Маятся, проговорил царь, жалостливо скривившись. Помрут ведь. У них, как у Кощёя Бессмертного смерть на конце иглы. Ужалят и помирают. Не жалко?
Вот ещё! дёрнул плечами я. Что такое пчёлы и что такое государь? Две большие разницы.
Иван Васильевич посмотрел на меня, грустно усмехнулся и, потрепав меня по волосам ладонью, произнёс:
Лечи уж, Федька-Пифагор. Только раздеться помоги. Михал Петрович, подсоби рубаху снять.
Задерём только до самой головы, сказал я. Не надо совсем снимать.
Рубаху приподняли и я приступил к Ивану Васильевичу сзади. Он стоял прямо, упираясь руками на спинку кресла. Тело у него было крепким и хорошо развитые дельтовидные мышцы и плечи расширяли его значительно по сравнению с нижней частью.
Это я, когда Казань взяли, застудился. Продуло и зело спину прихватило в первый раз. Но тогда знахарь из местных мокшан помог. Мазью с гадьчьим ядом помазал меня и к утру, как рукой Ой!
Терпи государь.
Я вынул вторую пчелу и ткнул ею справа от позвоночника.
Ой!
Потерпи, государь.
Я прошёлся пчёлами по обе стороны от хребта с поясницы до копчика. И начал считать секунды. Иван Васильевич по причине своей болезни прибывал в своей спальне раздетый до исподнего, и когда мы пришли с дедом, лежал. Однако, когда прочитал моё «Введение», его, как пружиной с постели сбросило. Ну и началось
Сейчас он стоял передо мной с голым задом, и я думал, что делать дальше.
Великий государь нужные места я обколол. Ещё осталось шесть пчёлок, но опасаюсь я много яда в тебя впускать. Кто знает, как подействует. Сейчас надо обождать примерно один часец4. Потом жала уберём. Склянку с пчёлами я оставлю. Ежели что, рынду попросишь, или царицу они их тебе вставят.
Кого? Настасью? Да, какой с неё лекарь? Да ещё пчёлами Она их боится пуще огня.
Государь рассмеялся.
А рынде я свой зад показывать не хочу. Мало ли что у них на уме, у воев этих
Я делано округлил глаза.
Что дивишься? Хватит этот ещё рында по башке кулаком. А ты о чём подумал, отрок?
Царь рассмеялся и погрозил мне пальцем.
Сам придёшь. Раз сам начал, сам и закончишь справу свою. А я награжу тебя изрядно, коли полегчает. А за это
Царь ткнул пальцем в лежащие на деревянном кресле исписанные листы
Отпиши-ка, Михал Петрович, сему отроку
Он посмотрел на казначея и задумался, теребя бороду.
Младый ещё он. Так бы, за такую справу, и поместья не жалко, но расписано всё по избранным. Нет земель свободных.
Царь напрягся лицом, сведя густые брови на переносице. Нижняя губа выдвинулась вперёд и потому его большой нос почти достал верхнюю губу. «На нашего Буншу похож», вспомнилось мне где-то слышанное.
Коня, сбрую? Мал ещё, продолжал размышлять вслух Иван Васильевич. Шубу? Да, ну!
Может его на оклад взять? В казначейство. Он сим «Введением» уже привнёс разума в справу нашу казначейскую, а с его индийской цифирью и этим, как его, «умножением», там хоть посчитать всё можно будет, переведя всю рухлядь на деньги.
Царь посмотрел, на меня не распрямляя бровей, потом вдруг резко вскинул их и, словно прозрев, воскликнул:
А ведь правде твоя, Михал Петрович. Вноси его в боярский список и приписывай к казне, но не сорока твои соболиные считать, а в разрядные палаты со всеми там записями разбираться. Зело борзо он буквицы пишет.
Заклюют его там дьяки, великий государь, да и ослепнет в скорости.
Так не говорю же, чтобы сиднем там сидел. Пусть походит, присмотрится, что там дьяки творят. Чую, что в родословцы древние они кривду пишут. Понаехало из земель заморских, немецких, да литовских быдла всякого с родословными «липовыми». И крутятся они возле дьяков тех. Сказывают мне. У тебя в палатах места не прибавится, а вот людишек придётся добавить, я думаю, чтобы учёт сей ввести.
Царь снова ткнул пальцем в мою писанину.
А потому место там ему не найдётся, вот пусть и посидит там. А кто «клевать» начнёт пусть скажет. Мы того укоротим.
Царь наклонился заглянул мне прямо в глаза.
Жду от тебя новый счёт. Переведи нашу цифирь на свою. В нашей, если честно, я ни черта, прости Господи, не понимаю. Читать читаю, да. Складываю кое-как, а с большой цифирью даже и не связываюсь.
Думаю, мало кто может обойтись без костного счёта, да на перстах ещё я, к примеру, могу. А так, как он, дед показал на меня пальцем, верно никто у нас не может.
Вот и я о том. Изложишь на бумаге, приставлю тебя к наследнику моему наставником. Осилишь?
Осилю, государь. Давно о том думаю. Бумаги не было и чернил. Тятя не давал.
Вишь, как Болван твой тятя, хоть и воевода исправный. Тоже из тех, кто предан мне и делу моему. Спаси его бог. Да и Анастасия моя добрая душа из вашего рода. Подрастёшь, пойдёшь в избранные, станешь служить мне?
Так Уже, вроде, служу, неуверенно пожал я плечами.
И то.
Давай, государь, жала изыму
Иван Васильевич снова развернулся спиной. Дед приподнял ему рубаху, а я повыдёргивал жала с опустошёнными мешочками.
С сего дня и вписывай его в боярский список. Указ подготовь и принеси мне на подпись, Михал Петрович, сей же день. Говорил царь, пока я его «оперировал».
Тут же и принесу, великий государь, согласился дед, оправляя ему рубаху.
Как писать его станешь, Захарьиным, или Головиным?
Дед посмотрел на меня и пожал плечами.
Хотел было, к себе приписать, и отец его был не против, когда отдавал, а тут, вдруг вчера взъерепенился. Мой, говорит, сын. Вертай взад! Едва вчера не забрал. А мне бы помощника в денежной справе и купечестве. Сын-то мой далече и служба у него.
Помню, помню, ты говорил. А ты, что скажешь, Фёдор? Пойдёшь в наследники к деду? Возьмёшь его имя его семьи?
Я некоторое время сделал вид, что подумал, а потом покачал головой.
Мне чужого не надо, государь. Есть прямой наследник, пусть и владеет. И не хочу родного тятю обижать. Он говорил, что любил мамку мою, вот и ко мне воспрял духом. А помогать готов. Только мал ещё я купеческими делами заправлять. Силёнок маловато с караванами ходить. Оружную справу ещё не разумею.
Дед рассмеялся.
Не надо тебе с караванами ходить. Пригляд за товарами в гостином дворе нужон. У меня есть там приказчики по разным товарам, но ты сам видишь, что всё правильно учесть и сосчитать это много времени надо, а у меня его совсем нет. А сейчас и вообще не будет. Деньги от товара поступают, но чую, что воруют. Шуршат, как крысы.
Ладно, Михал Петрович, вы ступайте, а я прилягу. Отпускает вроде бы боль. Указ неси.
Мы из царской спальни ушли. Я радостный пошёл домой, рассчитывая пообедать и завалиться поспать, а дед поспешил в казначейство, лишая себя полуденной «сиесты».
Выйдя из палат царских, я побежал переполненный радостью, а у меня трепетала птицей одна единственная мысль: «Получилось! Получилось! Получилось!». Я долго планировал проникновение к царю и оно получилось. Даже лучше, чем хотелось.
«Только бы он не распух, от пчелиных укусов», думал я, быстро переступая обутыми в сапожки ногами конские кучи и коровьи лепёхи и уворачиваясь от грязных рук рядных попрошаек, намеревавшихся схватить меня за рубаху и порты. Вскоре я достиг ворот дедовой усадьбы.
Буду жить здесь, подумал я, пока отец не переселет меня в отдельную горницу. Я, чай, сейчас не просто отрок, а боярин, лять, и помощник государственного казначея. Да и веселее здесь. С ровней играть интереснее. Не задирает меня пока никто из головиных ребят.
Дедов двор был самым большим и на него, когда появился я, стала собираться вся местная ребятня и младшаки, и старшаки. Только мелких они с собой не приводили. Дед не любил детский слёз и криков.
Работая над «Введением в бухгалтерский учёт» я не забывал отдыхать и на вечерней заре всегда выходил поиграть. Играли, в основном, в «бабки» или «пекаря». Дед, наверное, только из-за меня разрешал внукам занимать вечером его двор. Сам он в это время всегда выходил на своё крыльцо, усаживался на табурет, пил парное молоко, только что подоенных коров, закусывая его с печеньем.