Тогда карманы показывай. Ты, дружок, дрался и на школьный двор завалился, где тебе делать нечего, а теперь стесняешься. Как-то подозрительно.
Анчутка, вздохнув, шагнул к столу, начал опустошать карманы. Пачка «Казбека», спички, две зажученные в рукав карты валеты треф и пик, которые он позабыл сбросить в притоне, два куска сахару
Все.
Врет, зараза, с отвращением заявил Санька. Под мышкой у него еще карман нашит. И топорщится.
Иуда, негромко, в сторону и только для бывшего приятеля буркнул Яшка.
Давай лучше сам, посоветовал Иван Саныч. Если я тебя сам обыщу, нехорошо же выйдет. Не чужие мы с тобой люди, чай?
Бывалый Яшка колебался недолго. Чтобы, гордо подбоченившись, заявлять, что не желает или, там, «где ордер на обыск», нужны безупречная биография, воспитание и навыки чистоплюйства. Анчутка же, вздохнув, с покорным видом выложил на стол пачку денег и, как нарочно, выпало и Гринино колечко со стекляшками.
Остапчук, на глаз прикинув сумму, присвистнул.
Товарищ Канунников, откуда дровишки? Тут же полторы, а то и две твоих зарплаты. И это вот, он осторожно ухватил толстыми пальцами хрупкую вещицу, с какого возу упало?
В карты выиграл, Иван Саныч, пробормотал Яшка, отводя глаза. Ну что вяжетесь-то?
Играл и выиграл. Потому и болеешь? неискренне посочувствовал сержант. Винишко, пивко, картишки Доиграешься, товарищ. Доиграешься, я тебе точно говорю, пустой ты человек. Забирай и вали отсюда, чтобы глаза мои тебя не видали.
На работу, стало быть, настучите? спросил Анчутка, которому в голову пришла идейка, по всем раскладам блестящая.
По всей видимости, опытный Остапчук что-то услышал в его голосе или разгадал замысел до того, как сам Яшка его додумал, но он с пренебрежением заметил:
Иди уж. И скажи спасибо, что я сегодня добрый.
Благодарствуйте, пробормотал Анчутка и исчез за дверью.
Санька, чуть не лязгая зубами, проводил его кровожадным взглядом.
Зря вы его отпустили, вежливо заметил Маслов. Он наверняка что-нибудь да украл.
Знаешь ли, Виктор, не тебе такие вещи говорить, парировал сержант. И вообще. Смотрю я на вас и не понимаю. Странные вы люди, ведь вроде бы всегда к хорошему стремитесь, а все время на кривую-косую дорогу сползаете. Заступиться за девчонку хотели цыц!
Приходько с клацаньем захлопнул рот.
а устроили массовый беспорядок и всеобщую потасовку.
Что же, молчать в тряпочку?
Хотя бы самому за собой смотреть.
Мы девчонок не обижаем.
А между прочим, в чем обида-то? изображая равнодушный интерес, спросил сержант. Выкладывайте уж запросто, без свидетелей.
Защитники колебались. Наконец Санька угрюмо признал:
Да нам-то откуда знать, Иван Саныч? Приперлась за полночь сеструха, опухшая от рева, мордасы кулачками трет, аж икает: Яшка, мол, как так?! Я ее тормошу: что сказал, что сделал? А она, дура такая, молчит и икает
Он замолчал. Помолчал и сержант, потом, уразумев, что продолжения рассказа не будет, уточнил:
Так что, это все?
Все.
На этом вот основании морды бить? Ну вы эти, лыцари. Не разобравшись, в драку лезть, к тому же двое на одного.
Для такой крупной сволочи пары кулаков маловато, вставил Маслов.
А коли наврала девка, тогда что?
Это как? ошеломленно спросил Санька, пораженный поворотом темы.
Маслов, который чуть спокойней и куда умнее, признал:
Тогда, конечно, беда. Только ведь, если Светке не верить, то кому тогда?
Это да, как-никак Светка, поддакнул сержант. А ежели другой кто лучше не надо вот так просто кулаками крутить. Не по-взрослому, нехорошо.
А как хорошо? требовательно вопросил Санька. Терпеть, когда кого-то при тебе обижают?
Не надо терпеть, успокоил паренька Остапчук, но и задаром не надо махач устраивать, потому как при таких раскладах можно и правому за решетку угодить. Очень просто.
И как
Надо организованно. Тянет вас убогих и юродивых защищать подрастите и записывайтесь в бригадмил. И сражайтесь на здоровье. А, Приходько? Ты ж у нас известный правдоруб, правдоискатель, тебе и карты в руки.
Не, я других счастливить более не желаю. Да и ждать долго, уже посветлев, отозвался Санька. Ладно, Иван Саныч, пойдем мы, что ли?
Да идите, что тут с вами, разрешил добрый Остапчук. Но впредь чтобы ни-ни. Усекли?
Пацаны заверили, что вполне.
«Ишь ты, дон-кихоты, заступнички, думал Саныч. Главное, чтобы это вот ценное качество не прошло, как блямбы на мордах, а там каким-нибудь дальновидным девчатам повезет Эх, молодость».
8
Саныч отправился в отделение. Там тоже было не все блестяще с тех пор как начальник в очередной раз загремел в больничку.
Хотя много чего подобное предвещало, а все равно случилось неожиданно. С неделю где-то капитан был не в себе, ходил рассеянный, невпопад отвечал, под нос бубнил. То ли давление скакало, то ли сердце пошаливало. Потом стало с ним совсем худо, еле сидел бледный, весь в испарине, веко над глазом набухло и нависает капюшоном.
И все-таки оттягивал на себя самый паскудный участок, то есть работал с населением. Кротко, беспрекословно выслушивал всех пока не заявился самый скверный посетитель, путевой обходчик Машкин, Иван Миронович. Он и его весеннее обострение.
Говорят, для смирения и воспитания характера каждому жизнь подсовывает персональную свинью и личные точильные камни. У Сорокина таковым был Мироныч, его сосед, помешанный на шпионах, вредительстве, диверсиях.
И ладно был бы он дурак набитый нет. Машкин человек умный, надежный, заслуженный. Сам откуда-то с югов, что и видно: по-калмыцки скуластый, раскосый, по лысой голове идет шрам наискосок, усы лихие, почти чапаевские, но в районе он обосновался еще до войны. Толковый работяга и не летун, как пришел, так и по сей день трудился на железной дороге. Герой: когда в декабре сорок первого случилось грандиозное несчастье, благодаря Машкину тогда он служил дежурным по станции два вагона с фугасами удалось отвести от платформы. К тому же он, подхватив пожарный шланг, упавший из рук убитого огнеборца, несколько часов тушил пожар пока самого осколком не тюкнуло. Чудом выжил мужик, но, как только заделали ему череп, тотчас сбежал на фронт, откуда вернулся вконец комиссованным инвалидом.
И все-таки в нем была видна большая сила, и ковылял он на своих двоих кривых весьма бодро, исправно неся свою службу. В общем, по всем статьям положительный, бывалый, безукоризненно выполняющий свою работу.
На редкость добрый и безмолвный: ни слова не сказал за все те годы, когда его, как одинокого, все отодвигали с жилплощадью. Так он и остался один в полуразрушенной казарме, а когда подселили Сорокина, то Мироныч немедленно настоял на том, чтобы поменяться комнатами. Причем возражений не принимал.
Никаких! Сами судите, товарищ капитан: и больше площадь, и прихожая какая-никакая, и можно организовать вход отдельный, чтобы в любой момент можно было принять агентуру.
Все его хорошие черты сводила на нет его единственная странность: помешательство на вредительстве и шпионах. Бесспорно, бдительность необходима, но на Мироныча по весне и осени она находила нездоровая. Тогда он днем и ночью рыскал и по путям, что по его профессии объяснимо, и по окрестностям, обязательно находя «железные» доказательства того, что кто-то где-то кому-то вредит, пакостит и что-то замышляет.
Ладно бы держал свои «открытия» при себе, но ему нужны слушатели и, посоветовавшись со своими товарищами в голове, Машкин утвердил на эту должность товарища капитана Сорокина. Во-первых, сосед и всегда под рукой, во-вторых, чуткий, бдительный и бывалый товарищ, умеющий единственным оком проникнуть в суть вещей. В-третьих, как раз ему Мироныч всецело доверял. От последнего обстоятельства Сорокин, который всегда уделял большое значение работе с населением, был не в восторге. К тому же если по месту проживания еще как-то удавалось уклоняться от общения достаточно было таинственно намекнуть на то, что ждет «нужного человечка», то на службе это было невозможно.