Нет.
Названия разные, а по содержанию одно и то же. Вот и Комов. У него разные произведения, разные названия, а содержание одинаковое говенное. Вот и дурь твоя так себе. Поэтому гони бабки обратно.
Ребят вы че? В-в-верну завтра. Сейчас я на мели.
До завтра дожить еще надо тебе, а нам сегодня. Въезжаешь?
Послушай, брат
Не брат ты мне, гнида забугорная.
Я русский.
А че имя не наше?
Так э-э
Эдик не договорил, потому что в дверь позвонили.
Батон, проверь кого там нелегкая. Напарник ушел. Продолжаем. Итак, бабки. В прихожей что-то грохнуло, словно мешок с картофелем упал. Батон?
Эдуард попытался убрать голову из-под прицела пистолета, но Сыч ловко засадил ему рукоятью оружия по голове. Хозяин квартиры ненадолго потерял сознание, а, когда пришел в себя, заметил на полу валяющегося Сыча. Он не шевелился. Голова у Эдика раскалывалась от боли, и невозможно было сфокусировать взгляд. Последнее, что он увидел в своей жизни палас, по нему ступали мужские ботинки. Ботинки оказались девственно новые: без морщин, трещин и складок, натуральная кожа начищена до блеска. Выше заметны чистые и тщательно выглаженные брюки. Даже удивительно, что в такую непогоду на них не было ни одной капельки грязи.
Следователь посмотрел на молчащий телефон, затем подошел к окну. Дождь кончился. Солнце попыталось выглянуть из-за серой пелены, но слабому лучу так и не удалось оживить сумрачный день. Глеб опустил взгляд вниз на припаркованные служебные и частные автомобили. Машины у главного входа показались брошенными. Их хозяева, кажется, никогда не вернуться. Но нет, появился человек. Сел. Уехал. Звуки улицы не доносились сквозь плотно закрытые рамы, и авто будто двигалось в пустоте.
За спиной скрипнула дверь. Глеб обернулся.
Ну, и-и, произнес Кирилл таким тоном, словно собирался ругнуться. Ты, почему не сказал?
Чего не сказал?
Я посмотрел материалы. Юлия Скрынникова твоя родственница.
Дальняя.
Какая разница. Лицо ты заинтересованное, получается.
Слушай, ты чего от меня хочешь? с раздражением выпалил Глеб. Считаешь, не стоит ввязываться?
Да не о том я. Ты просто будешь предвзято относиться к расследованию.
Зазвонивший телефон не дал Глебу ответить.
Алло. Я. Слушаю. Хорошо. Глеб положил трубку. Лексеич ждет.
Пока шли по коридорам управления, Кирилл поинтересовался насчет Юлии. Глеб увильнул от прямого ответа, сказав, что Юлю знал шапочно и нечего тут копать.
Они вошли в прохладное чистое помещение, залитое белым светом.
Ну, как? спросил следователь.
Глеб, дело тут простое и ясное, чего уж там говорить, особо распространяться не буду, скажу только главное. То, что тебе нужно. Речь Лексееча текла, как ручей. Каждое слово будто обтекало гладкий камешек. В крови обнаружена синтетическая дрянь, наркотик, не могу сейчас сказать точный состав. Впервые такое вижу. Убойная штука. Тело бросили в бассейн
Рефлекторное утопление не исключено?
Сердце у девушки остановилось раньше. Ее уже мертвую кинули в воду. Зачем? Не спрашивай. Скрыть улики, может. Сам понимаешь, они там все обдолбаные были, не соображали.
Глеб подошел к телу, укрытому серой тканью, и откинул край, чтобы рассмотреть лицо убитой.
Лексеич, левая щека была припухшей.
А ты молодец, Глеб, с языка снял. За левой щекой я нашел вот этот предмет, произнес судмедэксперт, показывая полиэтиленовый пакет.
Кириллу подумалось вначале, что перед ним пуля, но, присмотревшись, понял:
Матрешка?
Самая обыкновенная матрешка сантиметра два, деревянная, фабричная дешевка. Подобный сувенир ты можешь приобрести в любом ларьке. Такую ерунду на железнодорожном вокзале продают для туристов.
Глеб взял пакет и стал рассматривать его со всех сторон.
Никаких следов, предупредил Лексеич. Ну, кроме слюны.
Кирилл, радостно сказал Глеб, как ты думаешь, что это?
Матрешка, удивился напарник. Я читал архив.
Нет, это внутренний мертвец.
Чего?
Деревянная кукла символизировала мировоззрение секты. Кирилл к эзотерике был равнодушен, ну, мало ли что психам взбредет в голову. Хотя деталь важная. Обычно у большой матрешки внутри находились дочки, или сестренки. Если раскрыть маму, то младшая появлялась на свет. Это и символизировало внутреннего мертвеца. Правда, у них там все шиворот навыворот. Из малой матрешки выходила большая матрешка, что противоречило здравому смыслу. Главное, понял Кирилл, это протягивало ниточку к делу двухлетней давности.
Они вернулись в кабинет. Следователь поставил стул рядом с окном и задумался. Он не замечал, как день продолжал существовать в сумрачной неопределенности, будто застрявший между вчера и завтра.
Кирилл знал о привычке Глеба порой погружаться в себя и поэтому не мешал. Но зазвонил телефон. Сообщили, что явился Антонов. Глеб не поверил, даже когда открылась дверь, и в помещение действительно вошел Антонов.
Здравствуйте. Здравствуйте, господа Следователи, произнес гость, заметив Кирилла. Я тут заявление оставил о том, что в мой дом, который находится в коттеджном поселке, совершено проникновение.
И ты, Антонов, конечно, не знаешь кто они?
Отчего же, знаю. Это мой брат. Антонов. Можно? Гость указал на свободный стул.
Теперь Глеб догадался, который из братьев решился посетить их. Андрей Александрович. Его легко можно было спутать с Сергеем Александровичем.
Глеб кивнул, проводив гостя недоумевающим взглядом. Тот сел и выдохнул:
Я пришел сотрудничать со следствием. Во-первых, тот дом снимает мой брат Сергей. Я по-родственному ему его отдал. Во-вторых, естественно, я не несу ответственности за то, что он там неправомерное делает.
Неправомерное?
Да. Слухи до меня дошли. Я изначально рассчитывал на то, что Сергей там будет жить, или бывать наездами и присматривать за домом, но чужие люди Андрей развел картинно руками.
Знаете, господин Антонов, это хорошо. Глеб сел за стол. Кирилл расположился рядом. Но мне не нравится ваша манера говорить.
Лебезить, поправил гость, произнеся по слогам.
Точно.
Ну, я еще ничего не сказал, Глеб Евгеньевич. Я не сказал, что те ребята из секты мертвецов. Да, знакомый почерк. Не поведал также, что уже как два года открестился от этих эзотерических дел. Я бизнесмен. И мой бизнес легален. Можете проверить.
То есть вы не при делах?
Да. Я не при делах.
Кирилл скептически улыбнулся.
А мне думается, вы всё заранее знали. Так ведь? спросил Глеб.
Откуда?
А матрешка?
Глеб Евгеньевич, ну, мы же взрослые люди и должны понимать, что если брат пользуется матрешкой, как сакральным символом, то это его дело. Я не поддерживаю никаким образом его в этом направлении. Я честный человек.
Глеб не ответил. Он стал сосредоточено рассматривать Антонова, соображая как лучше его выпихнуть: выволочь просто за шкирку или еще спустить с лестницы. «Честный человек» забегал глазами, разглядывая обстановку.
А у вас есть бумага и ручка? спросил вдруг гость.
Есть, озадачено произнес Глеб, придвинув их Антонову.
Тот быстро написал какой-то адрес, дату и время.
Что это? удивился Кирилл.
Место и время будущего праздника мертвеца, равнодушно ответил гость. Сами понимаете, слухи. Ну, в общем, у меня всё. До свидания, господа следователи. Приятно было с вами сотрудничать.
Вот козел! беззлобно выругался Глеб, когда дверь закрылась.
Да нет, он не козел. Он перестраховщик. Прикрывает собственную задницу. Не хочет терять бизнес.
Глеб недоверчиво посмотрел на листок, где крупным пляшущим почерком были выведены название улицы, номер дома и квартиры и время. Адрес стоило проверить. Это нужно было сделать в первую очередь хотя бы для очистки совести.
Из говна конфетку сделать звучит слишком грубо, но, по сути, так оно и было. Даже эпитеты, звучавшие в его адрес, это подтверждали. Два из них стоит привести. Первый эпитет: «самый влиятельный интеллектуал современности». И второй эпитет: «самый плодотворный писатель России». С последним можно поспорить. Если упомянуть Донцову и пишущих за нее мопсов, то по объему она обгоняла, но если говорить о качестве, то слово оставалось за читателями и их вкусами. Так что, кому Донцова, а кому и Комов. Кому свиной хрящик, а кто-то предпочитал арбузную корочку. Наконец, последнее. Это был не эпитет, а скорее вывеска: «Единственный и неповторимый Виктор Комов». С этим так же можно поспорить. Единственный? Если учесть наличие мультиверсной вселенной, то подобных писателей пруд пруди. Неповторимый? Даже в этой версии вселенной нашлись те, кто готов был повторить его неповторимый стиль. Такая вот тавтология. И у них, по правде говоря, что-то получалось, но получалось немного не так, если не сказать, что получалось как-то по-своему.