Нет еще, он работает. Он будет в шоке мы теперь точно не сможем здесь жить. Надеюсь, вы понимаете.
Я думаю, вам следует позвонить мистеру Кертису, мисс Доусон.
Я позвоню, как только узнаю, почему вы не рассказали ему об убийстве.
Простите, мисс Доусон, но мистеру Кертису все известно. Он выяснил историю дома перед покупкой. Он знал, почему дом пустовал целый год и почему продавался ниже рыночной стоимости. Бен делает паузу, давая мне время осознать услышанное. Когда он вернулся и сказал, что согласен, я спросил его, точно ли вам это подойдет. Потому что хоть этот дом и смотрели несколько раз, но все в итоге решили, что не смогут чувствовать себя там комфортно. Однако мистер Кертис заверил меня, что вы не против. Что вы закроете глаза на эту историю, поскольку сможете сохранить свой коттедж в Сассексе, кажется? Снова пауза. Я сожалею, мисс Доусон, но вам действительно необходимо поговорить с мистером Кертисом.
Глава 10
Я в таком ступоре, что едва улавливаю звонок мобильника. Это Джинни. Не беру трубку, не могу. Мозг намертво уперся в сказанное Беном.
Поверить в это невозможно. Невозможно поверить, что Лео взял и купил дом, невзирая на совершенное в нем убийство. Слишком неправдоподобно. Как он мог с этим смириться? Как мог хоть на секунду подумать, что с этим смирюсь я? Он же знает, насколько я впечатлительна; не могу смотреть фильм, если чувствую, что сейчас произойдет что-то плохое, и выхожу из комнаты. Видимо, поэтому он мне и не сказал: понимал, что я откажусь тут жить. Хуже того, он соврал Бену, будто я уже в курсе. А еще хуже то, что он сказал Бену, будто я согласилась тут жить потому, что не хочу продавать свой коттедж. Как он мог? Выставил меня одновременно и бесчувственной, и меркантильной. Ненавижу его за это. Зато теперь Бен знает правду. Хотя от этого не особенно легче.
Не могу понять, почему Лео так мне и не сказал. Должен бы по идее был понять, что я когда-нибудь узнаю. Он из-за этого не хотел приглашать к нам гостей? Чтобы кто-нибудь не упомянул об убийстве? И почему никто о нем не заговорил? Ева, Мэри, остальные почему никто на вечеринке ни словом о нем не обмолвился?
Потому что не могли, наконец доходит до меня. Они думали, что я знаю и что мне это не мешает. Вряд ли кто ввернет такое в разговоре: ну что, Элис, каково это жить в доме, где произошло убийство? Теперь понятно, что имела в виду Тамсин, когда сказала на вечеринке, что я поступила смело. Не мой переезд из сельской местности в Лондон, а мое заселение в дом с жутким прошлым. И понятна ее фраза, донесшаяся до меня сегодня утром. «Просто прекрасно, что ее это, похоже, не волнует». И реплика Евы: «Я уже начинаю сомневаться, что она в курсе».
Меня затопляет благодарность к Еве, которая понимает, что я, возможно, не такая бесчувственная, как все, наверное, думают. Удивительно, что она так дружелюбна со мной; удивительно, что все здесь в целом достаточно любезны. Может, кто-то втайне и осуждает нас за покупку дома, но большинство выказывало заинтересованность
Боже! Я наклоняюсь вперед, уронив голову на руки. Я же устраивала экскурсию по дому, водила людей наверх. Что они все думали? Те, кому так не терпелось посмотреть спальню, это из-за убийства, которое там произошло?
Я так и держу телефон в руке; снова гуглю убийство и нахожу статью, написанную спустя четыре дня. Там информации больше: тело обнаружили в спальне, привязанным к стулу. Волосы были отрезаны; ее задушили. «Арестован мужчина, он сотрудничает с полицией и помогает в расследовании» так завершается статья.
К горлу подкатывает желчь. Мне было известно, как погибла Нина Максвелл, эти картины преследовали меня несколько месяцев. Однако прочитать своими глазами Чтобы одолеть тошноту, я перенаправляю ее в другое русло, превращаю в злость на тех, кто хотел посмотреть спальню, место убийства. Тамсин и большинство остальных женщин отклонили мое предложение посмотреть перепланировку, интерес проявляли в основном мужчины. Ева была наверху, но не в день вечеринки, а раньше, когда зашла представиться. Я потащила ее наверх показать наш гигантский шкаф. Она согласилась не сразу, и я приняла ее колебания за нежелание показаться слишком любопытной.
Элис?
Я поднимаю голову и вижу, как ко мне по дорожке идет Ева.
Что ты тут сидишь? Она слегка хмурит брови. Да ты дрожишь! Все в порядке?
Нет, на самом деле нет.
Ты заболела? Позвонить кому-нибудь?
Нет, все хорошо. Хотя, конечно, нет, пытаюсь я пошутить. Но я здорова. Я просто чувствую такое унижение и злость!
Злость это хорошо, отвечает Ева, усаживаясь рядом. Аромат ее парфюма да, это «Армани» как-то странно успокаивает. Это лучше, чем болезнь или грусть. Не расскажешь мне, в чем дело?
Я только что обнаружила, что наш дом, отвечаю я, стиснув руки, стал местом жестокого преступления. Я смотрю на нее в тоске: Я не знала, Ева. Лео знал, но не сказал мне.
О, Элис. Сочувствие в глазах Евы тоже успокаивает. Я уже начала думать, что ты действительно не знаешь. Поначалу я думала, что ты из тех, кто умеет отделять мух от котлет, кто может сказать, мол, что было, то было.
Я не способна на такое бесчувствие. Удивительно, что ты вообще со мной разговаривала. Удивительно, что все со мной разговаривали, хотя я даже ни разу не упомянула о происшествии и не сказала, как я сожалею, что вы потеряли соседей.
Никто тебя не осуждал, Элис.
Думаю, Тамсин осуждала.
Ну, может быть. Немного. Нина была ее лучшей подругой, так что это понятно. Она на секунду замолкает. Когда она тебя впервые увидела, то подумала на мгновение, что ты это Нина. Она стояла у окна спальни и смотрела, как ты идешь через сквер. Ты примерно той же комплекции, и с такого расстояния можно было различить только твои светлые волосы. Она чуть с ума не сошла.
Я рассеянно киваю.
Но почему меня не осуждают? спрашиваю я. Разве это не естественно?
Ева проводит рукой по волосам.
Я думаю, всем просто стало легче, когда дом наконец купили. Наконец он перестал пустовать, в нем кто-то поселился. А то стоял как мавзолей. Дети даже уверяли, что в нем живут привидения, а родители не хотели, чтобы малыши в это верили. Когда мы услышали, что у дома появятся новые хозяева, то в наш комплекс словно потянуло свежим ветром. Наконец мы могли начинать жить дальше. Она смотрит на меня серьезными глазами: Люди были благодарны, Элис. Нам это казалось новым стартом.
Но вы сплетничали о том, что я все знаю, отвечаю я, роясь в кармане в поисках бумажного платка. И, конечно, никто не осмелился упомянуть убийство в субботу вечером, хотя много кто захотел посмотреть место, где оно произошло. Хоть бы кто-нибудь спросил меня, каково мне живется с призраком убитой женщины.
Ева, кажется, смутилась.
Ну, тут отчасти и я руку приложила. Лео сказал Уиллу, что будет благодарен, если никто не станет упоминать при тебе историю дома, поскольку ты якобы очень нервная. Уилл передал мне, а я вроде как всем.
Всплывает воспоминание: Лео идет к Уиллу на следующий день после того, как я всех пригласила к нам.
Не могу поверить! Злость возвращается. Он вообще не хотел, чтобы я об этом узнала, так ведь? Я смотрю на Еву в надежде, что она сможет дать ответ: Не понимаю, Ева. Он никогда ничего подобного не делал. Ничего не скрывал, не говорил неправду. И он должен был понимать, что я все равно когда-нибудь узнаю. Такие вещи не сохранишь в секрете.
А как ты узнала? спрашивает Ева и, достав из сумки кепку, начинает ей обмахиваться.
Мне позвонили, отвечаю я, надеясь, что моя небольшая заминка пройдет незамеченной. Журналист. Я не вру: я почти уверена, что Томас Грейнджер журналист и представился частным детективом лишь для того, чтобы звучало это более удобоваримо.
Ева нахлобучивает кепку на голову, прямо поверх очков.