Стараюсь отключиться от происходящего и представляю Брию у себя дома, в моей комнате, в моей постели. На ней кружевной топ и она снимает его. А я снимаю
Нет, это действительно богохульство, настаивает на своем Эбби. Вспомните, что произошло с Люцифером! В ее голосе звучит чувство превосходства. Люцифер был любимцем Бога, но потом он задал Ему неуместные вопросы и был низвергнут в ад.
Некоторые ребята устремляют нервные взгляды в потолок, словно боятся, что Бог покарает и их.
Значит, это Бог сотворил дьявола? Невинный вопрос Люка звучит так, будто он смеется над Эбби, но я прекрасно понимаю, что спрашивает он искренне.
Нет, нетерпеливо отвечает она. Бог сотворил Люцифера. Люцифер был ангелом, Его созданием, практически Его ребенком. Но встал на сторону зла.
Люк, похоже, обдумывает услышанное.
Значит, Люцифер сможет выбраться из ада, если попросит прощения?
Разумеется, нет. В аду оказываются навечно.
И я вспоминаю вот что. Няня, работавшая у нас до миссис Марли, пыталась добиться от меня хорошего поведения и сказала, что Бог составляет списки всех плохих и всех хороших наших поступков. А когда кто-то умирает, Он сверяется с этим списком, и если плохих поступков в списке больше, чем хороших, то отправляет этого человека в ад. И человек будет гореть там вечно. Никакого второго шанса и никакого выхода.
Все начинают спорить друг с другом и делают это так громко, что я едва слышу, как миссис Симс звонит в колокольчик.
Ребята! Мы отклонились от нашей темы. Сядь, пожалуйста, Эбби.
Эбби опускает уголки губ, корча печальную гримасу, но делает, что было велено.
Миссис Симс тяжело вздыхает.
Кто-нибудь еще хочет высказаться?
Руку поднимает девочка с длинными косами.
Я хочу. Все это бессмысленно. И она начинает вещать о том, что наш мир помойка. Голод, убийства и насилие доказывают, что Бога не существует.
Как ты можешь так говорить? Эбби выглядит искренне расстроенной. Бог любит нас. Он послал своего единственного сына, Иисуса, чтобы тот умер на кресте во искупление наших грехов.
Так значит, из ада невозможно выбраться? В распахнутых глазах Люка плещется беспокойство, словно он воспринимает все услышанное очень серьезно. В этом заключается одна из проблем Люка. Он верит всему, что ему говорят, если это сказано авторитетным тоном.
Да, стоит на своем Эбби. Невозможно.
Глаза у Люка становятся еще больше. Эбби вгоняет его в панику, и это начинает меня злить. Я со стуком ставлю стакан с кофе на стол.
И что это за отец такой, если он позволил распять своего сына на кресте?
Все поворачиваются в мою сторону.
Я считаю, он самый настоящий засранец.
Несколько секунд в классе царит ошеломленное молчание, а потом все разражаются хохотом.
И это называется любовью? продолжаю я.
Эбби смотрит на меня ледяным взглядом.
Это называется жертвой.
Когда я прихожу в столовую, Люк сидит там в одиночестве за нашим столом у окна и с перекошенным от страха лицом пытается открыть пакетик с «Читос». Я с глубоким вздохом забираю у него пакетик и открываю. Он достает одну штуку и жует ее с самым расстроенным видом, с каким только можно жевать чипсы.
Люк, это просто смешно. Ада не существует.
А как же тогда людей наказывают за то, что они натворили?
Ну ладно, ладно, хорошо. Мы просто заплатим штраф, купим как там учительница назвала это? Индульгенцию? И попадем на небеса. Такой вариант тебя устраивает?
Это не сработает! Нельзя купить избавление от ада!
Люк, да я шучу.
Но он продолжает нервно постукивать пальцами по пакетику чипсов, и тут к нам присоединяются Лекс и Бриа. В руках у них пачки документов школьного совета, и девчонки похожи на двух бизнес-леди, вернувшихся с заседания совета директоров банка.
И о чем мы разговариваем? интересуется Бриа.
И я отвечаю:
Об аде.
Лекс целует Люка в макушку и зарывает лицо в его светлые густые волосы. На ней стильный комбинезон, вполне пригодный для красной ковровой дорожки, а Люк в укороченных джинсах с подтяжками так одеваются те, кому хочется выглядеть отличниками.
Ты не попадешь в ад, малыш, заверяет его Лекс.
Люк бросает на меня смущенный взгляд.
Я написал ей о моих опасениях.
А почему мы вообще говорим об этом? желает знать Бриа.
Эбби Уайтли напугала его до чертиков на уроке всемирной истории, объясняю я.
А что, если она права? скулит он.
Люк, хватит. Протягиваю ему пакетик, и он берет еще одну чипсину. Даже если ад есть, это ничего не значит. Ты последний, кто туда попадет. Честно говоря, мысль о том, что Люк может быть отправлен в ад, настолько абсурдна, что я не могу серьезно к ней отнестись.
Сайе прав, говорит Лекс. Вот уж не думал, что она когда-нибудь произнесет эти два слова.
Ад это так депрессивно. Может, поговорим о чем-нибудь повеселее? Никто не возражает, и Бриа вручает мне квадратик золотой материи.
Я, сконфуженный, беру его.
Э, что за прикол?
Люк хихикает, и это хорошо: значит, он успокаивается.
Это образец цвета моего платья для нашей вечеринки! сияет Бриа. Твой галстук должен гармонировать с ним.
А, понятно. Отдаю ей лоскуток. Мальчики будут в красных галстуках.
Улыбка Брии меркнет.
Ты действительно хочешь одеться так, чтобы твой костюм подходил по цвету к костюмам других мальчиков?
Вместо того чтобы ответить, я съедаю еще одну чипсину, и Бриа издает блеющий звук, подразумевая, по всей видимости, что я баран, и это смешно, потому что другие меня копируют, а не я их, но я все же одаряю ее моей лучшей ослепительной улыбкой.
Все остальные пары будут в сочетающейся одежде. Ты ведь знаешь об этом, верно? И ты затмишь всех этих стандартных девиц.
Окей. Прекрасно. Я согласна соответствовать твоему образу, но тогда, пожалуйста, пусть на афтепати будет слон.
Лекс громко смеется, думая, будто Бриа шутит, но не тут-то было.
Бриа, я же говорил тебе: темой вечера будут великолепные 1920-е, а не цирк. Слон никак туда не впишется.
Неправда. Помнишь фильм «Энни»? Там в самом конце большой вечеринки привели слона. А это были 1920-е.
Совершенно очевидно, что Бриа мечтает об этом с детства, и потому я сдаюсь.
Окей, ты меня убедила. Если такова твоя мечта, то почему бы и нет?
Бриа с визгом бросается мне на шею.
Лекс выглядит совершенно ошарашенной.
Великому Гэтсби далеко до тебя, Сайе.
Умоляю. Ты вообще читала эту книгу? Гэтсби не заморачивался насчет своих вечеринок он все время держался в тени.
Но ты-то будешь в центре внимания, правильно я понимаю? ехидничает Лекс.
Бриа замирает и переводит взгляд с меня на Лекс, и создается впечатление, что она улавливает наконец ту напряженность, которая существует между нами вот уже несколько месяцев.
Нет ничего плохого в том, чтобы быть на виду, верно? наконец нарушает молчание Бриа, бросая на Лекс обиженный взгляд.
Лекс явно хочется поспорить, но, по всей видимости, сегодня у нее нет на это сил, и она начинает тыкать зубьями пластмассовой вилки в салат в миске. Вид у этого салата совершенно убогий несколько чахлых листьев и одинокая помидорка-черри.
Кто-то проходит мимо нашего столика с подносом, уставленным мисками с ароматной едой, и я морщусь.
Не могу дождаться, когда мы будем обедать не в школьной столовой. Поглощение еды здесь признак деградации.
А меня удивляет, что такие люди, как ты, учатся в обычных школах, бормочет Лекс, и это можно расценить как комплимент, вот только в ее голосе слышны фальшивые нотки.
В девятом классе я учился в интернате.
Неужели? Ее идеально изогнутые брови взлетают вверх. А почему ты оттуда слинял?
Не успеваю я и рта открыть, как Люк отвечает за меня:
Слишком много правил и ограничений.
После школы Бриа садится на пассажирское сиденье моего автомобиля с открывающимся верхом, и спустя несколько минут я въезжаю в парковочный гараж на площади. Бриа обновляет блестящую красную помаду перед зеркалом в солнцезащитном козырьке, и мы выходим из машины. Жму на брелок, чтобы поставить машину на сигнализацию, и слышу привычное попискивание.