого счастья, словно мифа
Обывательской причины видеть сны,
У своей опоры власти тьмы,
Слов желания и долгожданной формы,
Болью обнажая верность толка,
На ногах войны упорно долго,
И иллюзией до новой череды,
Человеческого одичания, как воли,
Истины, над исторической картиной
Понимания любви, как сна утопии,
Возле права вольности своей,
Брошенной причины жить на ней,
Как творимый фарс любви порока,
И подобия у скованной рутины,
Философской правды нежить Бога,
Оставляя сон мучимой тьмы,
На ладонях словно до войны,
Отличения нам права у порога,
Собственного сердца злого толка,
Боли здесь, что ценности истории,
Проводившей юности венцы,
В остановленной могиле слов вины,
Понимания той близости войны,
Всё равно, как социальный день,
Неба формы открывает только,
На стоящий ценности порог,
Осмысления утопии, ей в срок,
Одичания и лжи понурой тени,
Серой мании ходить судьбой забвения,