Разыграл, как ду-ру, ты же кандидат...
Все напряженно ждали, чем закончится эта сцена между двумя "джельтменами".
-- Могу еще оскорбить, вонючка ученая. Гнида. Как еще?..
-- Достаточно, -- молвил очкарик. Он распрямился и до-вольно торжественно, -- то ли не чувствуя страха, то ли от театральности, свойственной ему, -- произнес фразу: -- От имени всех очкариков! -- и залепил урке отчетливую поще-чину.
-- Вот как! -- удивилась даже тетя Нюра; по простоте ду-шевной она сперва не поняла, что готовится именно по-щечина. -- Ты што это, эй!
-- Мх-х, хорошо, -- как-то даже сладострастно сквозь стиснутые зубы пропел урка. -- Еще раз... Умоляю, с другой стороны.
-- Нет, этого вполне достаточно, -- снисходительно ска-зал очкарик; странно, неужели он так и не почувствовал опасности, или эта театральность так въелась в человека? Он хотел величаво отбыть в сторону своей койки, но урка пой-мал его за простыню и подтянул к себе.
-- Ну, гнидушка-а, ну умоляю -- еще раз, с другой сторо-ны. Ох, как я счас буду метелить! -- урка зажмурился и пока-чал головой. -- Как же я буду метелить, мама родимая!.. Умоляю, кинь еще одну -- для напряжения, чтобы я о так от, о так -- рразорвал сразу...
Но тут встал мрачный со своей койки, подошел к ним и с усилием, решительно оторвал урку от очкарика.
-- Дальше будешь иметь дело со мной, -- сказал он урке.
Урка опять значительно и долго -- в который уже раз он пускал свой взгляд в дело! -- посмотрел на мрачного... Тот спокойно -- тому кажется, даже доставляло удовольствие, что на него смотрят так значительно, -выдержал этот опас-ный взгляд и лег на свою кровать. Урка тоже лег. Все прои-зошло в полной тишине. И в тишине же урка вдруг рывком скорчился на своей кровати, заскрипел зубами, закрутил го-ловой и -- не то простонал, не то взмолился злорадно сво-ему жестокому богу -- поклялся:
-- Ох, как же я буду метелить! Как я буду метелить!..
-- Благодарю вас, -- сказал очкарик мрачному. -- Если бы у меня были очки, я бы схватился с этим орангутангом: я когда-то занимался боксом. Но без очков я плохо вижу.
Мрачный промолчал на это. А урка глубоко вздохнул и сказал негромко себе:
-- Только бы дожить до светлых дней.
Сухонький между тем докурил свою сигарету, с кровати поднялся мрачный; тетя Нюра вынула из-под фартука сига-рету и уважительно дала ему.
-- Чего тут не поделили-то? -- спросила она серьезного сильного человека, мрачного.
-- Да так... с похмелья, -- сказал тот.
-- Ох, как же я буду метелить! -- воскликнул опять урка, крутнулся под простыней и мучительно застонал. На него посмотрели, но никто ничего не сказал. Мрачный спокой-но курил у окна, старался тоже пускать дым повыше.
-- Любопытная вещь, -- заговорил очкарик, -- до опре-деленного момента все отчетливо помню, дальше -- полный провал: ничего не помню. Что за странный механизм памя-ти? По идее, я же ничего не должен помнить.
-- Не-ет, -- авторитетно заговорил электрик, -- тут так: пока ты свою меру не взял, ты помнишь, дальше -- взял ме-ру, но в душе думаешь: мало, надо еще -- все, пошел пере-бор. Дальше -- рога в землю, и память автоматически от-ключается.
-- Ни-че-го подобного, -- тоже авторитетно и взвол-нованно возразил сухонький. -- А как же бывает: домой пришел, а как пришел -- не помнишь.
-- Ну и что?
-- Ну, по-твоему, я же не должен до дому дойти. А я до-шел.
-- Это значит, тебя развезло уже дома...
-- Да где дома, где дома! -- больше загорячился сухонь-кий. -- Я же утром-то вижу какой я пришел.
-- Все зависит от нервной системы, -- встрял в спор нервный. -- У кого какая нервная система. Сколько ты мо-жешь выпить? -- спросил он электрика.
-- Ну, это смотря как выпить. Я могу допустим...
-- До сшибачки. Сколько потребуется, чтобы ты упал и не поднялся?
Электрик подумал:
-- Бутылку белой и бутылку чернил.
-- Смотря каких...
-- Три семерки.