Над ней стюардесса. Она на земле. Пассажиры толпятся на выходе из салона.
3 глава
Где у вас архив «Вечерней газеты» за 2018 год?
Сегодня я встал с больной головной и заложенным носом, и ещё с резью в горле, что казалось, куда-то под гланды мне вставили лезвие бритвы и оно раздирало там всё.
Если завтра опять умрёт тот, кто уже умер сегодня, я даже с места не сдвинусь. Напишу абсолютно такой же некролог и абсолютно спокойно перешлю его в редакционный отдел.
Центральная библиотека города находилась в трёх кварталах от моего дома. Её каждый раз хотели закрыть, и каждый раз находились те, кто кричал, что бумажная книга ещё жива.
Женщина в очках-кошках и с «палками» в голове, которые как-то держали то, что называлось причёской, посмотрела на меня исподлобья и указала карандашом в зал.
На любом из компьютеров, сказала она.
Нет, мне нужна сама газета, закашлялся я.
Они все отсканированы и занесены в нашу базу, отстранилась она от меня и протёрла руки вонючим спиртом.
Отсканированы?
Да.
Все?
Все.
То есть оригинала нет?
Но это и есть оригинал, она смотрела на меня так, будто впервые видела такого идиота.
Да, конечно, не мог не согласиться я.
Конечно, всё было так, как я и думал. Разве что-то могло пойти как-то иначе, если не наперекосяк? Когда с курса сбивается целый корабль, все, кто на нём, идут в никуда.
На первой полосе «Вечерней газеты» за 5 ноября 2018 года тоже был некролог. Но посвящённый не Питеру Кларку, а какому-то Абдулу Селиму, отличному пекарю, верному мужу и хорошему отцу, умершему своей смертью в кругу родных и близких.
«А ты кто такой, чёрт возьми?» смотрел я на толстого усатого мужчину восточной наружности с лепёшкой хлеба в руках.
Простите, подозвал я библиотекаршу.
Она шикнула на меня и прислонила палец к губам. Я огляделся. В зале, кроме нас, никого не было.
Простите, повторил я шёпотом, дабы не мешать непонятно кому, а ошибки в архиве быть не может?
Неправильная сортировка по дате? спросила она.
Нет, с датой всё в порядке.
В чём же проблема?
Что мне ей сказать? Что статья в газете не та, что была двадцать лет назад? Что мой мертвец был совсем другим человеком и я хочу видеть именно свой некролог, а не этот, не пойми чей. Я быстро пролистал страницы, все другие отделы на первый взгляд не изменились, и спортивный, и политический, и отдел рекламных объявлений все на месте. По сути, ведь некролог тоже был, только не тот.
Женщина в строгом костюме всё так же смотрела на меня из-под кошачьих очков. Мне вдруг почудилось, что если я выйду из этой библиотеки, а после зайду обратно, то здесь уже будет не она, а совсем другая тётка, а может, и библиотеки не будет всё идёт кувырком.
Всё в порядке? уточнила она.
А мог кто-то залезть в компьютер и что-то изменить? спросил я. Ну, знаете, пошутить, что ли, с фотошопом, например.
Женщина взглянула на меня так, будто я спросил, не мог ли кто-то залезть в библиотеку и обесчестить её саму.
Нет, не мог, сказала она, что-то не так?
Всё так, извините, сказал я, распечатал нужные мне страницы с усатым Селимом и ушёл.
Естественно, я ей не поверил, как и этой газете, как и всему их архиву. Не могло же быть такого, чтобы не осталось печатных газет!
Никаких газет не осталось, теперь всё в архивах, сказали мне в другой библиотеке, через четыре улицы от той.
Эта женщина была чуть моложе и без кошачьих очков, но всё так же противно шипела.
Мне нужен только один экземпляр, сказал я.
Все в электронных архивах.
В архиве этой библиотеки был всё тот же Абдул Селим и никакого мистера Кларка.
* * *
На месте и до того неизвестной мне пекарни стоял известный всем магазин. Я взглянул на распечатку газеты и опять на известный магазин. Адрес на табличке дома, возле которого стоял мистер Селим, был тот же, как, собственно, тем же был и дом. Неужели и пекарни здесь никогда не было? Мне вдруг пришла бредовая мысль, такая бредовая, что даже озвучивать стыдно: мне вдруг показалось Нет, такое нельзя произносить вслух. Мне вдруг показалось, что весь реальный мир существовал лишь на страницах газет, а жизнь оказалась совсем нереальной. Я приложил ладонь к горящему лбу надо бы купить аспирин, пока не забредил ещё сильнее. Пока бред, овладевший всем миром, не захватил и меня.
О-о, господин Селим, протянул чей-то хриплый голос у меня за спиной.
Меня чуть не передёрнуло.
Нет, я не Селим, обернулся я.
Не вы, тыкал грязный палец в распечатку газеты, господин Селим.
Вы его знаете? я отшатнулся от неприятного запаха прокисшего супа и, кажется, прочистил нос.
Маленький, скрюченный бездомный старикашка улыбался мне беззубым ртом.
Все знали мистера Селима, все любили его пекарню. Мистер Селим кормил всех бездомных, как велел ему его пророк.
Кормил?
Да
Лет двадцать назад?
Почему же. Год назад, недоумевал бездомный и протянул свою грязную ладонь.
Я положил в неё две монеты.
Мистер Селим умер год назад? спросил я.
Нет, это пекарня закрылась год назад, а мистер Селим умер давно. А в его пекарне так и продолжали раздавать лепёшки, как и завещал мистер Селим. Хороший был человек и жена его тоже хорошая.
Она, я так понимаю, тоже мертва?
Нет, ещё нет.
«Ну хоть кто-то в этой истории был жив», подумал я.
А вы не знаете, где она сейчас?
Сейчас он скажет, что уехала к себе, куда-нибудь в Стамбул или Марокко.
Жена его живёт через два дома отсюда, он показал на старый коттедж, укутанный лозой винограда.
Ну хоть с этим мне повезло. Я пошёл к указанному дому. В голове крутилось Да чего только там не крутилось. Я остановился и ещё раз взглянул на свои распечатки.
Внизу некролога значилось «Керри Мильтон».
Может, это и правда я написал?
Нет, полнейший бред! Я не помнил никакого Селима и никакой пекарни, я не помнил ничего, что было связано с новым некрологом.
Белый дом с облупившейся штукатуркой покрывала густая лоза, она доползала до окон первого этажа, огибала их, переходя на высокий навес, на котором висели огромные гроздья никто не снимал виноград. Может, и нет здесь никого Только я потянулся к двери, как она распахнулась. Через густые ресницы карих глаз на меня смотрела старая женщина с огромной копной седых волос.
Госпожа Селим?
Мне не нужны пылесосы, сказала она и попыталась закрыть дверь.
Нет-нет, госпожа Селим, придержал я дверь. Я ничего не продаю.
Сейчас все всё продают, ворчала она.
Мне нужно с вами поговорить, я из местной газеты.
Она прищурилась и опять высунулась из двери.
Да-а, протянула старушка.
Скажите, ваш муж скончался двадцать лет назад?
Да прищурилась она ещё сильнее, осматривая меня с головы до ног.
Об этом писали в газете.
Да? удивилась женщина.
Некролог выходил.
О ком?
О вашем муже.
Она удивлённо хлопала большими глазами.
Здесь написано, держал я перед ней отсканированную распечатку, что он был владельцем небольшой семейной пекарни.
Да, пробежалась она глазами по серым листам. Всё правильно, хорошо написали.
Она молча посмотрела на меня и сжала губы в морщинистый красный бант.
«Сейчас что-то скажет», подумал я. Что-то, что прояснит весь этот кошмар.
Он пёк отличные лепёшки, наконец выдавила она из себя, никто такие не пёк.
Хорошо
Очень вкусные.
Отлично!
И раздавал их бедным.
Добрейшей души человек!
Хотя мы сами были бедны.
Охотно верю, но, госпожа Селим, вы же понимаете, что обычным пекарям не пишут некрологов на первых страницах центральных газет.
Но он был очень хорошим пекарем и хорошим человеком, мой муж хороший человек, возмутилась пожилая женщина.
Я понимаю. А больше он ничем не занимался?
Она задумалась.
Он вязал корзины.
И всё?
И жарил мясо, баранину.
Понятно. И всё?
И всё.
И всё, что мне удалось разузнать. Тот, кто подменил некролог, скорее всего, нашёл этого Селима в списке умерших в тот день и заменил его смертью смерть мистера Кларка.