Эти нарукавники мы с Настей носили в третьем классе, и до сих пор Настя хранила их, пристроив между двумя своими вышитыми пейзажами.
***
Мам, у нас новенькая в классе! Вот, это Марта. Она с целины приехала.
Высокая, очень коротко стриженная женщина удивлённо смотрит мне в лицо. Я шмыгаю носом и поправляю лямку школьного ранца.
С целины? Это откуда же, из Казахстана?
Из Курганской области, деловито сообщаю я.
Как интересно. И кто же у тебя папа?
Механизатор.
А мама?
Доярка.
Чем же они в Москве займутся?
А я без них приехала. К дедушке.
А дедушка у тебя кто?
Доктор физико-математических наук. Занимается вопросами электросвязи.
Тома, быть такого не может! Ахает её спутница, полная женщина с пучком. Это же Вавы Никитиной дочка! Девочка, как твою маму зовут?
Минакова Валя.
Точно, Вавка!
Вавка это болячка, а моя мамка Валя, обижаюсь я. Женщина с пучком обращает к Настиной маме лихорадочно блестящий взор.
Мы с Вавкой в одном классе учились! Она поступила на биофак МГУ, а летом поехала на целину, влюбилась то ли в комбайнёра, то ли в тракториста
Нина, давай потом и не при детях, вежливо, но твёрдо обрывает её Настина мама.
***
Это был Эдик? Спросила я, когда Настя с загадочным видом вернулась в комнату.
Это был Жорик. Он предлагает нам авантюру.
Э?..
Пойти сегодня в ночь к Театру Улиц и попробовать урвать билеты на «Макбета» с участием Рицкого.
Валерий Рицкий это звучало отлично. Один из самых популярных актёров Союза, ещё и выдающийся бард его обожали все. Недавно он женился на польской актрисе Марии Гданьской и теперь по несколько месяцев в году жил в Варшаве, поэтому в Москве его приходилось буквально ловить.
И откуда мы деньги возьмём?
Жорик платит за всех. Он первую зарплату получил.
А почему бы и нет, я вспомнила и зажмурилась, как кошка. Пойду позвоню дедушке, скажу, что ночую у тебя.
***
Театр Улиц назывался так из-за балаганного стиля представлений, а находился он, вообще-то, в добротном дореволюционном здании на Садовом кольце. К нашему приходу там уже собралась горстка людей. Мы были в очереди четвёртыми Жорик очень удачно занял нам место.
А разве ты в армию не идёшь?
Вы чего, мне же только в декабре восемнадцать! Я в весенний призыв пойду.
Жорик Степанов с третьего класса был поочерёдно и легкомысленно влюблён то в Настю, то в меня, но к шестому остановился на мне. Влюбился он как раз после истории с повязками и всё время говорил, что мы трое будущая богема, и нам надо держаться вместе, а то нас заклюют. В результате мы держались вчетвером Димка Шумахин, хоть и собирался стать инженером, далеко от Насти отойти не мог. Пару раз они с Жориком за неё дрались, но вообще-то весь класс и все взрослые с первых дней нашей дружбы были уверены, что Жорик мой будущий муж.
Я много раз прикидывала и классу к седьмому решила, что я только «за». Жорик был, как и я, влюблён в театр и в Москву. Его родители работали в дорогом ресторане, отец швейцаром, мать посудомойкой, и я чувствовала в Жорике ровню, родственную душу, человека с теми же мечтами и теми же страхами. Одна беда мне не очень нравилась его внешность: всё тело у него было мохнатое, как у шимпанзе, брови огромные, как у Леонида Ильича, а щетина росла чуть не от самых глаз. Но я давала себе отчёт, что я и сама не красавица, так что привередничать глупо. Тем более что Жорик, когда со мной случился микроинфаркт, волновался за меня, трижды приносил мне в больницу передачи и как-то целую ночь дежурил под окнами, а пословицу про мужа, который любит жену здоровую, я помнила ещё с целины.
Была, правда, одна незадача: мы с Жориком ни разу ещё даже не целовались. Бывало, мы куда-то выбирались вчетвером, на дачу, на долгие прогулки, и там я видела, каким становится Димка от Настиной близости разгорячённым, с трудом сдерживающимся, с безуминкой в глазах. И Настя тоже вся как будто плавилась, угловатость её сглаживалась, и она под Димкиным взглядом начинала игриво перетекать из позы в позу. У нас же всё было как-то неловко и некстати, и мы банально не могли совпасть в настроении.
Как там в официантах, сложно? Поинтересовалась Настя. Как сегодня выяснилось, родители пристроили Жорика к себе под крыло, чтобы не болтался до армии без дела.
Несложно. Я же тренированный. У меня и память, и ловкость рук, и координация, он приосанился и закурил.
Я оглядывала собравшихся. Тут была влюблённая пара чуть постарше нас, были две девушки, по виду чьи-то поклонницы, был немолодой усатый дядя в больших очках и шляпе. Все помнили, кто за кем занимал, и очередь уже рассеялась по удобным уголкам и скамейкам. Подошёл ещё один дядя, низенький и совсем пожилой, занял за нами.
Скучно, вздохнула я. Жорик докурил, сделал два шага вперёд, чтобы оказаться прямо под фонарём.
А сейчас перед вами выступит легендарный мим Георгий Степанов! Провозгласил он шутливо-торжественным тоном и начал очень смешно и похоже пародировать Марселя Марсо. Особенно забавно выходило у него изображать руками полёт птицы. Парочка под соседним фонарём засмеялась, парень крикнул:
Во даёт! И показал большой палец. Девушки-поклонницы захлопали. Пожилой дядечка одобрительно закачал головой, дядечка в шляпе брюзгливо выпятил губу. Жорик привстал на цыпочки, задумчиво вгляделся в темноту
И первым заметил, что что-то не так.
Лом! Прочитала я по его беззвучно дрогнувшим губам.
В следующий миг из темноты начали молча выходить молодые крепкие парни. Сперва мне показалось, что их человек пятнадцать, но потом вышла ещё группа, ещё А потом они расступились, пропуская вперёд главного коренастого, в джинсах.
Слышь, все в конец очереди, скомандовал он.
Мы раньше пришли! Возмутился парень из парочки, но Жорик выразительно посмотрел на него мол, не нарывайся! и махнул рукой, предлагая отойти куда велят.
Меня неприятно кольнуло, но я последовала за Жориком, понимая, что ссориться с такой толпой может быть чревато.
Да ладно, их всего-то человек сорок! Зашептал он, когда мы отошли на безопасное расстояние. Весь зал не выкупят. Сто шестьдесят билетов заберут, ну, может, двести.
А кто это? Спросила я.
Как кто? Студенты! Ты вчера родилась, что ли? Это называется лом. Они пришли билеты покупать. Четыре штуки в одни руки. Два перекупщику, два себе. С ними лучше не связываться, они кулаками не бьют, но бока намять могут.
Но мы, я надеюсь, всё равно не уйдём без билетов? Спросила Настя.
Ну, купим на галёрку, подумаешь. Рицкого и оттуда неплохо видно.
Мы постояли молча. Мимо нас проехало одинокое ночное такси. Меня не оставляло ощущение, что ночь испорчена. Наши соседи из очереди тоже заметно приуныли.
Хотите анекдот? Не очень уверенно спросил парень из парочки.
На него все так посмотрели, что он сразу заткнулся.
Я подумала, что если бы меня предупредили о таком развитии событий, я бы не пошла. А потом подумала, что хочу домой. Но уходить было как-то глупо.
Тут в переулке послышались шаги. Я вгляделась и поняла, что в сторону театра идёт ещё одна группа парней, не меньше первой. Я тронула Жорика за рукав.
Ого! Он почему-то обрадовался. Сейчас такое будет!
Какое? Осторожно спросила Настя, но ничего объяснять уже не требовалось.
Вторая группа, тоже человек в сорок-пятьдесят, вышла из переулка, прошествовала мимо церкви, к стенам которой мы жались, и молча выстроилась вдоль улицы прямо напротив театра.
Первая группа совсем не удивилась их появлению. В таком же пугающем молчании они тоже выстроились вдоль фасада.
Обе группы сделали грозные и сосредоточенные лица.
И в полной тишине двинулись друг на друга.
Жорик схватил нас с Настей за руки и рванул в сторону высотки.
***
Жорик! Жорик, помедленней, Марте бегать теперь нельзя!