Дорог тут уже не было, только направления. Впереди двигались абиссинцы во главе с Тесфайе наша разведка. Они сигналили зеркальцами с холмов, обозначая, что путь свободен. За ними поросшую чапарралем равнину топтали босые ноги кафров и сапоги их командиров-наставников легионеров. А замыкали движение мощные гемайнские фургоны, с толстыми бортами, горчичного цвета тентами и высокими колёсами, обитыми кованым железом. Патроны, много патронов, и драгоценный пулемет, эта священная корова Перца и Фишера вот что тащили работяги-мулы.
Мы все вкалывали как мулы, и я вспомнил своего товарища по несчастью, покойного Вольского, земля ему пухом. Двуногие мулы так он и говорил. По спине мне лупил точно такой же, как и у всех кафров, вещмешок, битком набитый припасами, на плечо давила винтовка, по бедру шлёпала малая пехотная лопатка, чтоб её, а из-под фуражки текли соленые струйки пота, задерживаясь капельками на грязном носу и щеках, орошая страдающую от жажды сухую почву вельда.
Кафрам было хоть бы хны. Шли себе и шли, уминали пятками побеги кустарника и редкие травинки. Кажется, они даже не потели.
Как белые сахибы, мы могли бы ехать в фургонах. Но мы не были белыми сахибами-лаймами. А ещё могли бы гарцевать вокруг колонны на горячих жеребцах, но мы не были и бородачами-гемайнами. Мы имперцы и пехота, а потому месим землю вместе с этими молодыми ребятами, которые поглядывают на нас время от времени и одобрительно шушукаются.
Это вы пехота, а я моряк! скорбно затягивался папиросой Дыбенко. Видал я ваши сапоги
А в тундре на лыжах рассекал и не жаловался, утёр я пот со лба.
Так там снег! Снег та же вода, смекаешь? Вода моя стихия! Его чуб спадал на лицо слипшимися прядями, но глаза глядели всё так же задорно.
А вы по этой самой воде ходите, да-да-да
Так мы балагурили, коротая вёрсты.
* * *
Сигнал от разведчиков поступил внезапно заполошно засверкали зеркальца сразу с двух холмов по левую руку от движущейся колонны. Опасность! Кафры загалдели, принялись оглядываться один на другого. И куда делась муштра и подготовка? Ни один из них так и не сообразил хотя бы сдёрнуть с плеча винтовку!
Отря-а-ад! В шеренгу стройсь! заорал я, надрывая связки.
Дыбенко уже бежал вдоль рядов, матерясь и тормоша низкорослых коричневокожих рекрутов. Ударил барабан, обычный кафрский тамтам, ритм на котором выбивал мой давний знакомец Кэй с подворья архиепископа Стааля.
Р-р-рыба-колбаса-а, р-рыба-колбаса! твердили, словно заклинание, себе под нос юноши-кафры, стараясь не сбиться с шага, выполняя сложный манёвр перестроения из походной колонны в боевые шеренги.
Шибче, шибче, молодцы! Какой бы враг там ни скрывался, дадим ему свинца! бодрили вчерашних огородников и пастухов ветераны-легионеры.
Р-рыба-колбаса, рыба-колбаса
Сначала показался столб пыли. Я даже подумал, что абиссинцы что-то напутали, и началась песчаная буря, но Тесу я доверял он не стал бы сигнализировать подобным образом о погодном явлении. А потому
Гото-о-овсь!
Всё-таки муштра и склонность подчиняться вышестоящему начальству преодолели робость кафров. Замелькали в их руках винтовки, заклацали затворы. Я вгляделся в пыльную пелену и понял, что нам грозит через какие-то секунды.
Витые рога, раздутые ноздри, налитые кровью глаза, грохот десятков копыт природная, всесокрушающая мощь! Львицы гнали стадо буйволов прямо на нас!
Разглядели это и кафры. Один, второй, начали оглядываться, кто-то бросил винтовку и побежал, и вдруг бах! Грохнул одинокий выстрел.
Фишер, подслеповато щурясь из-под очков, опускал винтовку, покинувший строй солдат замертво лежал навзничь, прямо в кустах чапарраля. Вот тебе и Фишер!
Солдаты качнулись назад.
А-а-а-агонь! выдохнул Перец, и грохнул залп. Огонь, огонь, огонь!
Я и сам стрелял вместе со всеми, прекрасно осознавая, что от кровавого месива на рогах и копытах огромных животных нас отделяют только свинец и порох. Пять патронов в обойме залпы грохотали один за другим, буйволы спотыкались, львицы корчились в пыли. На расстоянии ста, семидесяти, пятидесяти, двадцати шагов они закончились.
Будем с мясом, кивнул Дыбенко. Видал Фишера? Он всех нас спас.
Чёрт его знает, спас или не спас. Побежал бы один побежали бы все? Не знаю. Знаю другое Фишера придётся переводить в другой отряд или отправлять в империю.
* * *
На кострах жарили цельные окорока буйволов, жир капал на угли, шипел. Искры улетали в ночное небо. Мы дошли до ущелья Ланге гуут и остановились. Здесь нам нужно было выбрать рубеж для обороны и закрепиться.
Солнечные горы вздымались до самых звёзд, ярко светила луна. Фишер подошёл ко мне, шаркая ногами.
Господин поручик
Да какой, к матери, поручик? И тем более господин. Садись, Фишер.
Мой старый соратник сел, снял очки и протёр их полой гимнастёрки, на которой застыли причудливым кружевом солевые разводы от пота.
Осуждаете? спросил он.
Размышляю, какого чёрта мне с тобой теперь делать.
Хотите застрелюсь?
Он, кажется, не шутил. Доконала подносчика Фишера мирная жизнь.
Не хочу. Поедешь к Вишневецкому, ладно? Я обещал ему три ящика патронов и пуд динамита. Разгрузимся, поведёшь фургон.
Поеду! кивнул он. Знаете, что самое страшное? Мне не стыдно. Я бы ещё раз так сделал. И сделаю, если будет такая необходимость.
Я пожал плечами. Ну а что я мог ему сказать?
* * *
Каннибалы пришли через три дня. Мы как раз закончили первую линию окопов и выровняли бруствер, копали ходы сообщения для скрытного отхода за каменные осыпи в пятидесяти метрах за нами. Перегородили Кишку плотно триста метров между двумя отвесными склонами, каждый высотой в четыре-пять человеческих ростов. Наверх взбирались только абиссинцы и Перец с Кэем, которого вахмистр взял в подносчики патронов вместо покинувшего нас Фишера. В тамтам барабанил теперь какой-то незнакомый парнишка. Справлялся, и ладно.
Тес рано утром притащил голову каннибала.
Я убил его, когда он мочился рядом с термитником, сказал абиссинец. У нас говорят, мочиться рядом с термитником плохая примета. Гляди, масса, это племя Тарантула видишь, паутина на виске? Они рисуют такие перед походом. Дрянные люди.
Постепенно к моему костру подтянулись Дыбенко, Перец, остальные легионеры и хоофы шефы, старшие из кафров. Их было человек двенадцать, остальные находились при своих десятках.
Сюда движется передовой отряд, сотня воинов с ассегаями, не больше. Я спрятал тело в термитнике они его не найдут, поэтому не насторожатся. Будут здесь к обеду. Надо сделать так, чтобы никто не ушёл.
Сотня Тарантулов. Кэй вздохнул, выражая опасения всех кафров. Большая сила! Сотня каннибалов съедала две или три деревни, если приходила в Наталь внезапно!
Вот и давайте сделаем так, чтобы в Наталь не пробрался ни один урод! тряхнул чубом Дыбенко. И вопросительно глянул на хоофов: Чем Тарантулы отличаются от буйволов? А?
Чем? спросил один из них, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.
На них можно тратить меньше патронов! Давай! По подразделениям, кругом марш! Рыба-колбаса, рыба-колбаса!
Кафры приободрились. Всё-таки инцидент со стадом копытных пошёл всем на пользу. Наши стрелки должны были сдюжить. А вот выстоят ли ребята Стеценки и Вишневецкого это был большой вопрос. С другой стороны, сволочь Стеценко застрелит не одного, а двадцать одного, если увидит, что бегство подчинённых угрожает его драгоценной шкуре. А к Вишневецкому ехал Фишер. Попахивало всё это скверно. Любая война пахнет скверно, с этим не поспоришь, но
Все по местам! Раздать патроны! Вахмистр, возьмите с собой десяток хоофа Пататы, занимайте позицию во-о-он там, и не смейте открывать огонь, пока Тарантулы не обратят тыл!