Я смотрю, прервала затянувшуюся паузу Марина, вы уже котлеты мои с Пиратом умяли. А я тут кой-чего пожрать ещё принесла.
Она откинула тряпку с корзины и достала оттуда термос и два здоровенных пирога.
Проголодался? Марина протянула мне пирог.
Пожалуй, сказал я и перехватил из её рук тёплое ещё угощение. Спасибо.
Проснулся Пират, посмотрел одним глазом на наметившееся мероприятие, вильнул пару раз хвостом и снова продолжил спать.
И я, и Марина оба мы понимали, что между нами состоялся сейчас очень доверительный разговор, на который мы не пошли бы ни при каких иных обстоятельствах. Марина была напугана историей с пальцем, но понимала, что умалчивать столь значимый факт было бы тоже неправильно с её стороны. Только на меня она могла переложить ответственность, свалившуюся на её плечи. Потому что верила, что я её не подставлю. И мне, в свою очередь, тоже хотелось поговорить с понимающим мою проблему человеком, потому как даже Лена этой моей упёртости, как она выражалась, не понимала. А Марина, казалось мне, поняла.
Но эта взаимная откровенность грозила выйти за рамки, потому Марина при первой же возможности и перевела разговор на нейтральную тему. Будучи женщиной, она соображала в такие моменты куда быстрее.
В термосе оказался горячий чай. Мы молча поели, каждый думая о чём-то своём. Моему подсевшему за два последних дня организму пирог пришёлся весьма кстати. Я снова ожил, кровь забурлила, мысли стали складываться в правильные логические цепочки, и вообще я воодушевился и даже хотел было поцеловать Марину в знак своей благодарности. По-дружески, разумеется. Но тут же осёкся, посчитав, что это будет излишним.
А что там за история с Фёдором на озере в Глыбах? спросил я.
С Фёдором? А. Это которого на болоте нашли?
Да. Дядя Гена утверждает, что его мутанты возле озера утащили и учинили над ним страшное зверство.
Марина засмеялась и от этого поперхнулась только что сделанным глотком чая.
Да какие мутанты. Ну ты чо? Ну и дядя Гена. Сочиняет на ходу, лишь бы побольше выведать у человека.
Так что? Не было никакого Фёдора?
Да Фёдор-то был. Сварщиком при гараже числился. Кабан его на озере поранил. Артерию на ноге задел. Рыбачил он там один. А пьяный был. Видимо, заплутал, ничего-то не соображая. Забрёл в болота. Ну и, само собой, кровью истёк прежде, чем его отыскали.
Вот примерно так и подумал, сказал я. За двенадцать лет история со взрывом успела обрасти такими сказками, что правды уже не отыщешь.
Жалко, что ничем не могу тебе помочь, промолвила Марина. Мне ведь в ту пору только четырнадцать было. Мало что вообще помню. Но вот есть один удивительный факт.
Какой? с интересом спросил я.
Помню один свой сон, который мне приснился вскоре после тех событий. Представляешь? То, что на самом деле происходило, не помню, а сон до сих пор во всех подробностях сто́ит только глаза закрыть.
И что за сон?
Марина задумалась ненадолго, прежде чем ответить.
В общем, решилась наконец она. Снилось мне, будто сидим мы в карьере в вагончике с незнакомым мне мальчиком. Он года на два, может, меня старше. Не суть. Разговариваем о всяком. А он мне, знаешь, всё о будущем рассказывает, пророчит, что случится вскоре с деревней, со мной, вообще со страной нашей. И мне так хорошо с ним рядом, что домой не хочется возвращаться. Но уже смеркается, и мы собираемся уходить. И тогда появляются какие-то чудовища и не дают нам прохода.
Чудовища?
Ну да. Это я историй от дяди Гены тогда наслушалась, вот и привиделись мутанты.
И чем сон закончился?
Этот мальчик сказал, чтобы я не боялась, прижал меня к себе и провёл к выходу из карьера. Чудовища не тронули нас. Вот и фонарь тогда почти точно так же горел. Он до самого дома меня проводил, Марина печально вздохнула.
С минуту мы помолчали, а потом она добавила то, ради чего, собственно, и завела разговор об этом сне.
Я так и не узнала, что это был за мальчик, промолвила Марина. Но он очень похож на тебя, она посмотрела на меня, будто ещё раз пыталась сопоставить мои черты с чертами приснившегося юноши.
Я даже не знал, что ответить на это. На всякий случай, чтобы ничем не обидеть, я решил услышанное не комментировать.
В этот момент на дороге, ведущей из города, запрыгали вдалеке огни. Это был свет от автомобильных фар.
А это ещё кто? насторожилась Марина. Пистолет-то у тебя имеется?
Зачем пистолет?
Ну как зачем? Может, это друзья за корешем пропавшим решили наведаться.
Нет пистолета.
Да как так?
Я же участковый, а не опер в засаде. Моё оружие ручка шариковая.
Вот те на. Ты, оказывается, и мент-то ненастоящий.
Но-но, возразил я. Попрошу вас, сударыня. Пистолет есть, но в положенном ему месте. Это на крайний случай.
Да куда уж крайнее-то? Самое то и есть.
Пират уже изготовился встретить непрошеных гостей. Его оружие всегда было при нём.
Автомобиль успел показаться из-за поворота и направился прямиком к почте. Когда он выехал на освещённый фонарём участок, у меня отлегло от сердца. Я узнал старенькую жёлтую шестёрку Борисыча.
Тихо, Пират, свои, держа пса за грудь, громко сказал я.
Свои? удивилась Марина.
Следак из Перволучинска, Анатолий Борисович. Не ждал я его так рано. Я
посмотрел на часы: Половина второго.
Автомобиль остановился возле крыльца. Борисыч открыл окошко кабины, высунул улыбающуюся физиономию и воскликнул:
Ехал мимо. Дай, думаю, загляну. Приветствую, Алексей! Можно выйти-то? Не сожрёт?
Я вас проведу, Анатолий Борисович. Рад встрече. Не надеялся увидеть раньше полудня.
Глава шестая
Осмотром места происшествия мы с Мироновым занялись сразу же, как только он появился на своей жёлтой «шестёрке» у почты. Ни на что другое он не захотел отвлекаться. Марину вместе с Пиратом мы отправили домой, наказав только, чтобы она передала Вере явиться на почту к шести утра. Потом надо было ещё взять у них обеих показания под протокол. Но это уже ближе к обеду. Пока не слышал Борисыч, я предупредил Марину, чтобы она ничего не говорила Миронову о пальце. Вера сцену с его использованием не видела, так что знали теперь о существовании этой улики только мы двое.
Криминалиста для этого случая тоже, видимо, не нашлось. Миронова вооружили фотоаппаратом, дактилоскопическим набором, пожелали успеха да на том и занялись более важными, как они посчитали, делами.
Для Анатолия Борисовича такая командировка, в которой он совмещал функции следователя и криминалиста, не была первой. Он вполне сносно умел обращаться с гелями, кисточками и дактилоскопическим скотчем, расставлял номера перед каждой уликой, прежде чем сделать снимок, и надиктовывал на рекордер всё, что казалось ему на месте преступления важным. Местом преступления почтовый подвал можно было назвать с натяжкой: незнакомец ничего не взламывал, никого, кроме себя, не убивал, только разве попытался устроить поджог и немного попугал женщин. Максимум на что тянула бы его выходка, останься он жив, это хулиганство, то бишь грубое нарушение общественного порядка, совершённое с угрозой применения насилия. Ну, если не считать наличие пистолета, на который у него, возможно, не нашлось бы никаких документов. Впрочем, я полагаю, его и судить бы не стали, а сразу после психиатрического освидетельствования отправили бы в соответствующее заведение.
Что касается отрезанного пальца, то его я, на собственный страх и риск, изъял из подвала прежде, чем мы спустились туда с Борисычем. Если в городе так легкомысленно отнеслись к нашему инциденту, то и не стоило отвлекать тамошних рыцарей от борьбы с настоящим злом. Теперь это было моим личным делом, а хозяина пальца я надеялся отыскать в документах, касающихся владельцев ячеек. Где-нибудь в архивах они должны были сохраниться на почте.