Здравствуйте, произносит мальчик на удивление уверенным голосом ведь на вид ему не больше двенадцати. Меня зовут Эван Замара, и я сегодня представляю научный клуб.
Тут, по идее, зал должен был бы застонать, но ученики покорно молчат.
Научный клуб планирует несколько замечательных мероприятий в том числе вечеринку, во время которой мы будем смотреть на метеоритный дождь. Мальчик оглядывает зал, словно ждет изумленного аханья, но в нем по-прежнему стоит тишина. Предсказывают падение тысячи метеоритов в час то есть шестнадцати метеоритов в минуту. В нашей теперешней жизни или даже в следующей не случится больше ничего подобного.
Среди учеников царит скука смертная.
Невозмутимый мальчик при помощи дистанционного пульта включает огромный экран за своей спиной, и мужской голос начинает вещать о том, как будет выглядеть в эту самую ночь звездное небо.
Люк ухмыляется и смотрит на меня взглядом маньяка.
Я трясу головой, давая ему понять, чтобы он прекратил это дело. Мы тащились от всего космического, когда нам было лет десять, но теперь мы слишком стары для подобного. И я начинаю думать, что иметь в друзьях человека, знающего тебя с пеленок, не всегда хорошо.
Тогда Люк выпячивает нижнюю губу и вновь обращает свое внимание на сцену, где все еще вещает ребенок из научного клуба.
Метеоритный дождь выпадет девятнадцатого августа то есть ровно через год.
Теперь ученики раздраженно перешептываются. С какой стати он долдонит нам об этом? Все немедленно забудут об этом невиданном дожде.
Проверяю телефон. Мы застряли в этом зале надолго, но дело, несомненно, подходит к концу.
А теперь эксперимент, объявляет мальчик.
Боже милостивый.
Он сдергивает с тележки простыню, и становится видно великое множество проводов и лампочек. Мальчик, вертя тонкими разноцветными проводками, объясняет суть эксперимента, и это скучно до невозможности.
Если приглушить свет Он щелкает выключателем, и в зале становится немного темнее. А теперь
Но ничего не происходит.
Мальчик чешет в кудрявом затылке и снова вертит в пальцах проводки.
Ну вот, сейчас.
По-прежнему ничего. Если бы дело было в 1920-х годах, кто-нибудь непременно опустил бы на спину мальчика трость и прогнал бы со сцены. Он снова принимается за проводки, и мое терпение лопается. Нет ничего страшного в том, что мы пропустили два первых урока, но сейчас мы уже просиживаем перерыв.
Думаю, мне следует подняться на сцену и прекратить его страдания, тихо шепчу я.
Гаррет смотрит на меня взглядом, означающим, что он потрясен, но в хорошем смысле этого слова.
Давай.
Люк таращит глаза и мотает головой, и я больше не могу выносить происходящего.
Я встаю.
Пока я иду по проходу, по моему ряду пробегает нервный смех. Прохожу мимо двоих учителей, они, похоже, не понимают, является мое поведение частью шоу или нет. Делая большие шаги, дохожу до центра сцены и смотрю на тысячу любопытных лиц передо мной.
Впитываю в себя все это.
Затем наклоняюсь к микрофону.
Я просто хочу сказать, до чего же все это экстраординарно. И, честно говоря, не понимаю, способен ли кто из нас выбрать из невероятного многообразия клуб по душе.
Зал ревет от смеха, словно я лучший из стендаперов, которых они когда-либо слышали.
Думаю, нам необходимо время на то, чтобы переварить то, что мы увидели, и потому предлагаю разойтись. Немедленно.
Зал сотрясают громовые аплодисменты и топот ног. Курчавый мальчик смотрит на меня снизу вверх глазами Бемби, но тут же опускает взгляд на сплетение проводков.
Директор Гардинер вылетает на сцену и говорит в микрофон:
Хорошо, мистер Уэйт, спасибо за то, что высказали свое мнение. Его обиженный тон вызывает новый взрыв смеха. Он смотрит на свои стариковские часы. Полагаю, все это слегка затянулось Очень хорошо. Все свободны.
У тебя неприятности? спрашивает Люк, подойдя ко мне в коридоре несколькими минутами позже.
А ты как думаешь?
Люк, качая головой, шагает в ногу со мной.
Какой у тебя урок?
Я показываю ему свое расписание, и его светлые брови взлетают ко лбу.
Ты все еще изучаешь этот предмет?
Ну да.
Но это же так так бесполезно.
Ага, ага, te futueo et caballum tuum, говорю я, и он чуть не лопается от смеха, подобно маленькому ребенку. Я учу его ругаться на латыни, и «да пошел ты и твоя лошадь заодно» любимое его ругательство.
Ну серьезно, почему бы тебе не взять испанский, или французский, или еще что-нибудь в этом роде? Или не заняться изучением искусства вместе со мной?
Люк. У нас с тобой пять общих предметов.
И что с того?
И ты уже уговорил меня на психологию.
Но ведь мисс Уэллс лучшая. Она еще и наша классная руководительница.
Окей. Значит, пять предметов и классная руководительница.
Ну и что с того! Займись искусством.
Не думаю, что это хорошая идея.
Я не смогу нарисовать что-нибудь даже под страхом смерти.
Когда я прихожу на третий урок, мистер Райвас закрывает газету и поправляет галстук-бабочку в тонкую полоску. Он выглядит как актер, работающий по системе Станиславского и готовящийся к исполнению роли преподавателя, вот только делает он все неправильно и кажется профессором из девятнадцатого века, а не современным учителем в старшей школе.
Сайерс, произносит он официальным тоном.
Один и единственный. Я обвожу взглядом пустой класс. Похоже, никто, кроме меня, не записался на углубленную латынь, и это очень странно, потому что из всех языков, что мне известны, латынь самый, наверное, интересный.
Ну и как ты провел лето? спрашивает меня мистер Райвас по-латыни.
Хорошо, отвечаю я ему на английском. Я был в Париже, но там скучно, потом рванул в Испанию, и это оказалось еще скучнее. А вы?
Хмм. Оy поглаживает бороду с проседью. Моя машина сломалась, и потому я ездил в «Таргет» [2] на автобусе. Это было интересно.
Я хихикаю. У него хорошее, тонкое чувство юмора.
Забавно.
На латыни.
Istud ridiculum est.
Он поправляет мое произношение, и я возражаю, говорю, что тут трудно быть в чем-то уверенным, и он улыбается мне и кажется довольным.
Ну что, готов нырнуть в занятия с головой? Он вручает мне учебник и расписание уроков, и скоро я начинаю путаться в спряжении глаголов и делаю это до тех пор, пока мой телефон такой же ярко-красный, как и моя машина, не начинает вибрировать на углу стола. Я получаю несколько эсэмэсок от отца:
Новая квартира.
Посмотри!
Листаю фотографии. На них обычная мечта холостяка все такое модерновое и серебряное, со множеством окон, занавески же отсутствуют. Мой взгляд цепляет что-то за стеклянной от пола до потолка стеной.
Я пишу:
Это ОКЕАН?
И он отвечает:
Как насчет того, чтобы сходить в воскресенье в кино, и я все расскажу. Можем пойти в Риалто. Ты же любишь их места на балконе.
Ага. Тогда мне было десять лет. Мои большие пальцы зависают над экраном. Не уверен, что хочу пойти с ним в кино. Меня не радуют наши с ним развлечения, плюс к этому на выходных будет несколько школьных вечеринок. Но я не виделся с ним уже больше месяца.
Я все еще решаю, как поступить, когда у меня появляется чувство, будто за мной наблюдают, и не по-доброму. Поднимаю глаза и вижу старика, волком глядящего на меня из коридора. Он, неодобрительно пыхтя, вваливается в класс походкой копа из торгового центра. На поясе у него бренчит миллион ключей.
Я могу вам чем-то помочь, мистер Элдерс? спрашивает мистер Райвас.
Этот ученик пользуется сотовым во время урока? вопрошает старик.
У меня все под контролем, чинно отвечает мистер Райвас. Но благодарю вас.
Старик с самым что ни на есть хмурым видом выходит из класса.
Кто это был?
Новый помощник директора.
Он что, не знает, кто я такой?
Сайерс. Мистер Райвас смотрит на меня с легким неодобрением.