Несмотря на это, я все же плавала в бассейне всю первую половину лета, радуясь тому, что хотя бы не надо его ни с кем делить. Вода позеленела, дно и стенки стали скользкими от темных водорослей. Я представляла себе, что это самый настоящий пруд в лесной чаще, в секретном месте, о котором знала только я, а мои друзья черепахи, рыбки и стрекозы. Я плавала на закате, когда жалобный стрекот сверчков достигал своего пика, практически заглушая шум вечеринок на застекленной веранде перед домом. В один из таких вечеров я заметила Чета с бутылкой пива в руке, он наблюдал за мной с опушки леса.
Как вода? спросил он, поняв, что его заметили.
Ничего, ответила я.
А я и не знал, что бассейн функционирует.
Он подошел ближе, последние лучи заходящего солнца осветили его. На нем был белый комбинезон, забрызганный краской. Он глотнул пива, оставив пену на бороде.
Никто им не пользуется, кроме меня. Родители не любят плавать. Я отплыла на самое глубокое место, радуясь, что вода зеленая и мутная, и он не видит меня в купальнике.
Может, я тоже приду поплавать. Не возражаешь?
Мне все равно. Делайте, что хотите.
Он залпом допил пиво, причмокнув.
Мне бы хотелось нарисовать этот бассейн. И, может, ты разрешишь нарисовать, как ты плаваешь. Что скажешь?
Не знаю, ответила я. Как нарисовать?
Он рассмеялся.
Вот так, как сейчас: ты в бассейне, в таком свете. Хочу создать картину. Обычно я делаю абстракции, но на этот раз Он не договорил, почесал ногу с внутренней стороны, и, помолчав, добавил:
Ты хоть понимаешь, как ты чертовски красива?
Нет.
Так оно и есть. Ты красавица. Я не должен говорить тебе это, потому что ты еще так юна, но я художник, так что мне можно. Я понимаю красоту или, по крайней мере, делаю вид, что понимаю. Он рассмеялся. Ну что, подумаешь?
Не знаю, приду ли я еще сюда. Вода грязная.
Ладно. Он оглянулся на лес позади него и кивнул головой. Пойду возьму еще пива. Тебе принести что-нибудь? Теперь он держал пустую бутылку вниз горлышком, и капли падали на нестриженую траву. Пива, например.
Я не пью пиво. Мне только тринадцать.
Ясно, сказал он, не двигаясь с места; он ждал, что я вылезу из воды. Он приоткрыл рот и снова почесал ногу с внутренней стороны. Я осталась в воде и стала кружиться, чтобы не смотреть на него.
Офелия, произнес он, обращаясь к самому себе. Понятно. Еще пива.
Когда он ушел, я вылезла из бассейна, понимая, что больше мне не плавать этим летом, и ненавидя Чета за то, что он испоганил мой тайный пруд. Я завернулась в большое пляжное полотенце, которое захватила с собой, и побежала в ванную на втором этаже, ближайшую к моей комнате. Сердце заныло от боли, словно гнев внутри меня превратился в шар, который медленно раздувается, но никогда не лопнет. Я включила воду, залезла в душ и несколько раз выкрикнула самые отвратительные слова, какие знала. Я кричала, потому что меня душила злость, а еще потому, что хотела удержать слезы. Не помогло. Я опустилась на кафельный пол и рыдала, пока горло не заболело. Я думала о Чете о том, как мерзко он смотрел на меня, а еще думала о родителях. Зачем они приглашают в дом незнакомцев? Почему их интересуют только сексуальные маньяки? После душа я пошла в спальню и стала рассматривать себя голую в большом зеркале на дверце шкафа. Я знала о сексе почти всю свою жизнь. Одно из моих первых воспоминаний как мои родители занимаются этим под большим полотенцем на песчаном пляже во время отпуска. Я была в двух шагах от них, копалась в песке пластмассовым совком. Помню, в моей бутылочке был теплый яблочный сок.
Я повернулась и осмотрела себя со всех сторон, с отвращением взглянув на рыжий пушок между ног. Хоть грудь еле заметна, в отличие от моей подруги Джины, которая жила неподалеку. Я выпрямила плечи, и моя грудь стала абсолютно плоской. Если прикрыть рукой промежность, я выгляжу так, как в десять лет. Стройная, рыжая, с веснушками, из-за которых мои руки и шея казались темнее.
Я надела джинсы и футболку, хотя вечер был еще жаркий, и спустилась вниз, чтобы приготовить себе сэндвич с арахисовым маслом.
* * *
В бассейне я больше не плавала. Не знаю, искал меня Чет там или нет. Иногда я видела его на ступеньках квартиры над маминой мастерской, он курил сигарету и смотрел в сторону дома. А иногда он заходил к нам на кухню, говорил с мамой, обычно об искусстве. Его взгляд падал на меня, затем ускользал и снова возвращался.
Тем летом отец уехал недели на три. Сразу после того, как к нему приехали друзья из Англии, среди которых была молодая поэтесса по имени Роуз. Он представил нас: «Роуз, это Лили. Лили, это Роуз. Не соперничайте. Вы обе прекрасные цветки». Роуз, худощавая, с большой грудью, пахла сигаретами с ароматом гвоздики. Пожимая мне руку, она уставилась на мою макушку. Я беспокоилась, что после отъезда отца Чет будет чаще появляться в доме. Но вместо него возник другой мужчина, с русским именем. Он нравился мне исключительно потому, что у него была чудесная собачонка по кличке Горький. Мы не держали животных в доме с тех пор, как три месяца назад умерла моя кошка Бесс. Пока русский был в доме, Чет не появлялся, и мне стало спокойно. Но однажды поздним субботним вечером Чет зашел ко мне в спальню.
Я знала, что это суббота, потому что в тот вечер мама устроила важную вечеринку, о которой она говорила больше недели.
Лили, дорогая, прими душ в субботу, у нас вечеринка.
Лили, помоги маме приготовить пирог со шпинатом, хорошо? Угостишь гостей.
Странно, что она так суетилась из-за этого вечера. Она постоянно устраивала вечеринки, но обычно с преподавателями и студентами колледжа. На этот праздник люди ехали из Нью-Йорка, чтобы познакомиться с русским. Отец еще не вернулся, и мама нервничала; кончики ее коротких волос уже торчали во все стороны из-за того, что она постоянно их приглаживала рукой. Почти весь день меня не было дома. По дороге, петлявшей между сосен, я отправилась к своему любимому месту к поляне, обнесенной каменными стенами, у давно заброшенной фермы. Я швыряла камнями в деревья, пока рука не заболела, потом легла на холмике, поросшем мягкой травой, неподалеку от ивы. Я замечталась, представляя, что у меня другая семья с занудными родителями, четырьмя братьями и тремя сестрами. Жара стояла неимоверная. Я чувствовала соленые капельки пота на верхней губе и, лежа на траве, смотрела, как темные, набухшие облака заволакивали небо. Услышав первые раскаты грома, я встала, стряхнула траву с ног и вернулась в дом.
Гроза бушевала не меньше часа. Мама пила джин и доставала блюда из духовки, болтая с русским о том, что буря как раз вовремя лучшую музыку для вечеринки и представить нельзя хотя я видела, что она расстроена. Когда гости стали съезжаться, небо снова прояснилось, единственным напоминанием о грозе был свежий воздух и непрерывный стук капель из водосточных труб. Я угощала закусками людей, которых никогда раньше не видела, затем улизнула в свою комнату, захватив с собой два кусочка холодного пирога на ужин.
Я ела в своей комнате и пыталась читать книжку в мягкой обложке, которую взяла с маминой тумбочки. «Крах» Джозефины Харт. Маме книжка не понравилась, она говорила, что это мусор, который выдают за настоящую литературу. Я решила ее почитать, но мне она тоже не понравилась. Книга об англичанине, как мой отец, который занимался сексом с девушкой своего сына. Все персонажи показались мне отвратительными. Я закрыла книгу и взяла Нэнси Дрю[6] со своей полки. «Тайна аллеи дельфиниумов». Я знала, что слишком взрослая, чтобы читать Нэнси Дрю, но это была моя любимая книга. Я заснула за книгой.
Меня разбудил звук открывшейся двери. Свет из коридора пробрался внутрь, и громкая рок-музыка донеслась снизу. Я лежала на боку, лицом к двери, укрывшись до пояса легким покрывалом. Я приоткрыла глаза и увидела, что на пороге стоит Чет. Он заслонил собой свет из коридора, но его было несложно узнать из-за бороды и очков в темной оправе. Он покачивался, как дерево во время урагана. Я не шевелилась, надеясь, что он уйдет. Может, он искал не меня, хотя я прекрасно понимала, что меня. Я подумала, может закричать или попытаться выбежать из комнаты, но дом гудел от барабанов и басов, и вряд ли кто-нибудь услышал бы меня. К тому же, я была уверена, что Чет убьет меня, если закричу. Так что я закрыла глаза, надеясь, что он уйдет, но услышала, как он вошел в комнату и тихо закрыл дверь за собой.