Егор нервно отошел от окна и посмотрел на видавший виды, старый деревянный стул, который достался в наследство ему от деда, который воевал. Дед этот стул сколотил сам из вагонных досок. Сто, нет двести раз, этот стул красили. То в синий цвет, потом в белый и остановились на голубом. Решили, что голубому цвету стула каждый в семье будет рад, это цвет мирного неба, так по простому объяснил дед. Отец Егора сказал, что чисто по законам физики, голубой цвет можно рассматривать, как сочетание слабо рассеянного красного и сильно рассеянного фиолетового, что оказывает неяркое, спокойное и защищенное влияние на глаза, а от состояния восприятия органа зрения зависит дальнейшее внутреннее психическое состояние человека. Елена Сергеевна, как истинная дочь своего воевавшего отца, констатировала лишь одно, что в любой интерьер впишется неплохо.
Но на самом деле, этот подуставший, но достаточно крепкий, за годы стул был для Егора своеобразным писательским троном. Когда Егору было семь лет, и он реально мог уже писать, его начала одолевать возрастная тоска. Он все время хотел, чтобы с ним кто то играл или вместе учил уроки. Хотя до этого Егор прекрасно находил радость в уединении с самим собой. Но тогда, это было для него очень тревожно и даже болезненно. Егору казалось, что родители отвернулись от него и он им не нужен. Поэтому он, как только мог, привлекал внимание старших. Но тут в силу семейных воспитательных традиций вступил дед и, как оказалось, не промахнулся. Лупанул бронебойным навылет! Поставил стул около окна, раздвинул шторы, дал листик какой то, карандаш и сказал: «Сиди!», и ушел в другую комнату. Егор тогда еле высидел десять минут и прибежал к деду, а тот его снова отправил на голубой стул, и снова сказал, что надо сидеть и ждать. Это тоже был подвыподперт, но уже со стороны деда. Так сидел Егор не помнил сколько, наверное, целую вечность. Но как вдруг он услышал какие то голоса в своей голове и первое подумал, что у него от его ненужности в семье и одиночества мозги набекрень съезжать стали. Потом Егор подуспокоился и стал отчетливо слышать один только голос. Не мужской, не женский, как будто свой, откуда то изнутри. Он говорил Егору: «На самый яркий цветок у реки села бирюзовая стрекоза. Она была огромной с большими крылышками в сетку. Стрекоза притаилась, чтобы напасть на свою добычу в воздухе. Яркий цветок делал ее незаметной. Дома стрекозу ждали дети. Она была настроена удачно поохотиться и вернуться к детям с добычей». Для Егора это был настоящий реальный шок! Он как будто по чьей то указке повиновался и стал лихорадочно записывать то, что слышал у себя, как будто из сердца или из души. Он так быстро и коряво все записал, прямо на коленках, чтобы ничего не забыть. Егор впервые узнал, что стрекоза при внешней своей хрупкости, это хищное создание, и возможно, есть всяких мелких насекомых в воздухе. А если у реки, значит, может и питаться теми, кто легкий и на поверхности воды плавает. Он с листиком и дурным воплем побежал к деду. Дед стоял на кухне и нагло курил, пока отца и матери Егора не было дома. Он даже не удивился, а только повернул к внуку свою голову, потом глаза и заулыбался. В глазах деда была радость, доброта блаженная и очередная победа в копилку своей мудрости, без наград и медалей, но зато с выполненной родовой миссией на все сто процентов с абсолютным коэффициентом полезного воспитательного действия. Егор начал сбивчиво читать то, что написал, дед его слушал очень внимательно и в конце задал один вопрос: «Как рассказ назвал?» И маленький писатель, ни разу не смущаясь, тут же выпалил: «Бирюзовая стрекоза!» Внутренний голос его не подвел и более того, этот внутренний свет, маячок, фонарик никогда не подводил его в жизни и потом. Тогда дед снова посмотрел на внука и запечатал его доброе первое писательское начинание обычной житейской фразой: «Вот и займись этим!» И Егор с тех пор не переставал этим заниматься. Теперь ему не было скучно, грустно и тоскливо. Оказалось, что целый огромный мир существует внутри него и уединение, умеренное, конечно, очень даже на пользу его общего развития.
И причем здесь старый деревянный стул голубого цвета спросила бы Елена Сергеевна, например? А притом, что именно на этом стуле свершилось чудо знакомства Егора с внутренним собой, со своей истинной внутренней речью без мозговой примеси, со своим началом и делом жизни. Он в тот момент, когда сидел на этом стуле в глубоком одиночестве, как ему тогда показалось, думал о том, что даже родному деду не нужен, а оказалось совсем наоборот, что очень нужен деду, своим родителям и особенно, себе. Доверие, как много кроется в этом слове и как мало люди прибегают к нему в жизни. Как в рассказе «Вечная любовь», где два кораблика жених и невеста, стоически пытались взять под свой контроль то, что от них не зависит. Но вовремя отпустили ситуацию, доверились, просто поплыли в том жизненном потоке, который может быть, специально создавался для них самой жизнью, чтобы они стали именно такой любящей бумажной парой и послужили настоящим красивым примером вечной любви, пусть хоть, и бумажной. Вот и Егор с этим стулом, как с писаной торбой везде присаживался, потому что этот стул для него и есть «Вот и займись этим!»