«Ты погиб».
Я всегда знал, что Триста умеет путешествовать во времени, но ни разу не видел, как она это делает. Она это терпеть не могла. Не любила ощущение головокружения, которое накатывало в момент высадки в прошлом. Злилась, что не может вернуться в настоящее. А больше всего ненавидела цену своей магии: при каждом перемещении в прошлое на любой отрезок времени Хронос сокращал свою жизнь на стократную длину этого отрезка. Старел, покрывался ранними морщинами. Хочешь заново прожить один день состаришься на сто дней. Вернешься на один год станешь старше на сто лет, а это мгновенная смерть.
Триста вгляделась в свои дрожащие руки.
Я выгляжу постаревшей?
Нет, скорее так, словно всю ночь не спала. Роджер помог ей подняться. Насколько далеко ты вернулась?
Кажется, всего на минуту назад. Она судорожно вздохнула, лицо все еще было бледным. Боже мой. Одно неверное движение и я бы сократила свою жизнь на несколько лет.
Если Триста ради моего спасения заново прожила всего одну минуту, значит, она будет дышать, смеяться, любить на сто минут меньше. Из-за меня.
Спасибо тебе. Я обнял Тристу, и впервые в жизни она не стала кривить лицо и закатывать глаза.
У тебя весь пиджак порван. Она уткнулась мне в плечо, и голос прозвучал глухо.
Ну и пусть. Зато меня не раздавило в лепешку.
Роджер поднял разбитого херувимчика и показал нам.
Узнаёте?
Триста вынырнула из моих объятий и взяла статуэтку. Снизу был нарисован черный бриллиант. Внутри него изящные стрелки часов показывали на девять и двенадцать.
Компания Дьюи. Это его логотип.
Мы что, сегодня будем драться с обоими твоими братьями?
Я видел тут Джорджа. Я потер виски. Не знаю, он это сделал или нет, но вид у него был весьма довольный.
Знал, что мне придется путешествовать. Скотина он, этот Джордж. Триста провела пальцем по гравированным часам. Дьюи намного лучше. Он парень неплохой. Даже, наверное, единственный хороший человек в нашей семье.
Роджер окунул палец в темную лужу, образовавшуюся под разбитым ящиком.
Должно быть, он наливал спиртное в эти статуэтки, чтобы провезти мимо береговых властей.
Триста взяла тросточку и обернулась. К нам уже направлялись полицейские.
Пора сваливать.
Мы растворились в толпе. Я спросил Тристу:
Когда ты уходишь в прошлое, что происходит с прежней версией тебя?
Она сдвинула брови:
Никакой «прежней меня» не существует. Я все та же самая. Просто заменяю саму себя.
А куда девается старая линия времени? продолжал я расспрашивать. Может быть, существует некая альтернативная вселенная, в которой я погиб под ящиком херувимчиков, наполненных выпивкой?
Терпеть не могу путешествия во времени, простонал Роджер.
Откуда мне знать? ткнула меня в бок Триста. Предвидела б я, что ты это так обмозговывать будешь, оставила бы тебя под ящиком.
Тише, вполголоса скомандовал Роджер. Прихвостни Джорджа обрабатывают эдвардианца.
Телепата, который умеет читать мысли? обернулся я через плечо.
Именно. Роджер остановил продавца с серебристыми оленьими рогами, взял у него с подноса три ярко-желтых напитка и взамен положил три драгоценных камня. Пейте.
Но ты же говорил
Он протянул мне стакан:
Если мы накачаемся до оцепенения, они не смогут прочитать наши мысли.
До дна, ребята. Триста подняла бокал, и мы опрокинули приторно-сладкие коктейли.
Лимонная жидкость разожгла в моих жилах огонь медового цвета, и весь мир покачнулся, окрасившись причудливыми солнечными оттенками.
Ого. В голове зажужжало, затянули сладкую песню золотистые пчелы. Почему я их раньше не замечал?
Пчелки, хихикнул я.
Триста как-то странно посмотрела на меня.
Где?
Я раскрыл рот, чтобы объяснить, и оттуда выпорхнул целый рой шмелей.
Пчелки-и-и! Ж-ж-ж!
Роджер хихикнул. Триста горестно закатила глаза, но ее плечи ходили ходуном.
От смеха у меня выступили слезы. Я хотел спросить, слышат ли они тоже этих пчел, но слова во рту оказались тяжеловаты. Я так и не смог их произнести.
Пчелки-и-и-и! прошептал я.
В своей жизни я, конечно, видел немало пчел, но никогда не видел их по-настоящему, понимаете?
Роджер повалился наземь и потянул меня за собой. Мой лучший друг, мой волшебный, божественный приятель хохотал так, что не мог устоять на ногах.
Музыка вознесла меня над друзьями. Я полетел вместе с пчелами, кружась среди звезд
И потом я увидел это. Часы в форме бриллианта, пришитые на лацкан незнакомого парня. Они сияли так, словно их заколдовали пчелы. Пчелки мои, они хотели, чтобы я это увидел. Хотели, чтобы я следовал за символом, едва не прикончившим меня. Я попытался рассказать об этом Тристе и Роджеру, но язык по-прежнему меня не слушался. Поэтому я просто ткнул пальцем в сторону незнакомца и пошел за ним.
Мой взгляд был будто прикован к этому юноше. Я спешил вслед за ним к самому грандиозному шатру, подобных которому никогда еще не видел. Высотой этажей в десять, испещренный вихрем фиолетовых и черных полос, с овальным потолком, открытым навстречу ночному небу. Из дверей лилась музыка, она притягивала меня, точно пение сирен.
Роджер мрачно хохотал рядом со мной, твердя что-то про семейное воссоединение, но я ничего не слышал, кроме жужжания, охватившего мой разум, проникавшего до костей. «Ты уже бывал в этом шатре», шептали мне пчелы.
Неужели родители когда-то возили меня на Шарман?
Часы-бриллиант нырнули вслед за толпой в переполненный шатер, где над входом висела афиша с той прелестной девушкой в полный рост. Я сунулся было за ними, но ловкие руки оттащили меня обратно и юркнули в карман порванного пиджака. Там лежала мамина брошь. Я прикрыл ее рукой, и на меня заорала пожилая дама в огненно-красном блестящем платье. Ее слова потонули в музыке и жужжании пчел.
Роджер закинул руку мне на плечо, и дама, выпустив меня, взяла его за щеки. Под ее касаниями он растаял, превратившись в вертлявого мальчишку с гладким, без единого шрама, смуглым лицом. Я моргнул, и мальчишка снова стал Роджером. Пчелы запели, зазывая меня в шатер. «Ты здесь уже бывал, шептали они. Иди за нами».
В театре пульсировала музыка, словно пришедшая из другого мира. Сердце бешено билось в такт ударам барабанов, в головокружительном темпе буйного фортепиано. Во влажном воздухе порхали блестки, перекликаясь с мерцающими над шатром звездами. Прикасались друг к другу жаркие тела, расплывались в лихорадочном трансе подернутые дымкой глаза.
Так много обнаженной кожи мягкой, податливой.
Обворожительные девушки скользили по моей шее длинными ногтями и упархивали прочь. Парни с обнаженными торсами подмигивали, пожирая меня жаркими взглядами. Улыбки были заразительными, и вскоре от восторга у меня заболели щеки.
На сцене тянулась к небу людская пирамида. Женщины в сверкающих драгоценностями бикини синхронно кружились, гипнотизируя меня. Приклеившись ногами к липкой земле, я впитывал эти секунды, минуты, часы. Никогда я еще не был настолько полон жизни.
Потанцуй со мной! Одна из девушек подхватила меня и закружила по залу.
Не успел я и глазом моргнуть, как Триста прижала меня к стене, стала что-то кричать о том, что надо занять места, о Роджере, но пчелы взлетели к аристократическим ложам и закружились около человека с часами-бриллиантом. Добрые маленькие пчелки.
Еще мгновение и Роджер встряхнул меня за плечо:
Ты вообще как?
В моих жилах еще струился этот упоительный мед, но я все же сумел указать на часы.
Бархатный ковер, лестница, смотритель на верхней ступеньке. Роджер переглянулся с ним. Радость узнавания. Объятия. Мы нырнули за портьеру и вошли в богато украшенную ложу, нависавшую над сценой. Пчелки успокоились, их жужжание притихло. Я пришел туда, куда они меня звали.