Николай ощутил, как голову его повело вниз, и резко выпрямился на стуле, отгоняя и сон, и эти отвлеченные мысли. Думать ему следовало о деле, из-за которого он записался на прием к Валентину Сергеевичу. Хотя вместо этого мог бы уже ехать на поезде к морю. Или на автомобиле в какой-нибудь подмосковный санаторий. Ведь именно сегодня, 25-го мая, у Скрябина как и у всех, кто состоял в его следственной группе, начинался отпуск.
Однако отбыть на отдых ему предстояло в лучшем случае с запозданием. И Николай даже не знал: хорошо или плохо, что никого это не обеспокоит? Ни жены, ни невесты, ни даже постоянной подруги у него не имелось. Колина мать давным-давно исчезла невесть куда, а его отец крупный советский сановник проживал отдельно с другой семьей. А белый персидский кот по кличке Вальмон единственный его неизменный компаньон, держался сам по себе, как ему и полагалось. Если хозяин решил не ехать в отпуск, предпочел остаться дома так это было дело хозяина.
Впрочем, оставаться дома Николай как раз и не планировал. Просто не мог себе этого позволить если хотел вернуться к своей прежней, условно нормальной жизни.
3
Валентин Сергеевич Смышляев мужчина сорока восьми лет от роду, среднего роста, русоволосый, с высокими залысинами, и с удивительным лицом: одновременно и одухотворенным, и отрешенным, встал из-за стола и прошелся по своему кабинету. Всякий, кто взглянул бы на него сейчас, мгновенно решил бы, что человек с таким лицом имеет прямое отношение к миру театра. И никак не может иметь отношения к лубянскому ведомству.
Из-за нешуточной грозы Москву в середине дня заволокли сумерки, однако Валентин Сергеевич света в кабинете не зажег. Мало того: он еще и задернул шторы на ближайшем к своему столу окне когда подходил посмотреть, как по площади Дзержинского взбаламученными потоками катит дождевая вода. Валентин Сергеевич радовался полумраку в кабинете. Неровен час Николай Скрябин, который должен был явиться в 15.00, заподозрил бы что-то, заглянув своему начальнику в лицо.
Смышляев снова сел за массивный письменный стол и взялся читать уже не личное дело Скрябина, а другой документ: переданное ему накануне диковинное письмо. «Является ли хоть малая толика этого правдой?» гадал он. Затем слово «правда» сделало цирковой кульбит в его сознании. Валентин Сергеевич положил письмо под стеклянное пресс-папье и открыл верхний ящик стола, где лежал один-единственный предмет: лакированная кубическая шкатулка из красного дерева, с ребром сантиметров в двадцать.
Может быть, пробормотал он, это ему и поможет. Хуже-то уж точно не будет хуже просто некуда И он, длинно вздохнув, ящик стола прикрыл.
Тут часы в кабинете пробили три раза, секретарь доложил по внутреннему телефону о посетителе, и в двери вошел, громко стуча каблуками начищенных сапог, высокий молодой брюнет. Точеными чертами выразительного лица он походил на голливудского киноактера Кэри Гранта. Да и форма НКВД: гимнастерка цвета хаки с двумя красными эмалевыми шпалами в краповых петлицах и темно-синие бриджи с малиновым кантом удивительно ловко сидела на нем. «Он тоже играет роль, подумал Валентин Сергеевич, ведь сотрудники «Ярополка» не обязаны носить форму даже в здании НКВД». И он указал вошедшему на один из стульев для посетителей.
Я не советую вам, товарищ Скрябин, брать это дело, сказал Смышляев. Я не уверен, что оно вообще по нашей части что следствие не пытаются пустить по ложному следу. Он глянул на письмо, лежавшее под стеклянной глыбой пресс-папье. Вам что-нибудь известно доподлинно об существах, которые именуются словом навь?
Молодой человек ответил после паузы как если бы находился где-то в отдалении.
У древних славян словом «навь» обозначались не-мертвые, сказал он. То есть, умершие люди с измененной физиологией, которые и после смерти продолжали существовать в мире живых. Ходячие покойники, проще говоря. А позже русские эзотерики стали именовать их кадаврами: от французского le cadavre труп.
Что-то наподобие симулякров, которые вы умеете создавать?
Нет, Скрябин покачал головой, симулякры это всего лишь безжизненные копии живых существ. Они сами по себе безвредны в отличие от навей. Которые крайне опасны, если не знать, как с ними бороться.
Ну, а вы, конечно, считаете себя специалистом по таким вопросам! Смышляев придал своему голосу сарказм. Впрочем, я знаю, что вы скажете: вас еще в 1935 году привлекли к участию в проекте «Ярополк». И свой юридический диплом с отличием вы защитили по секретной теме «Криминология парапсихических феноменов».
Всё именно так. И в дипломной работе я упоминал: в старину считали, что против враждебных людям созданий эффективны огонь, соль и железо. Но единственный надежный способ их одолеть найти и нейтрализовать живого человека, который ими руководит. Да и автор письма думает так же.
И что руководитель у них всегда есть?
Когда они совершают предумышленное убийство с последующим сокрытием улик то да. Подобные существа сами не способны действовать столь организованно. Потому-то я и хочу поехать в это село Макошино.
Да что же вас в этом деле так зацепило? воскликнул Валентин Сергеевич, ясно отдавая себе отчет, что переигрывает но не представляя, что еще он может сказать или сделать. Конечно, случай серьезный: пять убийств, совершенных с особой жестокостью. Но ведь в Макошино уже откомандирован капитан госбезопасности Крупицын вместе с своими людьми. А все ваши подчиненные сейчас ушли в отпуск и с вами поехать не смогут.
Я считаю, сказал Скрябин, что группе Крупицына без помощи проекта «Ярополк» не обойтись.
А как же ваш собственный отпуск?
Отгуляю в другой раз.
Смышляев невольно поморщился и попытался скрыть это улыбкой. Но улыбка у него вышла неуверенная, колеблющаяся он тут же сам это понял. И эта неуверенность не осталась тайной для его посетителя: молодой брюнет глянул на Валентина Сергеевича с неуместно сочувственным выражением.
4
Николай Скрябин видел, что Смышляев чего-то страшится. По каким-то причинам не хочет отпускать его в командировку. И это заставляло всерьез призадуматься. Ведь не с бухты-барахты Валентина Сергеевича взяли в «Ярополк». Скрябин знал, что его нынешний шеф имеет доказанные способности к ясновидению особого рода. И, к примеру, точно предсказал в свое время причину и год смерти польского лидера Юзефа Пилсудского.
Но ехать в Макошино Николай должен был. Он видел, какие вещи там творятся, и это повлияло на него самым скверным образом. Хоть видел он всё и не наяву.
Тот сон приснился ему во время его предыдущей командировки, когда он выезжал со своей следственной группой в Зауралье. Разница во времени с Москвой делала утренние подъемы непривычно ранними для него, а потому каждую ночь Николай засыпал, едва успев добраться до гостиничной постели. И тот раз не стал исключением. Дневные впечатления разрозненные, наползающие одно на другое, словно бы затянули его в глубокую черную воронку со стенками из какого-то мягкого материала, вроде войлока. Плавно сползая по ним, Скрябин очутился возле символического жерла воронки, заскользил дальше и без всяких усилий вынырнул с её противоположной стороны.
И это был уже не зауральский поселок, а древнее село на окском берегу, название которого Николаю будто шепнули на ухо: Макошино. А заодно сообщили, что события, снящиеся ему, происходят прямо сейчас: субботним вечером 6-го мая 1939 года.
Он видел, как трое мужчин в серых комбинезонах, шли, вяло печатая шаг, по единственной сельской улице. И откуда-то знал, что троица эта рабочие из строительной бригады. В Макошино, где располагалась центральная усадьба колхоза имени XVII съезда ВКП(б), они прибыли для дела самого прозаического: чтобы возвести новый коровник. Но Скрябину не просто было всё известно об этих троих он сам словно бы сделался ими: всеми тремя одновременно. Так что мог смотреть их глазами и даже улавливать немалую часть их мыслей.