А ведь и в самом деле, Бухари! окинул его милостивым взглядом хан, не переставая хихикать. Ну, коли так, то я передумал! Пусть кто-нибудь прочитает следующее рубаи!
Побледневшего юнца сменил полный человек, страдающий одышкой. Всем своим видом она напоминал купца, утомлённого в лавке за целый день. Усталый толстяк прочёл:
Вот беда! Я с другом своим ветерком разругался!
Пока я в разлуке с любимой вином утешался,
Он, негодник, тёмных кудрей, рубиновых губ
И белой груди моей милой шаловливо касался!
Прекрасно, мой друг! заключил хан, выслушав четверостишие. Просто прекрасно! Да, сдаётся мне, слишком ты тяжёл для дружбы с ветерком! Может быть, потому он и упорхнул от тебя. Впрочем, я слышал, и жена твоя уже года два живёт с торговцем сандаловым деревом, едва раздвинул губы в усмешке хан, не отрывая взгляд от тяжело дышавшего стихотворца. Ну, а мы перейдём к чему-нибудь более серьёзному, добавил владыка Бухары, и улыбка тотчас же исчезла с его лица. Почему бы нам не послушать теперь газели? И, чуть прищурился великий хан думаю, это было бы слишком просто для вас сложить газель о розоликих красавицах или о мальчиках-виночерпиях. А вы попробуйте-ка сложить газель о чём-нибудь будничном, повседневном Ну, же, кто прочтёт нам такую газель? Бухари, ты не хочешь попробовать?
Я готов, повелитель, отозвался старик в залатанном халате, утирая пот со лба. Готов усладить твой слух чтением газели, о мой владыка! Я прочту тебе газель о халве.
Ну, что ж, мой возлюбленный соловей, приободрил того хан. Начинай!
Бухари подошёл поближе к трону и прочёл нараспев:
Льстецам у трона одна награда халва.
Бродяге-поэту из рук владыки горше яда халва.
В кругу друзей иное дело! Там ждут его
Душистый чай, гроздь винограда, халва!
Жаль, только розы нет на том пиру бедняцком,
Без неё ж горька услада халва.
В тоске жду казни, палач уж меч заносит,
А ты и смерти моей рада, халва!
В разлуке с милой же, о Бухари, бери калам, пиши газели!
Да будет стих страдальцам, будто сладкая отрада халва!
Читая газель, Али Ахмад принялся легонько кружиться на месте, притопывая ногами, словно дервиш, совершающий зикр9, и глаза его загорелись огоньком безумия. Когда он окончил, в тронном зале воцарилась напряжённая тишина. Все ждали, что скажет владыка Бухары. А тот, пожевав губами, произнёс тоном знатока:
Какой необычный редиф10 «халва»! Никогда нам не доводилось слышать газель с таким необычным редифом!
По залу прошёл ропот, в котором смешивались, и зависть, и облегчение, казалось, ханский гнев миновал голову поэта.
Что ж, немного задумчиво проговорил хан. Почтенный Али Ахмад, подойди к столику с угощениями и возьми себе халвы, сколько пожелаешь!
Чуть пошатываясь и облизывая пересохшие губы, старик сделал так, как повелел хан, набив себе полный рот халвой.
Ну, вот, ты видишь, наставительно молвил тот. В моём доме халва не горчит, подобно яду, стало быть, я мудр и справедлив, и ты без боязни берешь из моих рук угощение! Твоя газель хороша, поэт Бухари! Скажи нам, только, что значит предпоследний бейт в газели, там, где сказано о казни и палаче?
Тут повелитель запнулся и пристально, с удивлением взглянул на Али Ахмада, а тот, разинув рот и схватившись за горло, медленно осел на пол.
В чём дело? недовольно перевёл взгляд на визиря Ибрагим-бека владыка Бухары. Наш поэт переутомился и лишился чувств, упоённый великой милостью? Вели немедленно позвать моего врачаэтого, который принадлежит к племени яхуди11 доктора Иакова бен Захарию.
Несомненно, великий хан, солнце вашего милосердия затмило взор этому безумному рифмоплёту Али Ахмаду, поспешно согласился визирь. Сейчас сюда придёт врач, а вы пока может продолжать празднество, закончил он зычно, взглянув на остальных присутствующих.
Но никто не двинулся с места и не заговорил, все в молчании смотрели на безучастно лежавшего на полу Али Ахмада. Вскоре появился и доктор Иаков-бен-Захариа, ещё не старый, красивый яхуди, чей безупречный внешний вид, правда несколько портила начавшаяся расти на голове лысина. Врач потрогал пульс лежавшего поэта и обернулся к хану с искажённым лицом:
Он мёртв!
Глава третья, в которой великий хан грозит построить башню из отрубленных голов
Мёртв? севшим голосом переспросил владыка Бухары, скрывая изумление и досаду. Хан бросил долгий, прощальный взгляд на тело умершего поэта. Он словно хотел сказать: «Вот взгляните, правоверные, как он посмел умереть, когда я осыпал его милостями и похвалил его строки!»
А, отчего он умер? задал следующий вопрос владыка, мотнув головой, будто прогоняя тяжёлое видение.
Как отчего? Стар был вот и пришёл за ним Азраил, капризно проронила доселе хранившая молчание Гюльбахар-ханым.
Всем своим видом ханская тётушка давала понять, что раздосадована случившимся не меньше своего державного племянника. Ведь так, о почтенный Иаков бен Захария? настаивала она.
Пусть он скажет сам! одёрнул резко свою тётушку хан. Говори, яхуди, не бойся
С вашего позволения да, замямлил врач. То, есть, нет Узкие зрачки, неожиданная остановка дыхания, всё это говорит о том, что ваш любимый поэт был отравлен, а в качестве яда служил порошок из джунгарского корня12 врач испуганно замолчал.
Что! взревел хан. Измена! Отравители во дворце! Измена! Никого не выпускать из дворца! Это меня хотели отравить, извести как отца и брата, все вы подлые изменники! Всех немедленно обыскать!
Стража, стража! Перекрыть все ворота, во дворце убийца, никого не впускать и не выпускать без приказа великого хана! вторил своему повелителю визирь Ибрагим-бек.
Ну, ну, успокойся, мой ягнёночек, ласково сказала владыке Бухары его тётушка Гюльбахар-ханым, поглаживая того по руке.
Гневные распоряжения хана и визиря вызвали лишь сутолоку и разноголосицу во дворце. Стражники бестолково сновали по комнатам дворца, при этом они зачем-то зажгли факелы и принялись бить в барабаны и колотушки. Стихотворцы, испуганные и потрясённые смертью своего собрата, боязливо жались друг к другу. Спустя некоторое время, порядок был восстановлен, и присутствующих начали, как следует, обыскивать. Не избежали этой участи, и мы вместе с моим хозяином. Украдкой я заметил, как двое стражников потащили к визирю того самого коротышку в тюбетейке, с которым всего час назад столь яростно спорил отошедший к Аллаху Бухари.
Погодите! Куда вы меня тащите, славные воины! взмолился тот. Я не убивал Али Ахмада, клянусь Аллахом!
Мы слышали, как ты угрожал ему, сказав, что его сегодняшний глоток щербета будет последним! напомнил коротышке женоподобный юноша, читавший рубаи о жемчужинах в бездне вод Мы все слышали, ты угрожал ему!
Да, мы все слышали! подхватили ещё несколько человек.
Нопослушайте оправдывался коротышка. Послушайте, правоверные, я не убийца. Я не угрожал почтенному Али Ахмаду! Мы с ним просто спорили о том, какой язык лучше подходит для стихосложения, фарси, либо же тюркский, или, как его у нас называют, чагатайскийТолько и всего! Я просто привёл досточтимому Али Ахмаду, да напоит его душу архангел Джабраил водой райских источников, я просто осмелился напомнить ему один пример из истории джихада нашего мусульманского воинства против франков-крестоносцев Послушайте, ведь он был отравлен халвой, а не щербетом! вскричал подозреваемый, цепляясь за свои слова, точно Синдбад-мореход за обрубок мачты в бушующих волнах.
Но коротышку не слушали, и стражники потащили его прочь.
А ведь и верно, точно опомнившись, проговорил визирь Ибрагим-бек, когда коротышка уже исчез. Нужно выяснить, нет ли яда в халве. Эй, кто-нибудь швырните халву с этого столика дворовым собакам! Эти твари, проклятые Аллахом, сожрут всё! распорядился визирь. И мы поглядим, околеют они или нет. Так мы быстрее узнаем, существует ли заговор против хана и нашей державы