Мать тут же обратила мое внимание на то, что отец женщин видит насквозь.
Нам, от него не скрыться, услышал я ее слова. Мы перед ним нагие. Это его и толкает на подвиги. Одно слово Ловелас. Ты, Андрей его не слушай!
Я заметил, как отец слегка поморщился, однако возражать ей не стал. Он часто вел себя, как нашкодивший кот, вернувшийся домой, после удачного мероприятия и поэтому отмалчивался. Мать это замечала и с годами, хотя и наседала на отца, но уже не так рьяно. Зачем расстраивать его и нервничать самой.
Моя мать Любовь Ивановна за Николаем Валентовичем жила неплохо. Она никогда не считала, что он загубил ей жизнь. При нем Любовь Ивановна расцвела мужиков было раз-два, и обчелся многих забрала война. Рядом хватало одиноких, не знавших мужского тепла красавиц. Ей завидовали и оттого злословили. У нее было все. Чего бы она еще хотела? Так это жить в Москве. О Москве мать мечтала с детства не удалось. Жизнь изменила случайная командировка. Однажды ее, молодого специалиста машиностроительного завода отправили для выяснения какого-то вопроса на юг страны, где она и встретила отца. Главному инженеру однопрофильного предприятия девушка понравилась. Он не переадресовал ее другому человеку, а занялся сам помог выполнить задание. Хотел даже задержать продлить пребывание молодого специалиста, но отчего-то постеснялся. Отчего не мог объяснить. Намешано в нем было много чего жил на перекрестке ста дорог. Могла взыграть в нем в тот момент кровь южного предка, не взыграла, заполнила сердце русская. Они тоже были в его генеалогическом древе.
Любовь Ивановна хотела уехать в Москву после окончания института. Но не получилось, ей пришлось ухаживать за престарелыми родителями. Не могла она их оставить, бросить. Затем матери помешало замужество.
Большой мегаполис близкий тридцать километров всего от городка и далекий тянул ее к себе. Там ее жизнь была бы совершенно иной Николай Валентович всегда был бы у нее на глазах. Но так ли это было бы большой вопрос. Одно мне было ясно, отец любил наш маленький городишко родину моей матери. Столица отцу и даром не нужна была. Она у него ассоциировалась с работой и всего лишь.
Жизнь отца прошлая, до определенного момента, где-то на юге страны, мне была совершенно неизвестна. О ней он не рассказывал, наверное, из-за того, что она ему была когда-то навязана вместе с должностью главного инженера на одном крупном заводе или же по причине того, что он не хотел травмировать мать. Я знаю, свой перевод в министерство Николай Валентович принял, как судьбу с энтузиазмом. Он приехал не в столицу, куда его пытался вытащить какой-то товарищ он приехал к Любови Ивановне. После того, как она дала добро выйти за него замуж, Николай Валентович поспешил в министерство в Москву с чувством благодарности к другу, хотя в дальнейшем особенно и не привечал его. Дома мне товарища отца удалось увидеть лишь однажды и то по случаю, требующему его безотлагательного участия.
Я, часто смотрел на мать. В ее жизни я также, как и в жизни отца находил много белых пятен не понятных мне. Любовь Ивановна была красавица. За ней должны были увиваться мужчины, да и увивались, но она строго держалась за Николая Валентовича. Бросая взгляды в прошлое, я нет-нет и приходил к мысли, что такую женщину как мать Николай Валентович просто ни мог не полюбить.
Задолго до начала танцев я оделся и побежал к Преснову. Он жил на соседней улице. Дворами до него можно было добраться за пять-десять минут.
Дом был двухэтажный. Я вошел в нужный мне подъезд и, не поднимаясь, принялся давить на кнопку звонка.
Дверь мне открыла мать Виктора Нина Михайловна, невысокого роста, плотная женщина. Где-то в глубине помещения до меня донесся хриплый голос его отца: «Кто это там?»
Я тут же ответил:
Это я, Андрей!
Ах, Андрей. Давно не был, давно. Ты, проходи, Виктор уже ждет! сказал, вывалившись из комнаты в прихожую, Василий Владимирович крупный, знающий себе цену мужик.
Василий Владимирович Преснов был очень доволен своей жизнью он с семьей жил в большой отдельной квартире, выданной ему заводом, получал прилично и часто за спиной я от него слышал: «Ну, и что, что Николай Валентович имеет приличную должность? Я рабочий, но у меня зарплата по более его будет».
Годы лихолетья застоя и так называемой перестройки с Василия Владимировича Преснова уже пенсионера лоск довольства сдули. Он ходил, мыкался по улицам и всем знакомым, а порой даже чужим людям жаловался: «Обобрали нас. Не пенсия слезы. Я всю жизнь проработал кузнецом не каждый смог бы, не каждый. (Тут он был прав.) А они эти буржуи обещали нам счастливое будущее! Мы, как дети верили им! Обманули нас, обманули, вот раньше жили, так жили! Нужно гнать этих кровопивцев с трона, гнать взашей. У нас разные дороги. Им, нас рабочих не понять».
Танцы в доме культуры были не часто два раза в неделю. Это меня устраивало. Я не хотел огорчать Физурнова. Мое своевольное поведение не должно было сказаться на спортивных результатах иначе мне несдобровать.
Дом культуры я посещал осторожно. Для меня было важно знать, девушка пришла или нет. Я, входил в зал, осматривался. Находил ее в противном случае отправлялся домой. Танцевать я не умел, крутился возле ребят Виктора и Михаила пробовал: под быструю музыку прыгал, а под медленную топтался, переминаясь с ноги на ногу. Все это я проделывал, приглашая своих знакомых местных девчонок. Моя зазноба была не из их числа приезжая.
Наш городок держался только за счет машиностроительного завода. Его сокращенно называли «машзаводом». Я не знал ни одной семьи, в которой хотя бы кто-то из ее членов когда-нибудь да не работал на нем. На машиностроительном заводе работала моя мать. На нем работали родители моих друзей.
Техникум снабжал завод специалистами, а нашим парням еще давал невест. Многие девушки после его окончания, выйдя замуж, оставались жить тут же в городке.
На танцах крутились в основном свои ребята, чужие иногородние остерегались. Если и ходили, то только «сорви головы». Им было море по колено. Они, не глядя на размеры кулаков наших парней, какими бы они не были большими не боялись.
Местные свои девчонки у нас в городке особым расположением у ребят не пользовались. Все внимание отдавалось приезжим. Прежде, всего, из-за того, что они вели себя более расковано не чувствовали рядом за собой надзора родителей. Еще с ними было легко общаться. Не маловажное значение имело и то, что многие из них до того поражали нас своей красотой мы просто обалдевали.
Правда, я, долгое время, не обращал внимания ни на своих девчонок, ни на чужих приезжих. На лекциях я слушал преподавателей, а не крутил по сторонам головой. Из-за этого друзья надо мной часто подтрунивали. Они считали, что я у себя на уме. По их мнению, раз я пришел из армии, то должен был гулять напропалую, но вот не гулял, это многих задевало.
Для них я был не от мира сего. Однако издеваться надо мной они не смели, опасно было. Я имел большие кулаки, прощать мог только самым близким мне людям. Надо мной изгалялся Виктор Преснов или же Михаил Крутов. И то потому, что в их насмешках не было злобы. Еще, мне они были знакомы со школы. Это что-то да значило.
Я с интересом наблюдал, как Преснов, толкая в бок Михаила, крутившегося рядом и «делая глаза» в сторону моей зазнобы каким-то ненормальным, голосом, отделяя каждое слово, декламировал мне:
«Андрей», «Асоков», «ну», «что», «ты» «ее», «боишься»! «Подойди», «пригласи» «на танец». «Будешь танцевать», «спроси», «как» «ее» «зовут» «и всего делов!». Хочешь, я подойду? Крутов демонстративно понарошку тер кулаками глаза, после пальцем оттянув веко, восклицал: