Ссыкло!
Гребенников! Воскликнула директор. У него температура сорок!
Дальнейшего их разговора я не слышал, потому что провалился в бредовое беспамятство.
В инфекционке «больницы рыбаков» я провалялся все каникулы. Посетителей в палату не пускали, перемигивались с родителями через окно. Через окно же мне передали и новогодний подарок. Родители купили фотоаппарат.
Как шутил папа: «Хочешь разорить друга, подари фотоаппарат». Но сам хотел и купил фотик для нас обоих.
К нему столько всякого нужно было Увеличитель, ванночки, проявители-закрепители, фотоплёнка и фотобумага, глянцеватель. Но глянцевали мы, помнится, на стекле. Ах да, фонарь красный, бачок для проявки плёнки.
За две недели изоляции, я всё хорошенько обдумал и немного привык к своему новому состоянию.
Очень тяжело было говорить и вести себя, как мальчишка. Да и взгляд
Лечащий врач, молодой, по моим старым меркам, парень лет тридцати, разглядывая мои склеры удивлённо отстранился и спросил:
Ты, что такой суровый?
Болею, прошептал я и он, усмехнувшись, расслабился.
Шутишь, это хорошо, бодро сказал он.
А не шутишь плохо, продолжил я хмуро.
Врач скривился.
Медсестра, та вообще, чуть не, как она сама сказала: «Не родила», когда я схватил её за руку. Я дремал и почувствовал какое-то движение надо мной. Открыв глаза, я увидел протянутую ко мне руку, и машинально схватил её за запястье. Хорошо хоть не надломил. Бедняжка пришла ставить мне капельницу и пыталась разбудить. Рефлексы, блин.
Короче, я вышел из больницы с головой, более-менее вставшей на место. А так, честно говоря, едва не сошёл с ума от мыслей и чувств. Основная мысль была: «Нахрена козе баян?».
Мне и так было неплохо в том теле. Да, доживал, как говориться, хотя и чувствовал себя вполне себе не плохо, и вдруг начать переживать заново то, что уже прошло? Всю жизнь заново? За что мне эта канитель? Хоть бы ещё чужую В чужом теле А в своей чего я не видел?
Что-то кардинально менять в себе или жизненном пути, я не видел смысла. Я делал то, что требовалось, по обстоятельствам и особо вроде как не напортачил. Всё уже сложилось и семья, и дети, а сейчас? Вдруг что-то пойдёт не так? Так думал я, возвращаясь в отчий дом на такси с отцом и матерью.
Что-то не так уже пошло. Попав в больницу, я не встретился со Светланой, своей первой настоящей любовью, с которой мы «продружили» до моего первого курса института. Это в той жизни, а в этой она с родителями пришли к нам домой покупать Большую Советскую Энциклопедию, а меня нет. Ай-яй-яй!
А мне тогда она очень понравилась. Я на неё запал серьёзно и вскоре мы уже «дружили по-настоящему», как говорил папа. Но без Э-э-э «Излишеств». Она была младше меня на год, да и я ещё не думал о «том». Какие могут быть «излишества» в шестнадцать лет? Хотя
А сейчас жизнь пошла наперекосяк.
Когда я узнал от родителей про «Энциклопедию», я загрустил.
Ты чего? Спросила мама. Жалеешь? Самой жалко, но То надо, это Ты уже большой.
А? Да нет. Это я так Каникулы прошли и в школу завтра.
Я вдруг понял, что и «слава богу», что мы не встретились со Светланой. У девчонки жизнь потом пошла «поломатая». Она долго не могла мне простить мой уход. Но сделать тогда я с собой ничего не мог. Встретил свою единственную и неповторимую и как отрезало. Вчера любил, сегодня нет. Одномоментно.
Я вздохнул полегче.
Да ладно тебе вздыхать, сказал отец. Зарядку там делал?
Делал, пап, сказал я, умолчав, что не только зарядку, а ещё и короткий комплекс китайской тайцзыцюань, и пять элементов цигун.
До воспаления у меня не дошло, но ангина была шикарной, по словам врачей. Аж консилиум собирали.
Когда я в больнице рано утром делал комплекс тайцзы, медсестра позвала дежурного врача, опасаясь, что у меня «поехала крыша». Такое, как мне потом рассказала она же, у них случается часто. Человек сходит с ума от всякой фигни, оказывается.
Врач спросила меня, что это? Я рассказал, что видел в журнале «Наука и жизнь». Что-то типа йоги. Гимнастика, такая лёгкая. Лечащий врач, приглашённый дежурным, сказал, что: «лёгкая это хорошо А вот тяжёлая для здоровья плохо. Особенно после ангины». Я согласился. Но за моими движениями руками и ногами всё же приглядывали.
Однако комплекс я делал красиво и гармонично, в синей пижаме это смотрелось очень по-китайски, и врачи сняли меня с контроля. Несколько выздоравливающих тоже присоединились ко мне, но меня скоро выписали.
На следующий день, когда я вышел из подъезда, меня поджидал Валерка. Он вышел из своего подъезда и сходу спросил:
Оклемался? Что было?
Ангина, сказал я.
Классно ты грохнулся. Прямо башкой об пол «хрясь»! Хрен так повторишь. Как мозги?
Валер, пошёл нах, Сказал я, стараясь не обращать на него внимание.
Чо! Дёрнулся он в мою сторону, пытаясь взять на испуг, но, видя, что я не реагирую, остановился и прищурился.
Я прошёл мимо.
В той жизни мы с ним постоянно, класса до восьмого, дрались и он побеждал, потому что был старше и наглее. Поэтому он, как бы, верховодил во дворе. Кроме него только Славка был старше нас на три года и считался абсолютным авторитетом.
Однако в восьмом классе я вымахал и даже на физкультуре побеждал в борьбе нашего Женю Рошкаля, здоровенного парнишку, занимавшегося классической борьбой.
Я уже пять лет занимался самбо, а он только два года борьбой, вот и побеждал, пока Женя не стал кандидатом в Олимпийскую сборную Советского Союза. Поэтому наши взаимоотношения с Валеркой к девятому классу несколько выровнялись. Я хоть был и не драчливым, но он, видимо, понимал, что, если дойдёт до драки, ему несдобровать. Он походил немного в тот же клуб, что и я, но вскоре бросил. Но мой потенциал его вразумил. Сейчас он по привычке меня поддразнивал, зная, что первый я драться не полезу, а тут и вовсе сник.
Ну ты чо, Дрозд.
Дрын через плечо, Грек. Веди себя прилично. На тебя дети смотрят.
Валерка ошарашено посмотрел на пробегающих мимо нас второклашек.
И чо?
Ты повторяешься, Грек.
Он озадаченно стих.
Сегодня снова первым уроком стояла химия.
В кабинет без учителя не впускали. Раковины с водяными смесителями так и притягивали нас похулиганить.
Ну, что Шелест, может расскажешь нам про азот, коварно спросила меня химичка. Ты же учил?
Я-то учил, Татьяна Валентиновна, да уже и забыл.
А на экзамене, тоже это скажешь? Иди-иди к доске. У тебя условно-досрочная четвёрка.
Я вылупился на химичку Ничего себе «условно-досрочная» Термины то какие!
Не успев сесть за свою вторую парту в центре, я шагнул к доске.
Азот, начал я, химический элемент.
В классе послышались смешки.
пятой группы периодической системы Менделеева с порядковым номером семь. Обозначается латинской буквой «N». Атомная масса азота 14. Строение атома два пять.
Я нарисовал.
Молекула состоит из двух атомов
Так Это знаешь. Зазубрил в больнице? Похвально. Свойства?
Я рассказал всё, что я знал про азот, а про азот я знал много, потому что по своей первой, инженерной специальности изучал рефустановки, и работал на них, и нахватался в своё время аммиака, мама не горюй.
Рассказав про взрывчатые вещества, которые я изучал по своей второй специальности, я уже начал было повторятся, как прозвенел звонок.
Химичка смотрела на меня так влюблённо, что я едва не сомлел. Она мне и тогда нравилась, почему я и хулиганил на её уроках, а сейчас
Ну, Шелест Жаль, что нельзя исправить четвертную. Поразил Или ты так головой стукнулся? Хихикнула она, но увидев мои глаза, извинилась. Прости, Шелест. Вырвалось. Все свободны.
Точно стукнутый, прошептала, проходя мимо Ленка Смирнова, бросая на меня странный взгляд.
Математика прошла штатно. В ней я был твёрдым середняком, «хотя мог бы и на пятак натянуть», как говорил мне папа, махнувший на меня рукой после восьмого класса. Программа минимум, по его мнению, мной была выполнена. Аттестат о среднем неполном имелся, а дальше государство давало широчайшие возможности: от армии до средне и высше-технического.