Мы вернулись к дому и стали его разглядывать. Он был бревенчатый, с высокой серой крышей, а из крыши торчала труба, значит, есть печка, это хорошо. Зимними вечерами будем сидеть у печи, подкладывать поленья, смотреть в огонь и думать о чём-нибудь. А у ног будет лежать большой мохнатый пёс и тоже думать о чём-то своём. А на улице будет мороз, и снег, и круглая большая луна. Здо́рово! Собаку надо будет завести обязательно. И что это тётя выдумала: продать дом, когда мы женимся! Никогда мы его не продадим!
А ещё у дома была большая закрытая терраса с мутными стёклами, крыльцо с перилами и окошко под крышей. Внутри две комнаты, кухня и лестница наверх, а там ещё две комнаты: одна маленькая, другая побольше, только недостроенная, в ней лежали какие-то доски, листы фанеры, гвозди и ещё много всякого. И почему-то два здоровых красных огнетушителя. Почему здесь, а не в сарае? А-а, всё равно. Решено: второй этаж будет нашим личным пространством.
Мы спустились вниз. Мама с папой ещё спали. Ильюшка сказал, что хочет есть, и я вдруг почувствовал, что тоже просто умираю от голода. Будить родителей было нельзя: обещали дать им спать, сколько захотят. И мы ещё не умывались
Мы пошли на кухню: вдруг там есть кран, но его не было. Зато на полу было ведро с ковшиком, а на табуретке таз и мыльница с новым куском мыла. И два полотенца на спинке стула. Это мама, конечно: она про мытьё сыновей никогда не забудет. Ильюшка заныл, что холодной водой мыться отказывается, дома он моется только тёплой, как девчонка, но я пожал плечами и сказал, что если хочет, пусть ходит грязный, как бомж, а я обязательно умоюсь целебной колодезной водой. А брат пусть польёт мне из ковшика.
Вода была жуть какая холодная, но я знал, что потом станет очень хорошо, и сказал брату, что он трус и ему должно быть стыдно. Я даже попросил, чтобы он осторожно полил мне на спину. Он так и сделал, а потом вдруг перевернул ковшик, и вода хлынула и на спину, и на пол, и сзади в трусы. У меня аж дух захватило, а Илья сразу заверещал, что он не нарочно, и кинулся бежать. Но я-то его знаю с рождения и зачерпнул ковшом из ведра, рванулся за ним и воткнулся головой в папин живот, а вода из ковшика, конечно, выплеснулась папе на тапки. Папа крякнул, ухватил меня за ухо и стал неторопливо разглядывать лужу на полу, мои мокрые трусы и свои тапки. Я закрыл глаза. Папа посопел некоторое время надо мной, отпустил ухо и велел вытереть лужу, подобрать мыло и отнести таз с водой в душевую. Я было заикнулся, что это всё Ильюшкины дела, но папа опять засопел, и я взялся за тряпку. А Илья, как всегда, увернулся. Умеет, гад. Ничего, придёт и моё время
Я дотёр пол, вымыл руки, достал из нашего чемодана чистые трусы брата, а свои, мокрые, кинул ему на подушку, нашёл папу, сказал ему, что хочу есть и нечего морить родных детей голодом, и пошёл искать Илью. Как я и ожидал, возле дома его не было. Ясно, прячется. Ещё лучше, найду где-нибудь на участке подальше от дома и там объясню ему, насколько он был не прав. Я обежал весь участок нигде.
Ага, калитка приоткрыта: спасается на улице. Поймаю сразу получит, убежал далеко закрою калитку на засов. Начнёт стучаться открою и встречу. Никуда не денется. Я вылетел за калитку и обалдел! Прямо напротив нашего участка, просто улицу перейти, стоял настоящий за́мок. Высоченная длиннющая стена с воротами и по углам настоящие башни с узкими окнами. Ворота огромные, а в них ещё дверь с окошком. А над воротами башенка с золотым куполом, крестом и иконой. Ну прямо как рыцарский замок, только всё было не грубое, каменное, серое, как в кино про рыцарскую старину, а белое, гладкое, под яркими зелёными крышами, очень красивое и чистое. И всюду по верхнему краю торчали кронштейны с фонарями и видеокамерами.
Я увидел Ильюшку он стоял с распахнутым ртом, и я понял, что у меня тоже отвисла челюсть. Я захлопнул рот и ткнул брата в бок. Он очнулся, повернулся ко мне и спросил:
Это что, музей?
Вряд ли, ответил я. Музей был бы старый и облезлый, и у входа висела бы доска с названием и расписанием работы, а возле неё было бы окошко кассы. И это точно не крутая фирма там тоже висело бы что-нибудь у входа, и была бы автостоянка для сотрудников с будкой и здоровенной мордой в ней. Может быть, это дача какого-нибудь нефтяного барона или штаб-квартира какой-нибудь политической партии? Например, тёткиных коммунистов: дачный посёлок-то был их. А-а может быть, это дом какой-нибудь мафии.
Илья помотал головой.
Ничего себе соседи удивлённо протянул он, и я с ним согласился.
Эй, голодные дети, где вы?! раздался мамин голос, и мы пошли есть.
За завтраком мы спросили у папы, что это за за́мок такой, но он пожал плечами и сказал, что, скорее всего, это загородная резиденция какого-нибудь «нового русского», которому некуда девать деньги, но вообще это не очень интересно. Ладно, ему неинтересно, а нам интересно, разберёмся позднее, а пока и дома дел хватает.
После завтрака папа с мамой стали осматриваться и составлять список неотложных дел, а мы полезли на дерево возле самого забора, чтобы поглядеть на замок, потому что даже с крыши нашего дома нельзя было заглянуть за высоченную стену этого замка. К тому же на крыше мы были бы видны и прохожим, и из замка, и папе с мамой, а на дереве из-за густой листвы нас никто не увидит. Точно.
Дерево было большое, развесистое и очень удобное: нашёлся ящик, с которого легко было достать до первой ветки, а дальше наверх как по лестнице. Чтобы заглянуть за стену, пришлось лезть довольно высоко, было даже страшновато, но зато устроились мы отлично. Я на большой ветке, плечом к стволу, а за спиной другая ветка. И ветка под ногами. Как в кресле. А Ильюшка чуть пониже, верхом, ствол за спиной, а ноги упираются в две другие ветки. И захочешь не упадёшь. Но всё равно, надо будет захватить с собой сюда верёвку и привязываться каждый раз обязательно. Всякое может случиться, вдруг рванёт внезапный шквал и сдует нас
Когда мы наконец устроились и раздвинули листья, то ахнули. У нас участок большой, а у этих ещё раза в четыре больше. Посредине стоял домище, нет, дворец с высокими окнами, башенками, широким крыльцом с фонарями и тоже белый с зелёной крышей, а перед ним был ровный-ровный газон и мраморный фонтан с какой-то фигурой в центре, только вода из него не текла. И дорожки, выложенные жёлтым кирпичом и обставленные фонарями, не то что наши протоптанные в траве тропинки. А в правом углу была беседка, но не как наша пол, столбы и крыша, а восьмиугольный домик с маленьким мраморным крылечком и стеклянными стенами, а внутри был виден стол с креслами, диванчики и шкаф, тоже стеклянный. Да-а, как в кино. Наверное, они здесь ведут важные переговоры. Может быть, политические, а может быть, про то, как кого-нибудь убить.
За главным домом виднелись ещё какие-то постройки, теннисный корт и что-то стеклянное. Ильюшка предположил, что это бассейн, а я что это оранжерея или зимний сад, потому что бассейн должен примыкать к дому, чтобы не ходить от него до дома по улице, особенно в плохую погоду. Но брат сказал, что для этого у них наверняка есть подземный ход с лифтами.
Ни во дворе, ни в беседке не было видно ни одного человека. Папа позвал нас, и мы уже собрались слезать, как вдруг из-за дома вышла настоящая лошадь. Её вёл за уздечку мужик в сапогах и белой рубахе, а на лошади сидела девчонка. Она была одета как наездница на скачках: короткая чёрная курточка, белые рейтузы, чёрные сапожки с блестящими шпорами, на голове чёрная шапочка с длинным козырьком, а из-под шапочки рыжие волосы. Я посмотрел на младшего, а он уставился на эту девчонку и не дышит.
Мужик что-то негромко скомандовал, и лошадь пошла по круглой дорожке на длинной верёвке. Мужик стоял посредине, держал верёвку за свободный конец и только поворачивался вслед за лошадью. Ой, как всё это было красиво! Тёмно-рыжая лошадь, а грива и хвост светло-рыжие. На ногах у неё белые бинты, а на лбу белый фонтанчик из перьев, блестящие бляшки на всяких лошадиных ремнях, блестящие стремена, красное с жёлтым седло и рыжая девчонка Здо́рово!