Часть
II
. История
Глава
I
. Человек
Я Строкор, сын Строка, оружейника. Я Строкор, создатель орудий войны; Строкор, самый могучий человек в мире; Строкор, чья мудрость превзошла полчища Клоу; Строкор, который никогда не боялся и никогда не терпел поражения. Пусть тот, кто осмелится, оспорит это. Я Строкор!
В юности я был, как и сейчас, предметом удивления всех, кто видел меня. Я был всегда силен и смел, и никто, кроме гораздо более взрослых и крупных парней, не мог превзойти меня. Я не уступал ни в чем, будь то игра или битва; для меня было и навсегда останется главным наслаждением превосходить всех других.
От матери я получил свой огромный рост и здоровое сердце. По правде говоря, я очень похож на нее, если подумать. Она тоже была неукротима в бою и славилась своей любовью к схваткам. Несомненно, именно ее статная фигура привлекла внимание моего отца.
Да, моя мать была очень привлекательной женщиной, но умом она не блистала. "Мне не нужна хитрость", говорила она, и тот, кому не повезло в бою попасть в ее руки, мог поручиться в этом пока он был жив, а это длилось недолго. Она была великой женщиной, вспыльчивой и способной уделать не одну пару мужчин. Часто, будучи мальчишкой, я носил на себе следы ее наказаний на протяжении не одного года.
Поэтому, похоже, своим умом я обязан отцу. Он был удивительно умным человеком, ловким и на руку, и на разум. Кроме того, он не был слабаком; пожалуй, я должен приписать ему часть своей ловкости, так как он славился как гимнаст, хотя и не отличался силой. Именно он научил меня обездвиживать противника одним лишь нажатием на шею в определенном месте.
Но больше всего боялись Строка, оружейника, за его ум и умение использовать свой мозг на погибель другим. И он научил меня всему, что знал сам; научил всему, чему обучился за всю жизнь сражений за императора, налаживания сложных машин в оружейной мастерской, взаимодействия с химиками, создававшими секретные сплавы, и вождями, руководившими армией.
Кое-чему из этого он учил меня, когда я еще не стал взрослым. Зачем ему это было нужно, я не знаю, кроме того, что он, по-видимому, дорожил моей привязанностью и не одобрял требований моей матери, чтобы я прислушивался к ее, а не к его призывам. Во всяком случае, я часто находил в его мастерской убежище от ее гнева; и я рано стал ценить его учение.
Когда я стал мужчиной, он резко прекратил эту практику. Думаю, он увидел, что я стал так же ловко, как и он, владеть ремеслом, и опасался, как бы я не узнал больше, чем он. Так оно и было; в тот день, когда я это понял, я долго и громко смеялся. И с тех пор он учил меня не потому, что сам так решил, а потому, что я на его глазах сгибал резец в голых руках и указывал ему его место.
Много раз он пытался обмануть меня, и не раз он почти ловил меня в ловушку. Он был хитрым человеком и полагался не на силу, а на ум. Но я всегда был начеку и только еще больше узнавал от него.
Вы очень добры, передразнил я его однажды утром. Когда я занял свое место, сверху упала огромная глыба и раздробила мой табурет в щепки, как раздробила бы и мой череп, если бы я мгновенно не отпрыгнул в сторону. Ты добрее большинства отцов, которые ничему не учат своих сыновей.
От ярости и досады у него пошла пена изо рта.
Наглый сопляк! прорычал он. Ты на ноги встаешь ловко, словно кошка!
Но меня было не успокоить словами. Я ударил его голой рукой по груди, так что он отлетел в дальний конец комнаты.
Пусть это будет тебе предупреждением, сказал я ему, когда он через некоторое время пришел в себя. Если у тебя еще будут какие-нибудь фокусы, пробуй их на мне, а не на других.
Это, как я считаю, было изящным словесным оборотом.
Вскоре после этого я заметил, что отец изменился. Он больше не пытался заманить меня в ловушку, а начал по собственной воле приучать мой разум к другим, не военным вещам. Поначалу я был настороже. Я искал новые ловушки и следил за тем, что происходило вблизи. Я сказал ему, что его следующая попытка наверняка будет последней, и говорил вполне серьезно.
Но пришло время, когда я увидел, что мой отец примирился со своим владыкой. Я увидел, что он искренне признает мои способности; и если раньше он завидовал мне, то теперь гордился тем, что я добился такого успеха, и утверждал, что это его собственные мозги действуют через мое тело.
Я позволил ему потакать своему тщеславию. Я не обижался на него, пока он учил меня. По правде говоря, он так охотно пополнял мой запас знаний, так стремился заполнить мою голову тем, что заполняло его собственную, что временами я был вынужден удерживать его, чтобы не утомить.
Моя мать была против всего этого.
Парень не нуждается в твоих хитростях, говорила она. Он не мальчишка, он мужчина и достойный сын своей матери.
Да, лукаво сказал мой отец. У него есть твои мускулы и мужество. Слава Йону, у него нет твоей пустой головы!
Тогда она бросилась на него. Если бы она схватила его, то непременно уничтожила бы, такова была ее ярость; а потом она оплакивала бы свою глупость и, может быть, причинила бы себе боль, так как очень любила его. Но он вовремя отступил в сторону, и она врезалась в стену позади него с такой силой, что на какое-то время потеряла сознание. Я хорошо это помню.
И все же, отдавая должное, я должен признать, что во многом обязан этому седобородому звездочету Маку. Но для него, пожалуй, имя Строкора мало что значило бы, ибо именно он дал мне честолюбие.
Воистину, необычна была моя первая встреча с ним. Теперь, когда я встряхнул свою память, мне кажется, что по этой же причине произошло еще нечто подобное. Любопытно, но я не вспоминал об этом уже много дней.
Да, это правда: я встретил Мака в то самое утро, когда впервые положил глаз на девушку Аве.
Я тогда возвращался с северных земель. До Вламы дошел слух, что кто-то из жителей снежной страны видел одинокий экземпляр муликки. Но это был всего лишь слух. Никто из живущих не помнит, когда была сделана резьба на Доме Учения, и все мудрецы говорят, что уже много лет по миру не бродит ни одно существо, кроме человека. Но я был молод. Я решил во что бы то ни стало отыскать это существо, и только проплутав много дней по снегу, я проклял свою невезучесть и повернул назад.
Я шел пешком, так как дорога была слишком трудной для моей колесницы. Не успел я выйти из этой глуши, как с высоты увидел группу людей, поднимавшихся из долины. Не зная, друзья они или враги, я спрятался у тропы, по которой они должны были подниматься, ибо устал и не желал ссор.
Однако я насторожился, когда эти трое два канавокопателя, один старый, другой молодой и девушка оказались в пределах слышимости. Они ссорились. Казалось, что молодой человек, который явно хотел заполучить девушку, оплошал, пытаясь добиться ее расположения. Старший мужчина горячо отчитывал его.
И вот, когда они подошли к моей скале, младший, страсть которого взяла верх, неожиданно подставил старшему подножку, так что тот упал на выступ и разбился бы насмерть о камни, если бы девушка, вскрикнув от ужаса, не прыгнула вперед и не поймала его за руку.
Тут же канавокопатель обхватил девушку за талию и попытался оттащить ее. На мгновение она устояла, и в этот миг я, Строкор, вышел из-за скалы.
Да будет вам известно, что я не защитник слабаков. Меня не интересуют чужие беды, своих хватает. Меня только возмутило, что канавокопатель так неуклюже проделал этот трюк, да еще со стариком. Мне не было дела ни до седой бороды, ни до того, что стало с ним. Я хлопнул ловкача по плечу и развернул его к себе.
Ах ты, трус неуклюжий! с издевкой сказал я. Неужели у тебя не было никакой практики, чтобы так же ловко подставить подножку старику?
Кто ты такой? зашипел он, как трус.
Я рассмеялся и помог болвану вытащить Мака, а это был именно он, наверх, в безопасное место.