Браво, браво, Петр Петрович, сказал он и тут же протянул Черемаеву руку.
Добрейший мой! подскочил к нему актер и поцеловался с ним влажными губами.
Когда бенефис-то? спросил Подпругин.
Не скоро еще, мой милейший. В январе.
Смотри, не забудь нас в своих молитвах. Пришли ложу.
Да уж это первым делом. Как забыть такого
Нам бельэтаж и поближе к сцене. Иначе не сидим.
Да уж само собой.
Ну, я на свое любимое местечко. Вон там, у дверей, показал Подпругин. Освободишься, так приходи, холодненького пососешь. Дельце есть.
Всенепременно, родной.
Обойдя всю столовую и найдя в ней, кроме актера Черемаева, только еще одного знакомого, Гвоздь Гвоздевского, Подпругин поздоровался с ним и сел за столом у входа в столовую. К нему подскочил лакей и подал карточку кушаний.
Прибереги для себя, прибереги для себя отстранил Подпругин карточку и прибавил: Должен знать, что я по карточкам не ем. Позови сюда повара.
Лакей побежал. Подпругин одумался.
Стой! Стой! Не надо! крикнул он лакею. Потом Не с кем есть теперь. Дай мне сначала бутылку редереру
Появилась бутылка шампанского. Подпругин налил себе стакан, сделал глоток, но больше пить не мог.
Еще стакан! сказал он лакею.
Тот подал. Подпругин осторожно наполнил стакан шампанским и приказал:
Снеси вон на тот стол, бритому глазастому господину, и скажи, что от меня. Ты меня знаешь?
Никак нет-с, ваше
Лакей хотел его назвать «превосходительством», но по складке он не походил на такового.
Странно, как это вы завсегдатаев своих не знаете! рассердился Подпругин. Скажи, что от Анемподиста Вавилыча.
Слушаю-с.
А не переврешь? От Анемподиста Вавилыча. Повтори.
Лакей повторил.
Ну, ступай.
Подпругин наблюдал за лакеем. Лакей поднес Черемаеву стакан. Черемаев взял, быстро вскочил, обернулся к Подпругину, держа стакан, быстро послал ему летучий поцелуй и залпом выпил. Подпругин в знак благодарности прижал руку к сердцу и поклонился.
Через пять минут он потребовал третий стакан, наполнил его и послал Гвоздь Гвоздевскому.
Опять обмен любезностями в виде пантомим.
В дверях столовой показался генерал Тутыщев и прямо натолкнулся на сидящего за столом Подпругина.
Победил молодого человека! Победил! говорил ему генерал. А ведь в некотором роде богом биллиардной игры здесь считается. Видит перед собой игрока-простака и стал рисковать. А я-то себе на уме. Что ни удар, то отыгрыш, отыгрыш, а делаю только верные шары ну и отбил партию.
Подпругин вскочил с места.
Прошу покорно присесть, ваше превосходительство. Осчастливьте компанией, сказал он и сам подобострастно отодвинул для генерала стул от стола.
Тутыщев присел.
А вы тут что делаете? спросил он Подпругина, чтобы что-нибудь сказать ему.
Придумываю, ваше превосходительство, чем бы попиваться. Но такая меланхолия в голове, что и придумать ничего не могу.
Устрицы, говорят, сегодня очень хорошие есть у нашего эконома.
Не моего романа сия еда, Николай Осипович. Ежели вы осчастливите меня дозволением угостить вас?
С какой же стати угощение-то в клубе?
О господи! Да что за счеты! Человек! Тащи сюда две дюжины устриц! засуетился Подпругин.
Постойте, постойте. С какой же стати две-то дюжины? И дюжины довольно, остановил лакея Тутыщев.
Тащи! Публика-то тут подойдет, так скушает. А мне икорки свеженькой криночку. Постой, постой Куда ж ты? остановил лакея Подпругин. А на второе не прикажете ли ушки стерляжьей, ваше превосходительство? Я бы сейчас сам сходил в кухню и стерлядь выбрал.
Да что же уж все рыбное?
А будто грехи замаливаем? Среда сегодня. День постный.
Разве что уж из-за этого, улыбнулся Тутыщев.
Так я сейчас
Переваливаясь с ноги на ногу, Подпругин побежал за лакеем в кухню, вернулся оттуда минут через пять и торжествующе произнес:
Через полчаса будет готово. А вот до той поры холодненького не прикажете ли, чтобы не скучать? Стакан! крикнул он лакею.
Да что же перед едой-то мы будем пить шампанское? возразил генерал.
Э, ваше превосходительство, там внутри все смешается.
Подпругин налил Тутыщеву шампанского и продолжал:
Ay меня к вам просьба есть.
Что такое? Что такое? Надеюсь, что такой финансовый туз не денег просит?
Боже избави. Журфиксы у меня со вторника начинаются для почетных знакомых, так хочу просить ваше превосходительство, чтобы осчастливили вашим присутствием.
По вторникам? Хорошо, хорошо Можно заехать как-нибудь.
Да уж вы в этот вторник, Николай Осипович. Повар у меня хороший. Я его от Донона сманил.
Боже мой! Да разве из-за этого?
Одно к другому. Это точно, что посмотрите, как люди из простых купцов у себя существуют, но ведь красна изба не углами, а пирогами. Так уж я в надежде.
Постараюсь. Слышать я слышал, что вы хоромы себе построили.
Какие хоромы, ваше превосходительство! Хижину убогую.
О-го-го! Подпругин хижины себе строит!
Самую ледащую, можно сказать. Сигарочку не прикажете ли? раскрыл перед Тутыщевым Подпругин свой портсигар. Тоже простенькие, по пятачку штучка.
Знаю, что хороши, но потом, потом Кто же перед едой курит! Да вон уж и устрицы несут.
Появился лакей с подносом.
VII
Тутыщев выпил водки и уничтожал устрицы.
Уничтожал он их жадно, причмокивая, схлебывая. Подпругин ел свежую икру и говорил:
Вот эту снедь мой астраханский агент прямо с места два раза в месяц мне присылает. Как около первого или пятнадцатого сейчас бочонок. Ежели прикажете, ваше превосходительство, могу поделиться.
А что ж, пришлите когда-нибудь фунтика два, ответил Тутыщев.
За счастье почту. А только уж и икра! Ведь прямо из чрева. Выпотрошат рыбину, сольцой слегка икру припудрят, прямо в бочонок и ко мне. После моей-то икры вот эта уж упирается.
Он отодвинул от себя лопаточку с икрой и сказал лакею:
Иоганисбергеру подай бутылку. Спроси у погребщика, чтобы самый лучший был.
Ого! Да что это вы, милейший, лукулловский-то пир затеваете! проговорил Тутыщев.
Он тоже больше десятка устриц одолеть не мог и положил в сторону мельхиоровый круглый ножик. На его замечание относительно пира Подпругин ответил:
Я славянин своего отечества и по своей славянской натуре люблю, чтоб все было хорошо и широко.
Устрицы-то вот жалко. Я говорил, что дюжину довольно, продолжал Тутыщев. А то вот их открыли, а я и половины съесть не мог.
Разойдутся-с. Вот прикончат играть, скопируется в столовой публики побольше и, поверьте, все уничтожат.
Подпругин не ошибся. К столу подошел Самоходов, тот самый мрачный бакенбардист с Владимиром на шее, которого Подпругин видел давеча игравшим в шахматы. Это была новая восходящая звезда в министерстве, где Подпругин имел дела.
Питаетесь? спросил он Подпругина в виде приветствия.
Нельзя без этого, Василий Ионыч. А затем милости прошу к нашему шалашу. Вот и прекрасная закуска есть к водке, пригласил его Подпругин, указав на устрицы. Осчастливьте. Пожалуйте. Утешьте их превосходительство. Генерал сидят со мной и горюют, что я много устриц потребовал.
Пожалуй Но я обещал моему партнеру Баранникову, что с ним буду ужинать, сказал Самоходов, но все-таки сел к столу.
Господи боже мой! Так и господину Баранникову у нас место найдется, когда они придут, отвечал Подпругин, придвигая к Самоходову блюдо с устрицами.
Появились два лакея. Один из них нес кастрюльку со стерляжьей ухой, другой расстегаи под колпаком. Кастрюля была громадная.
Батюшки! Да на сколько персон вы это ухи-то заказали? воскликнул Тутыщев.
Кушайте. Зачем глазить? Это нехорошо, отвечал Подпругин. Стерлядь была велика, а навару я велел поменьше. Почти аршинная, подляга, попалась.
Да зачем же такую большую-то? Ведь в ухе все равно.
Славянская натура, ваше превосходительство. Ничего не поделаешь. Кушайте во славу Божию. Три тарелки, три! кричал Подпругин лакею.