На завтра к одиннадцати вызвал еще одного свидетеля. После допроса все станет
Прокурор нетерпеливо меня перебил:
Завтра сможешь закончить и все оформить как полагается?
Думаю, да.
Прекрасно! Если сможешь, сегодня Имран Касумович, спохватившись, посмотрел на напольные часы.
Сегодня уже поздно. Завтра познакомься с этим, он указал на папку, которую мне дал. И, не откладывая, начни. Тут ребята что-то забуксовали. Видать, не по Сеньке шапка!.. Что смогли, собрали. Но это
Имран Касумович сделал паузу, показав пальцем на потолок, продолжил:
на контроле.
Прокурор на русском говорил чисто, но акцент, естественно, пробивался. Кивнув мне головой, типа «свободен», притянул к себе другую папку, опять уселся за свой стол.
Попрощавшись с прокурором, я вернулся в свой кабинет. Посмотрев на объем собранных материалов и убедившись, что за час мне это все не переварить, решил лучше утром пораньше прийти, чтобы без спешки со всем этим разобраться. Поэтому закрыл папку в нашем допотопном сейфе, натянул на ходу свой местами запятнанный серый плащ, вышел навстречу холодному ветру. Ненастье озлобленно хлестало дождем по щекам.
Эпизод 5. Призрак в Капюшоне
Обычно по утрам меня будил репродуктор, висевший на столбе у амбаров с зерном за железной дорогой. Ровно в шесть утра пробуждение народа начиналась с гимна страны. Потом передавали физзарядку в сопровождении музыки. Ну, после новости и так далее. А в тот день разбудила меня мама:
Сыночек, вставай. Выгони овечек, пусть немного попасутся около амбаров. Кажется, вчера дядя Бала пригнал их голодными. Блеют без остановки. До школы пригляди за ними.
А где отец?
Я хотел возмущаться, что он-то спит, а меня заставляют работать с утра!
Отец с мужиками ушел! встревоженно прервала меня мама.
Честно говоря, я еще был сонным и не понимал, куда и зачем мог пойти с мужиками отец в такую рань. Пошел так пошел.
Натягивая штаны и заштопанную на локте рубашку, вышел на веранду, заглянув на так называемую «вешалку» ровный ряд вбитых отцовской рукой гвоздей. Что бы еще надеть сверху? По утрам было очень холодно. Нашел старую-престарую душегрейку. Несмотря на то, что мое худосочное тело можно было обернуть ею дважды, надел ее и, нахлобучив отцовскую папаху, не выключив на веранде свет, двинулся к сараю.
В темноте чуть не угодил в арык. Который час, черт возьми, что так темно? Обычно к пяти утра уже брезжит свет и петухи начинают орать. А тут полная тишина, кроме вот этих Услышав мои шаги, как бы подтверждая мои мысли, овечки внутри сарая заблеяли. Как бы из солидарности подал голос из своей конуры и соседский пес неизвестной породы. Вот еще один «волкодав» затявкал с территории хлоппункта. Это уже другое дело, даже на душе стало чуточку спокойней. Эх-х-х! Была бы моя воля, лег бы в сарае до школы, захрапел бы с овечками. Открыв замок спрятанным за рамой двери ключиком, выпустил овечек в загон, а новорожденную красавицу с ее мамашей «попросил» остаться в сарае, закрыв дверь. Только хотел выпустить блеющих овец из загона, как мама, одетая в свою телогрейку, появилась на веранде. Но, видимо, в поисках своих галош или по какой-то другой причине она там и задержалась. Найдя отцовскую палку в загоне, я поспешил за вечно голодными моими друзьями, которые уже приступили к трапезе у амбаров. Чтобы хотя бы чуточку покемарить на ногах, я, прислонясь к стене амбара, оперся на палку, хотел закрыть глаза.
Но на торце второго амбара, стоящего во втором ряду, где заканчивался гранатовый сад, раздался шорох, отчего не только я, но даже овечки, испугавшись, бросились врассыпную. Я еще плотнее прижался к стене. От противного ядовитого запаха, исходившего от стен амбара, глаза слезились, в горле першило. Видимо, увлекшись борьбой c грызунами, работники амбара обильно пропитали химикатами стены амбаров. Хоть я себя уже считал взрослым, но тут поджилки затряслись. О господи, хоть бы уж мама подошла! Нет, конечно же, я не трус. Просто наверняка из-за вчерашних событий, после самосожжения тети Зейнаб, нервы шалят. Ладно, кто же там в зарослях, а? Может, лиса или кошка? Или собака? По крайней мере других животных здесь отродясь не видали. А овечки, как бы им ни хотелось щипать травку, стояли и внимательно смотрели в ту сторону, откуда раздавался этот проклятущий шорох. И я, чтоб поддержать в себе боевой дух или набраться храбрости, думал для начала какую-нибудь песенку посвистеть. Но сразу же отказавшись от этой затеи, попытался глазами искать маму.
Оттуда, где я стоял в обнимку со стеной амбара, мамы не было видно. Зато место, откуда шел шорох, было на виду. Да и двигаться со своего места куда-либо смелости не хватало. Вдруг опять шорох повторился, только не так, как раньше, не громко. На этот раз еле слышно. Из зарослей постепенно проявилась высокая тонкая фигура в капюшоне. Да, забыл сказать: там, где заканчивалась территория амбара и начинались заросли, то есть сады, находилось ограждение из колючей проволоки высотой в человеческий рост. Так вот, эта высокая фигура в капюшоне, как бы перелетев через этот забор, через секунду-другую исчезла между амбарами. Если бы не реакция овечек, я бы подумал, что все это мне приснилось. Но овцы, будто встретившись с привидением, так были напуганы, что через три-четыре минуты уже находились у загона, озираясь по сторонам. Естественно, я от них отставать не собирался. И, увидев маму с соседками, напустив на себя храбрости, начал ругать моих друзей:
Ну чего вы испугались, дурачье?! И куда побежали? Вот останетесь голодными, будете знать!
А у самого сердце готово было выпрыгнуть из груди. И еще подумал: «Куда они эти женщины? Еще шести нет, а они уже одеты. Куда собрались? Что вообще происходит?» Мама, увидев меня, как мне показалось, удивилась и, прекратив свои разговоры с женщинами, подошла ко мне. Я, не дожидаясь расспросов, начал рассказывать, что тут произошло. И мама, увидев, что я сильно напуган, но хорохорюсь, повернулась к женщинам:
Давайте чуть подождем. А я часик с сыном
По-моему, женщины, услышав мой рассказ, испугались не меньше моего:
Ладно, ладно! Если что, позовешь.
Эпизод 6. Алиби Осла
Мама, повернувшись, зашагала туда, где я и мои подопечные находились десять-пятнадцать минут назад. Когда я подходил к железной дороге, оглянувшись, посмотрел на женщин. При свете с веранды их хорошо было видно. Они, то и дело протягивая руки в сторону леса, то есть к реке, что-то горячо обсуждали. Мама смело шагала в сторону зарослей, начинающихся где-то в трех сотнях метров от амбаров. В этих так называемых зарослях в свое время был яблоневый сад, его разбивали мой отец и дед Гасан из питомника. Отец, когда сажал эти деревья, смеясь, говорил маме: «Мужчина должен воспитать достойного сына и посадить хотя бы одно плодоносящее дерево». Мы в свое время сюда бегали за яблочками. Они были такие вкусные! Но потом в один «прекрасный» день вырубили этот наш яблоневый сад. Остались от деревьев только корни, торчащие в зарослях.
Не дойдя до зарослей, мама остановилась. На горизонте постепенно появлялась полоска рассвета. Да репродуктор на столбике неподалеку уже зашипел. На душе становилось немного спокойнее. Тем не менее не хотелось заходить в эти заросли. И на тот случай, если мама захочет загнать туда овечек, я решил ее предостеречь:
Мам, там ведь ни черта не видать, везде коряги. Еще, не дай бог, ноги переломаем.
Мама, отходя подальше от этих зарослей, внимательно прислушивалась к издалека доносящемуся шуму реки. Чтобы нарушить тягостное молчание, я спросил:
Мама, отчего же наши яблони срубили? Ведь яблоки такие были вкусные, деревья так жалко было.