Когда раздавались голоса нянек и мамок, зовущие ребятню, я тоже бросал игрушки, умывался, обувался и шел в стоящую меж двух наших усадеб церковь Максима Исповедника на вечернюю молитву. Там собирались в основном все наши родичи. Церквей в Москве было много.
Глава 3.
В тот день, четыре года назад, я так и не уснул. Придя «домой» я нашёл в своей светёлке на подоконнике плошки с капустными щами с мясом, гороховой кашей и холодным компотом из сухих фруктов и ягод. До «Петрова поста» оставалось ещё три дня, а потому кормили, жирно и мясно.
Даже когда я торопливо уничтожал еду, мои мысли продолжали крутиться вокруг одного и того же: «Дальше что?».
К этому времени, мне уже стало понятно, что я это не совсем я. За те десять дней, что прошли с момента моего первого посещения дедушкиного «каземата», я многое понял. Особенно лёжа с закрытыми глазами, после вечерней молитвы, на своей мягкой пуховой лежанке. Понял не совсем правильное слово. Стал догадываться.
Как уже говорилось, что было в моём младенчестве я не помнил почти совсем. Однако, поковырявшись в памяти и сложив кое-какие события, а именно: удивлённые лица нянек и мамок, их испуг и накладываемые крёстные знамения на меня, перешёптывание родителей, и злобный свистящий шёпот мачехи: «изыди, сатана», я пришёл к выводу, что и тогда знания из меня так и пёрли.
Может быть именно поэтому и отец был со мной холоден.
Я вспомнил, с каким испугом со мной возились няньки и каким ужасом, приносили мне и уносили от меня в отцовскую библиотеку запрошенные мной книги. Мне было не понятно такое ко мне отношение, но сравнить его мне было не с чем, поэтому я не заморачивался. Мне было всё равно, как ко мне относятся другие. Главное, чтобы тот я, который требовал знаний, был удовлетворён.
Поразмыслив в те дни, когда я списывал из своей памяти «Введение в бухгалтерский учёт» над тем, что я такое, пришел к выводу, что внутри меня сидит не безудержная потребность в знаниях, а некий демон, управляющий моим телом. Этот вывод меня сильно расстроил и именно поэтому я в тот день так и не уснул даже после сытного и избыточного обеда.
Промаявшись до общей побудки, когда дворня стала «шуршать» по территории усадьбы и поняв, что, в общем-то, «демон» не беспокоил меня и не проявлял себя, чтобы мне его опасаться на людях, я надел портки, завязал поверх рубахи поясок и, прихватив картуз, вышел во двор. Заслышав мелодичный перезвон наковальни, я было направился туда, но увидел шедшего в свою мастерскую плотника Ерёму.
В кузне я уже сегодня был, а вот плотника в мастерской не застал.
Ерёмка, деда сказал, что ты мне поможешь в одном деле.
Плотник остановился и глянул на меня. Он был лохмат, заспан и от него разило луком и брагой.
Ты Фёдор Никитич, старшой сын Никиты Захарьина и Варвары, упокой Господи её душу?
Я кивнул.
Знавал я её, когда она ещё в девках хаживала. А вот батьку твово только со стороны Нелюдимый он у тебя. А ты, что, тут на постоянно проживать останешься или погостить
Погостить-погостить, перебил я его, так как знал, что с холопами и дворней лучше о стороннем не заговаривать, ибо, заболтают так, что и не заметишь, как день кончится. Так, поможешь мне?
Ерёма недовольно скривился.
Что надо делать, барин?
Кто это барин?
Знамо, кто ты, не я же, плотник снова оживился. Михал Петрович всем объявил, что с сего дни обращаться к тебе только так.
Вот оно что! Быстро я возвысился! подумал я. Не обернулось бы мне это возвышение лихом. Кто-то пол жизни зад рвёт, чтобы боярство получить, а я в одночасье, хлобысь, и в дамки. Вот-то в отцовом семействе заголосят. Батяня-то не боярин ещё. Воевода да, но до боярства ему ещё далеко. Осерчает. Пороть уже не моги, только на правёж к государю.
Ха-ха! рассмеялся я в голос, так неожиданно для Ерёмы, что он вздрогнул и осенил себя крестом. Не боись. Только сегодня от царя боярство получил. Сам забыл.
От самого, Ивана Васильича? снова оживился плотник, пытаясь втянуть меня в рассказ о том, как я получил боярство.
Так, Ерёма, не пудри мне мозги. Пошли в мастерскую, скажу, что надо делать.
У меня своей работы гора и маленькая тележка, заныл он.
На правёж к деду хочешь? Устрою прямо сейчас. Хотя я сейчас и сам могу распорядиться. Позвать кучера с вожжами?
Ерёма посмотрел на меня исподлобья и молча направился к мастерской, по пути пнув рывшегося на посыпанной песком дорожке, петуха. Петух было кинулся на обидчика, но получил второй удар ногой и улетел в кусты рясно цветущей по обе стороны дорожки малины. Куры разорались, обидевшись за «мужа», и разлетелись кудахча в разные стороны.
Началось в деревне утро, подумал я. Сейчас петух клюнет собаку, собака укусит жену плотника, и плотник вечером получит по голове скалкой, за то, что придёт с запахом браги. А о, что он сегодня напьётся с устатку, это и к бабке ведунье ходить не надо.
В плотницкой мастерской было жарко, пахло стружкой и бражкой.
Где-то стоит откупоренный бочонок, понял я и сказал:
Зря ты бухаешь днём. Выпорет хозяин. Особенно если ты к вечеру не исполнишь мой заказ. Я тебя с утра ищу, а ты с утра уже пьяный и до сих пор не проснулся. А мне сегодня после вечерни к государю снова идти и справу мою показывать.
Говори, что делать надо, хмуро просипел Ерёма пересохшим горлом и покосился в угол сарая.
Сделаешь бусины, как для чёток, вот такие, показал я образец, токма дыры не такие, а побольше, под спицы деревянные, которые тоже сделаешь. Размеры вот такие
Подал ему ивовый, зачищенный от коры прутик.
Сделаешь вот такой короб.
На толстой свиной крашенной коричневой коже, набитой на несколько досок, я нарисовал мелом рамку со вставленными в неё прутиками с нанизанными на них бусинами.
На каждой спице по десять бусин, а здесь и здесь по четыре. Всё понятно?
Понятно, буркнул плотник.
Это хорошо, потому, что сроку тебе до вечерни.
Я развернулся и пошёл на выход.
Всё одно не успею.
Хочешь помогу? спросил я.
Ерёма снисходительно посмотрел на меня.
А что ты могёшь? криво усмехнувшись, спросил он.
На стане точильном бусины выточить, сверлить дыры коловоротом, строгать плашки. Много чего могу.
Врёшь небось?! удивился плотник. А ну, покаж.
Он подошёл к простейшему токарному станку с ножным приводом и зажав в него брусок, подал мне резец деревянной рукояткой вперёд. Я покрутил его, перед глазами, разглядывая и подошёл к станку.
Давненько не игрывали мы в шашки, пронеслась чужая мысль и родила идею наточить ещё и шашек, а к ним сделать коробку-доску.
Так. Задание меняется, сказал я. У тебя тонкие листы дерева есть?
Тонкие?
Я кивнул.
Такие? он показал на лежащие стопкой деревянные пластины толщиной с сантиметр.
А ещё тоньше?
Шпон, что-ли?
Ну Есть маленько.
Покажи.
Ерёма пошёл в угол мастерской и взял с полки стопку тонких листов и поднёс мне.
Нормально. Отрезаешь ровно вот так и вот так. Угольник у тебя есть с прямым углом?
Это как?
Я начертил на «доске».
А-а-а Есть. Равный зовётся.
Вот и вырежи два вот таких.
Я начертил.
Тут одна часть, а тут две. Понял.
Что ж не понять? Понял.
Приступай, а я пока шашек наточу.
Ну-ну, недоверчиво хмыкнул Ерёма.
Я поставил ступню на педаль, а сам крутнул маховик, держащий зазубринами заготовку. Плашка медленно завертелась. Прижав резец к вращающейся поверхности, я почувствовал удар и резец вылетел у меня из рук, едва не угодив в левую, выставленную чуть вперёд, ногу.
О, мля! выразил я свои чувства и глянул на расплывшегося в улыбке плотника. Как же так?
Тот на вопрос не отреагировал, а тупо смотрел, улыбаясь во всё лицо. Хмыкнув, я хищным взором оглядел помещение. Глаза уже привыкли к полумраку и, что тут имелось мне было прекрасно видно. Вскоре я усмотрел куску небольших камней, лежащих в стороне.
Что это? Для чего?