Знаю-знаю. Это сложно объяснить. А вам сложно понять, особенно из уст человека вроде меня. Поверьте, я была не из внушаемых детей. И воображением особым не обладала. Да, уступала давлению сверстников, как и всякая компанейская девочка, которая перешла в новую школу и мечтала стать популярной. Только не в тот раз. Я не просто поддакивала. Да и кому было поддакивать? Берни Мун? Добиваться ее расположения? К чему? Так или иначе, произошедшее я называю Первым Случаем.
Будь я постарше, решила бы, что она меня загипнотизировала или даже подмешала наркотик. Однако в десять лет мне и в голову такое не пришло бы, пусть я и притворялась искушенной перед друзьями. Осталась одна мысль: «Она умеет внушать. Заставляет чувствовать то, что чувствует сама». Что еще она могла со мной сделать? Напустить головную боль? Заставить описаться? Пожалуй, и то и другое. А может, даже больше Изумление сменилось яростью. Я швырнула недоеденную конфету в Берни.
Ты мерзкая!
Да перестань! удивилась она. Ты разве не любишь пирог со свининой?
Не в этом дело!
Это же магия! недоумевала Берни, будто ничего особенного не произошло. Неужели не помнишь?
Чего не помню?
Меня охватила дрожь. И снова тускло вспыхнуло знакомое чувство, словно воспоминание осколком стекла хотело вонзиться в сердце.
Ладно тебе, вздохнула Берни. Попробуем еще. Теперь с Лорелей. Ты последняя, ты и выбирай.
Что «выбирай»?
Какой ей достанется вкус, ясное дело! Такая магия. Ты же знаешь!
Я сверлила ее взглядом. В голове не укладывалось, как Бернадетт Мун могла поменять вкус клубничного «опальчика» на пирог со свининой. Я решила отыграться за свой испуг.
Ну ты и чудила! зло выпалила я. Понятно, почему никто не пришел на твой дурацкий праздник. Нельзя, что ли, заняться чем-нибудь нормальным?
В глазах Берни мелькнула обида. Огонек восторга померк, затем потемнел. Тут я немного испугалась. Как она ответит? На что способна? В ушах стоял гул, будто на меня ехал поезд, чье-то дыхание обжигало шею, а волоски на руках встали дыбом от первобытного ужаса
Вдруг с подносом зашла мама Берни и нарочито беззаботным тоном спросила:
Как дела, девчонки?
Пока мы наливали себе принесенный лимонад, напряжение рассеялось, и Берни опять стала собой эдакой Уэнздей Аддамс в свадебном платье своей бабули, опьяненная сладостями и праздничной обстановкой. Таинственно-зловещий ореол испарился. Когда я допила лимонад, все снова шло своим чередом, и мне почти удалось себя убедить, что загадочный фокус Берни лишь плод моего воображения.
Я покосилась на Грейс и Лорелей. Они-то осознали, что произошло? Застенчивая Грейс, похоже, не поняла «фокуса». А вот Лорелей радовалась, что до нее очередь не дошла. Остаток праздника мы с ней смотрели «Маппетов» и перешептывались, пока Берни тщетно старалась увлечь нас чем-нибудь нормальным. Сдавшись, она молча села смотреть фильм, а мы с Лорелей притворялись, будто ее не замечаем.
Временами из кухни заглядывала ее мама и с печальной улыбкой спрашивала, весело ли нам, хотим ли мы еще лимонада, потом уходила расстроенная, словно одноклассницы отвергли не дочь, а ее саму.
Отца Берни я видела только раз, под конец праздника. Он зашел на кухню, где убиралась мама Бернадетт, и заглянул в гостиную, где мы досматривали фильм. Мама Берни что-то ему сказала, а он ответил:
Я так и думал. Пустая трата денег, Джин.
Она закрыла дверь, и я уже не могла разобрать слов, но поняла, что мама Берни расстроена, а папа сердит. Мне стало стыдно, а когда мы собрались домой и мама Берни отдала мне весь верхний ярус торта и вдобавок несколько мешочков с подарками, я смутилась еще сильнее.
Возьми для мамы, ей понравится, сказала миссис Мун с надеждой в голосе. И сестренке возьми. Тут маленький набор косметики, а еще наклейки, конфеты и фенечки. И вновь широкая улыбка, от которой разрывается сердце, столь похожая на улыбку Берни. Многовато сделала, конечно. Но Берни полезно с тобой дружить. Ты хорошо на нее влияешь.
Пришлось из чувства вины взять мешочки, торт и сверток с бутербродами. Лорелей с Грейс взяли свои, и Берни помахала нам на прощание, звонко крикнула вслед:
Увидимся в понедельник!
Будто ей невыносимо было с нами расставаться.
Увы, к понедельнику все знали, какой ужасный выдался праздник. Наверное, Лорелей разболтала. Магическое представление она опустила, но и остального оказалось довольно за Берни пошла слава чудачки без друзей. Я этой темы избегала частично из стыда за Берни, частично из опасения, что меня посчитают ненормальной с ней заодно. А если снились непонятные сны из далеких времен, когда магия казалась проще математики, я себя убеждала: таинственная игра на дне рождения Берни тоже просто сон.
В ту пору зародилось, годами ширилось и росло в тишине нечто. Сорок лет набирало силу. Нечто звенит разбитым стеклом, пахнет паленой резиной. И начинается как всякая подобная история.
С крови.
Песня вторая: Manchild[6]
«Беда! Проклятье ждет меня!»
Воскликнула Шалот.
Альфред Теннисон. «Волшебница Шалот»[7]
Все наши истории начинаются с крови.
Из «Живого журнала» Бернадетт Ингрэм (под никнеймом «Б. И. как на духу1»)26 марта 2022 г.
1
Из «Живого журнала» Бернадетт Ингрэм (под никнеймом «Б. И. как на духу1»):
26 марта 2022 г.
Музыку, гремевшую в ушах, перекрыл мужской голос. Я постаралась не обращать внимания. Страшно не было, хотя от незнакомца исходил жар враждебности. Я перешла на бег. Поздно. Он вырвал из моих ушей наушники. Стиснул плечо. Почему-то я не боялась, хотя следовало бы. Может, из-за дребезжащих в ночи аккордов Manchild. Мне всегда нравилась эта песня. Мартин надо мной посмеивался. К хип-хопу он равнодушен. Кейт Буш вот кто ему по вкусу. И другая Кейт, которая до сих пор живет в его паролях.
А ну смотри на меня, тварь! Смотри на меня, я сказал!
Некоторые сны явственнее самой яви. Сегодняшний сон оторвал меня от Мартина, от воспоминаний о нем и Кейт и швырнул в параллельный мир, где я превратилась в другую женщину: она одна, в ужасной опасности, и уговаривает саму себя, что это сон, такого просто не может быть
Женщина вспоминает гостиную в своем доме. Картины в пастельных тонах на стене. Серо-бежевое покрывало на диване. Разноцветные корешки книг в шкафу. Своих детей: Мэдди и Сэма. Они улыбаются с фотографий на каминной полке. Румяные, веселые.
Ничего плохого со мной не случится. Это мой мир. Здесь я в безопасности.
Она ошибается.
Рука все еще там. Чужая рука у меня на плече. Слышу голос, громкий и незнакомый. От мужчины веет враждебностью. Я с тобой разговариваю. Смотри на меня! Смотри на меня, я сказал!
Пытаюсь обернуться. Вторая рука незнакомца сжалась на горле. Слишком поздно; хочу закричать или просто глотнуть воздуха. Он подступает ближе. Смрад его ярости невыносим. Удушье, стиснутое горло и мысль: «Не может быть. Я ведь собиралась испечь пиццу, почитать детям, полежать в горячей ванне с лавандовым маслом, оно помогает от стресса, как же так, не убивай, мне нечем дышать»
Потом все ускользает, как нырнувший в тоннель поезд, и остается только путаное, на грани сна и яви воспоминание о тьме, холодном ночном небе, запахе влажной мягкой земли, призрачном отзвуке аккордов, звучащих в небытии. А потом я умерла. Шли мгновения, руки незнакомца стискивали мое горло, и даже после смерти я почему-то чувствовала сырую землю, хриплое и медленное дыхание, запах разложения. Казалось, прошла вечность.
Это называется «сонный паралич». С начала менопаузы он у меня бывал раз шесть. Говорят, обычное явление, хотя от этого не легче. Страшно так, будто тебя хоронят заживо в подвале дома с привидениями давно заброшенном, полном призраков прошлой жизни. Обыкновенно паралич длится всего несколько секунд. Сегодня же он показался вечностью; я лежала во тьме и прислушивалась к шагам живых над головой. Ведь в смерти худшее то, что другие продолжают жить. Солнце светит как прежде. Идут годы. Люди встречаются и расстаются. А для тебя нет места. Для тебя все кончено. Твоя жизнь краткая, яркая вспышка, которую ни понять, ни разглядеть хорошенько не успеваешь перед тем, как погаснет, пролетела.