Любомир сопроводил деда в подземную часть храма в Остовницу. Внутреннее пространство алтаря было наполнено приятным переливающимся бледно-бирюзовым светом, притягивающим к себе магической красотой и мощнейшей энергетикой. Источник необычного света многогранный кристалл, в длину чуть больше метра и до полуметра в ширину, покоился на деревянной волокуше перед огневищем жертвенника. Подойдя к кристаллу, жрец отвязал от посоха кожаную тесёмку с двумя медвежьими когтями на ней и, бурча под нос заклинание, медленно провёл рукой над кристаллом. Когти под изумлённые взоры Любомира и четверых витязей, вобрав в себя часть его энергии, на мгновение вспыхнули изнутри бирюзовым светом. Произнеся заклинание, жрец подошёл к внуку, вложил ему в ладонь тесёмку с когтями, крепко обнял и тихо прошептал на ухо:
Вручаю тебе судьбу рода нашего. Дальше ты творить её будешь. Когти сии дар самого Велеса. Храните их паче живота своего, передавая от отца к сыну. Но на излёте Ночи Сварога должны попасть оне в руки отроку светлому с сердцем любящим. Учинивши из них амулеты да слезами горькими окропивши, один он сам носить будет, другой повяжет на выю7 той, что на роду писано ведуньей быти славной, а ему женою верной. Детям же их и унукам писано утвердить счастье и жизнь праведную на просторах Святой земли Расы Великой. И познают тогда потомки Рода небесного свет древней мудрости, что доселе хранили мы, жрецы Великого Капища Инглии, а с падением Асгарда вы, жрецы-хранители, свято блюсти станете. То не моё изволение, Любомир, тако Правь решила. Бремя сие многотрудно, но зело почётно, помните о сём. Уразумел ли мя?
Уразумел, вящий отче, аки не уразуметь, ответил дрогнувшим голосом Любомир, смахнув с глаз предательски выступившие слёзы, что не осталось не замечено дедом.
Крепись, человече. Боги вознаградят тя за слёзы сии. Матушке с батюшкой от мя земно кланяйся ладного сына взрастили оне. А теперь ступайте. Сварог с вами
Едва денница заалела тоненькой полосой над дальними перелесками, а природа вокруг стала оживать причудливыми предрассветными красками, под синхронный грохот больших барабанов и рёв медных труб семь туменов8 войска басурманского пришли в движение. Путь безудержной лавине всадников преграждал пеший строй защитников Асгарда, ощетинившийся копьями и мечами за засечной чертой. И было тех храбрых витязей, готовых шагнуть в нетление, немногим меньше двух тысяч.
Таёжная деревенька. Южный Урал. 1979 год
Иван Данилович пристрастился к охоте, будучи семилетним пацаном. По первости ловил куропаток в силки, ставил петли на зайцев, а как подрос, окреп телом и духом, отец подарил ему свою двустволку, тульскую «курковку», и наказал: бить на охоте столько дичи, сколько нужно для пропитания, не больше. С тех пор наказ отца им ни разу не был нарушен.
Охотился всегда один, не признавал в этом деле шумных компаний и всяких там помощников, даже собаку не брал, потому как не было её у него, да и помощников тоже. Снимет с гвоздика свою безотказную «тулочку», наденет выгоревший на солнце брезентовый плащ с капюшоном, закинет за спину вещмешок с нехитрой снедью и айда в тайгу. Дольше двух суток не хаживал, домой тянуло: сначала к жене с дочкой, теперь вот к внуку.
Вернётся, всучит сердобольной соседке Зинаиде пару-тройку глухарей или зайцев, заберёт своего Алёшку (хватит, погостил) и ведёт домой. Посадит супротив себя на стул, разложит на столе трофеи разные и давай их потрошить да возле печи суетиться. Руки знай своё дело делают, ножом да ухватом попеременно орудуя, а у самого рот не закрывается язык-то без костей, рукам не мешает. А рассказчиком Иван Данилович слыл отменным, особливо когда перед ним ребятёнок сидит, в ожидании сказки рот разинувши. Послушать, так чего только не пережил, кто только не повстречался ему во время странствий по лесу: лесавки, коловерши9, домовые и леший все друзья его закадычные и первейшие помощники в неравной схватке добра с силами тёмными и нежитью страшной.
А что же Алёшка? Уши развесит, глазёнки вытаращит, сердечко в груди колотится (то ли от переживаний всяческих, то ли от гордости за деда), того и гляди выскочит, а всё одно слушает и уплетает тушёную в чугунке картошечку с мясом, вкуса и запаха бесподобного, у самого аж за ушами трещит от удовольствия. Наестся от пуза, глядь глазёнками заморгал да носом клевать принялся. Подхватит его Иван Данилович, положит бережно на кровать, дабы сон не спугнуть, накроет покрывалом или тулупом овчинным: «Спи, кровиночка моя ненаглядная», свет в избе притушит, а сам продолжит хлопотать по хозяйству в гордом одиночестве, коль единственный помощник умаялся.
Когда-то и в этом доме жило счастье безграничное. Да, видно, сглазил кто. Едва Алёше исполнился годик, трагически погибли его родители, а через год преставилась и супруга Ивана Даниловича. Но не будем о грустном.
Шли месяцы, годы, Алёша рос, набирался ума-разума, и вот ему уже восьмой годок пошёл. Уже и школьная форма куплена да ранец с тетрадками и прочей там канцелярией собран. Радоваться бы Ивану Даниловичу за мальчонку: как-никак во взрослую жизнь очередной шажочек делает, только чем меньше времени до первого сентября оставалось, тем сильнее сжималось сердце старика в преддверии разлуки неминуемой. Школы-то в деревне не было, даже начальной. Хошь не хошь, а безутешные родители были вынуждены пристраивать своё чадо в интернат при районной школе, что в пятнадцати километрах от деревеньки. Не миновать сей участи и ему. Потому-то и решил оставшийся месяц с ещё большим усердием и вниманием посвятить внуку.
Однажды утром, едва первые лучи восходящего солнца лизнули макушки деревьев, дед с внуком ушли в тайгу. Ушли, можно сказать, налегке, уложив в вещевые мешки только самое необходимое в походе. Погода благоволила к длительному переходу по нехоженым красивейшим местам под шум тёплого ветра в кронах деревьев и пение птиц. В этакую-то пору бродить по лесу это ж одно удовольствие. Но не ради праздного любования природой затевался поход. Не впервой малóму по лесу хаживать, грибы да ягоды собираючи. Решил дед, что пора передать внуку все те знания, все те практические навыки, которыми его щедро одарила жизнь, пока у мальчонки не потух блеск в глазах, пока ему интересно. Усвоит на всю жизнь, что в лесных дебрях свои хозяева властвуют, а человек там гость незваный; научится слушать и слышать тайгу, чувствовать её стало быть, научится выживать в тесном взаимодействии с её обитателями, как следствие, не потеряется в джунглях большого города, в обществе себе подобных.
«Бог даст, за десять годков управимся, хватило бы сил и здоровья», настраивал себя старик на долгую кропотливую работу.
К полудню они углубились в тайгу километров на семь.
Деда, а мы ночевать в лесу будем или к дяде Саше пойдём?
А тебе как бы хотелось? Иван Данилович не подал и виду, что догадался, куда клонит внук, ведь у того в лесоохотничьем хозяйстве подружка закадычная имелась дочь егеря, девчонка-сорвиголова.
Алёша призадумался. Дед говорил, что, в первый раз ночуя в тайге, даже самый храбрый человек волей-неволей страх испытывает: то где-то рядом ветка неожиданно хрустнет, то причудятся чьи-то шаги или звуки непонятные. Переборешь свои страхи, тогда все последующие разы ночь коротать будешь настороже, но без опаски. Бывалому же таёжнику под каждой раскидистой елью дом уготован, главное правильно место выбрать и до наступления ночи успеть шалаш соорудить. Он и от палящего солнца, и от холода защитит, укроет от сильного дождя и ветра. Соорудил жилище разжигай нодью и коротай себе ночь, сил набирайся да одежду суши, если надо. Алёше ещё ни разу не доводилось в лесу ночевать, и в данном случае неизвестность больше пугала, чем манила. Опять же, у дяди Саши (у егеря, значит) со дня рождения Риты в гостях не были. Так что, если сказать деду о том, что соскучился, может быть, не сочтёт за труса.