О том, чем это учреждение занималось, имели представление все. По крайней мере, так принято было думать. Но в чреве лубянского кита скрывались такие разные разности, о которых не ведали даже самые осведомленные наркомвнудельцы за редким исключением. Не говоря уже о простых советских гражданах. Тайная анатомия органов включала в себя загадочные элементы, порожденные отнюдь не марксистской атеистической идеологией.
Сердцем этой тайной анатомии и являлся проект «Ярополк». Не занесенный ни в одно в штатное расписание, он занимался делами, само существование которых официально признавалось невозможным. А между тем каждому из участников секретного проекта было присвоено специальное звание, соответствующее системе Главного управления госбезопасности НКВД СССР. В положенный срок все они продвигались по службе, а при получении зарплаты расписывались в общей ведомости ГУГБ.
В этом смысле ничем не отличался от остальных и старший лейтенант госбезопасности Николай Скрябин, чье личное дело лежало сейчас в раскрытом виде на столе у руководителя «Ярополка» человека, личность которого была засекречена почище самых сомнительных с идеологической точки зрения расследований проекта. Подчиненные знали, что к нему следует обращаться Валентин Сергеевич или товарищ Резонов; даже подлинная фамилия его оставалась для большинства тайной. Не говоря уже о том, что никому не было известно его звание в системе ГУГБ. И ходили даже опасливые слухи, что никакого звания у него нет вовсе поскольку в форме со знаками различия его ни разу не видели.
Однако в неведении пребывали не все. И сегодня, в четверг 25-го мая 1939 года, на Валентина Сергеевича иронически глядел с фотографии, приклеенной к листку по учету кадров, красивый молодой брюнет один из немногих сотрудников, достоверно знавших, кто возглавляет теперь проект «Ярополк».
Полагаю, пробормотал Валентин Сергеевич, вы, молодой человек, не на шутку удивились, когда услышали о моем назначении. И руководитель «Ярополка» стал вчитываться в машинописные строки личного дела, которые сопровождались добавленными от руки комментариями.
Вначале, как и положено, в деле значились имя сотрудника, дата рождения и сведения о его семье:
Скрябин Николай Вячеславович.
Родился 16 (3) декабря 1916 года, место рождения г. Петроград.
Отец Скрябин Вячеслав Михайлович, нынешнее место проживания г. Москва. Место работы СНК СССР2.
Мать Антипова (Скрябина?) Вера Петровна, скончалась.
Тут же имелась рукописная вставка, сделанная, судя по почерку, самим Глебом Бокием прежним руководителем «Ярополка», расстрелянным в ноябре 1937 года. Бокий написал втиснув свои строчки между официальными данными: Сведения об имени матери и её кончине представляются сомнительными. Скрябин был воспитан теткой матери Вероникой Хантингтон (предположительно скончалась в 1934 году), бывшей подданной Британской империи.
И это было еще что! Проникновение в советские органы госбезопасности воспитанника иностранной гражданки, казалось, конечно, делом немыслимым. Но дальше в деле Скрябина значилось дословно следующее:
Особые способности:
Телекинез подтверждено.
Ясновидение (дальновидение) подтверждено.
(Приписка Бокия: Может обладать также спиритическими способностями широкого спектра, но достоверных данных нет).
Особые знания и навыки:
Сведущ в теории и практике эзотерических учений.
Владеет технологией создания неодушевленных подобий (симулякров) живых существ ?
Доступ к информации о проекте: уровень «А» (без ограничений).
И, наконец, следовало самое главное:
Участие в проекте «Ярополк» одобрено лично товарищем И.В. Сталиным.
Валентин Сергеевич захлопнул картонную папку и спрятал в сейф, что стоял позади его письменного стола. В деле Скрябина содержались также и дополнительные сведения, но руководитель «Ярополка» и без того знал достаточно о человеке, которого ожидал нынче днем. За четыре года в проекте «Ярополк» тот дослужился до специального звания, какого иным сотрудникам НКВД и за десять лет не удавалось получить ведь старший лейтенант госбезопасности был равен майору в сухопутных войсках. Сейчас Скрябин являлся следователем по особо важным делам и, несомненно, мог считаться самым перспективным в «Ярополке» специалистом по труднообъяснимым явлениям.
И успехов своих Николай Скрябин достиг не только благодаря способностям по части эзотерики. Ему, помимо прочего, не было равных в том, что сухо именовалось тактическим планированием и оперативной деятельностью. Руководитель «Ярополка» не знал ни одного другого человека, которому с такой легкостью, будто играючи, удавалось бы придумывать и воплощать планы не просто хитроумные планы невероятные, парадоксальные, на грани сумасшествия. Причем планы его почти всегда срабатывали. Почти. Но Скрябин, самонадеянный, как нередко бывает с очень умными людьми, этого почти не считал нужным принимать в расчет.
2
А сам Николай Скрябин, старший лейтенант госбезопасности, чувствовал себя в тот день измотанным, как никогда за все двадцать два года своей отнюдь не безмятежной жизни. В груди он ощущал одновременно и пустоту, и тяжесть, а все его мышцы словно бы стали деревянными. И причиной этому являлась потеря той малости, о которой он прежде даже и не задумывался! Всякий, кто заглянул бы сейчас в приемную руководителя «Ярополка» просторную, с панелями из мореного дуба на стенах, подумал бы, что дожидающийся аудиенции посетитель дремлет. Хоть глаза его светло-зеленые, как китайский нефрит, с иссиня-черными крапинками вокруг зрачков, оставались открытыми.
Секретарь, сидевший за столом в углу, скрипел перьевой ручкой; от начищенного паркета исходил густой запах восковой мастики; а за окнами всё отчетливее погромыхивал гром: надвигалась гроза, и темно-синие тучи затянули полнеба. Однако Николай ничего этого не замечал. Он размышлял о человеке, с которым ему нужно было увидеться сегодня: о Валентине Сергеевиче Смышляеве, который официально умер в октябре 1936 года, и теперь был известен очень узкому кругу лиц под псевдонимом Резонов. До того, как его рекрутировали, этот человек успел побывать и московским студентом-правоведом, и актером, и режиссером, и участников кружка «новых тамплиеров», и даже близким приятелем почти крамольного писателя Михаила Булгакова, с которым он родился в один год: 1891.
С творчеством Михаила Афанасьевича сам Николай познакомился задолго до того, как узнал о проекте «Ярополк»: еще когда учился в школе. Его бабушка Вероника Александровна тетка его матери как-то принесла в дом два затрепанных номера альманаха «Недра» за 1924 и 1925 годы. И в них Коля прочел произведения неизвестного ему тогда литератора Булгакова: «Дьяволиада» и «Роковые яйца», каким-то чудом прошедшие цензуру.
А вот книга самого Валентина Сергеевича всего лишь труд по истории театра и актерскому мастерству в 1936 году цензуру не прошла. И Николай подозревал: между этим событием и мнимой смертью автора существовала прямая связь. Как наверняка существовала она между появлением Смышляева на Лубянке и его знакомством с Александром Васильевичем Барченко легендарным оккультистом, который вступил в «Ярополк» еще в начале 20-х годов. И на самом деле умер в апреле прошлого года: был расстрелян по приговору суда. Меньше чем на полгода пережил бывшего руководителя «Ярополка» Глеба Ивановича Бокия, под началом которого трудился много лет. Но даже Николай Скрябин имевший допуск без ограничений ко всей информации, касавшейся проекта, мог лишь гадать, каким образом все эти обстоятельства и жизненные пересечения привели бывшего актера и тамплиера Смышляева в самую засекреченную структуру НКВД.