Во главе этого замкнутого сообщества евнухов и дев стояла валиде-султан мать верховного правителя. Правой рукой ее являлся капы-ага, главный белый евнух, совмещавший обязанности начальника стражи и посредника между валиде и самим султаном.
Любая из сотен наложниц могла дослужиться до высокого положения в администрации гарема и собственными трудами. Но путь к истинной власти был один-единственный привлечь к себе внимание султана.
Если тот приглашал наложницу в свою постель, ей полагались собственные покои и жалованье. Она могла провести с господином жизни хоть одну ночь, хоть тысячу и одну. Всё это ей в зачет не шло до тех пор, пока она не родит султану сына. Родившая же сына наложница становилась кадын, одной из жен султана. Всего же их у султана могло быть четыре и не более. После появления четвертой кадын всякая беременность в гареме прерывалась абортом. Каждая из четырех жен затем оказывалась в шаге от истинной власти, но лишь одной из четырех суждено было в один прекрасный день стать следующей валиде-султан, если именно ее сын унаследует титул султана Османской империи.
Но Сулейман решительно порвал с традицией. Хотя ему было уже тридцать лет от роду, у него до сих пор была одна-единственная кадын и единственный сын. Слишком уж тонкая нить для столь буйного рода, как Османы, и мать Сулеймана тревожилась из-за воздержанности сына по части приумножения числа наследников.
Валиде приняла капы-агу в своей палате для аудиенций, необъятном вместилище мерцающего оникса и паутинистого мрамора.
Желтой молнией струился из-под высокого остекленного купола косой сноп солнечного света.
Она взирала на начальника стражи, сидя на кресле черного дерева с высокой спинкой и пурпурной парчовой обивкой.
Хотел меня видеть, капы-ага?
Главный белый евнух облизал пересохшие губы. Он до глубокой ночи отрабатывал речь, но теперь слова вдруг покинули его, будто смытые нахлынувшим потоком черной паники.
О, царица покрытых никабом головок выдавил он из себя официальное обращение.
В чем дело? Нездоровится тебе?
Познабливает.
Так может, тебе лучше к аптекарю?
Как скажете, Ваше Высочество.
Тебя что-то тревожит?
Прослышал о смуте среди девушек.
Какой такой смуте? нахмурилась валиде.
Ну, кое-кто из них вроде как
Короче, капы-ага!
Ревность их обуяла.
Девы в гареме всегда ревнивы.
Это не мимолетная зависть, а растущее недовольство. Думаю, надо бы нам обратить на это внимание.
Валиде пристально вперилась взглядом ему в лицо. Это еще больше нервировало.
Давай дальше, приказала она.
Дело в Гюльбахар. Ее все любят, конечно
Кроме меня.
«Ну а то, подумал капы-ага. На это у меня и расчет».
Часть девушек чувствуют себя несправедливо обиженными тем, что полностью обойдены вниманием Властелина своей жизни. Они делаются почти совсем неуправляемыми.
Так это же твоя работа твоя и кызляр-агасы управлять ими.
Конечно, госпожа моя. Только вот если бы мне было чем их приободрить на словах
Валиде-султан приставила к щеке указательный палец с драгоценным перстнем.
И чего бы им, по-твоему, хватило для ободрения?
Того, верно, что Властелин жизни воспользуется ими в один прекрасный день, и день этот не за горами?
Да кто ж его знает, что и когда он соизволит сделать или не сделать?!
Задел-таки он ее за живое. Если кто и был недоволен тем, что Сулейман такой однолюб и кроме Гюльбахар никого знать не хочет, так это его мать.
Все они только и ждут дражайшей возможности сослужить своему господину службу, как только могут, заверил он.
Но есть ли среди них хоть кто-то сравнимый с Гюльбахар?
Сами себя они все считают и вовсе несравненными, ответил он с натянутой улыбкой.
Валиде перевела взгляд за окно, на сверкающие купола гарема. Перебрав большим пальцем левой руки остальные, она будто пересчитала в уме заветное число жен своего сына.
Я переговорю с Властелином жизни, сказала она. Спасибо за то, что привлекли мое внимание к этому предмету.
Капы-аге хотелось крикнуть ей: «Постойте, я еще главного не сказал!». Но было поздно. Его отпустили. Он отвесил поклон и попятился к выходу.
И последнее.
Да, Ваше Высочество?
Есть у тебя конкретная девушка на примете?
Он едва скрыл облегчение. А то ведь подумал было, что и не спросит.
Есть одна достойная, по моему разумению, того, чтобы наш господин обратил на нее свой высочайший взор. Она смышлена и жива по своей природе, и он вполне может найти ее более чем приятной.
Звать ее как?
Хюррем, Ваше Высочество. Имя ей Хюррем.
Глава 6
Всякий раз по приходу в гарем в старом дворце Сулейман прежде всего посещал свою мать. Таково было требование.
Валиде-султан приняла сына на террасе. На ней был цветистый парчовый кафтан, а весеннее солнце искрилось на вычурных узорах из перламутра и гранатов в ее волосах. Ей же эти безделицы были милее настоящих драгоценных камней.
Мать. Сулейман поцеловал ей руку. Он присел на диван подле нее, а одна из служанок поспешила за шербетами и розовой водой. Ты в порядке?
Мерзну сильнее, чем раньше. В моем возрасте ждешь не дождешься весны.
Да не так уж ты и стара.
Я бабушка, сказала она. Правда, внук у меня один-единственный. Не впечатляет.
Сулейман, закинув голову, залился смехом:
Только не это, сколько можно-то?
Я опечалена твоим легкомысленным отношением к страхам старухи-матери. Отняв руку, она взяла ею отборную фигу из стоящей перед нею чаши с фруктами. А что покоритель Родоса? Куда тебя призывает Диван нанести следующий удар?
В этом году военных барабанов ты больше не услышишь. Мои генералы пока зализывают раны. Пройдет какое-то время, прежде чем они изготовятся снова выпустить когти.
Ну а ты?
Мысль о еще одной кампании претит моей душе, сказал он, тяжело вздохнув.
Султан, отказывающийся идти на битву под знаменем Мухаммеда, надолго в султанах не задержится. Янычары за этим проследят.
Сулейману вспомнились слова отца, которыми тот напутствовал его, отправляя в Манису на первый в его жизни официальный пост губернатора: «Если турок слезает с седла ради того, чтобы рассесться на ковре, он обращается в ничтожество».
Ну так отец-то его в ту пору был воистину дик нравом.
Не нужно напоминать мне о моем долге ни перед ними, ни перед Аллахом. Но на этот сезон я сыт войной по горло.
Долг султана лежит не только на поле брани.
Так вот в чем дело: первые слова матери должны были его насторожить. Им снова предстоит разговор о Гюльбахар.
У Османов есть наследник, сказал он.
А что, если он занеможет? У султана должно быть много сыновей.
Чтобы они друг друга поубивали после моей кончины?
Сулейман снова вспомнил об отце. Ведь Селим-султан недаром получил в народе прозвище Грозный, а начал свое правление со свержения с помощью янычар собственного отца, которого затем еще и отравили по дороге к месту ссылки. Затем он порешил еще и двух своих братьев, и восемь племянников, дабы никто не оспаривал его власть. И даже трех других собственных сыновей он повелел казнить, дабы не обременять самого Сулеймана столь грязным делом, как учинение расправы над родными братьями. Или сомневался, не тонка ли у его наследника кишка на это?
У тебя есть долг.
Он включает множество обязанностей.
И ни единой из них тебе не должно пренебрегать.
Но я счастлив с Гюльбахар.
Не о счастье речь, а о наследниках по линии Османов.
Сулейман отвернулся и уставился на панораму минаретов и куполов поверх нагромождения деревянных домов над Золотым Рогом.
На этот миг в доме Османов бьются лишь два сердца, сказала валиде. Этого мало.
Чего ты от меня хочешь?
Я не прошу тебя отказываться от Гюльбахар. Естественно, у тебя должна быть любимая жена. Но в гареме много девушек. Кто-то из них вполне может послужить усладой для твоего взора.