Я поймал себя на мысли, что слова, которые я подобрал, описывая эту девушку, недостаточны. Было что-то еще, что придавало ей неуловимый, необъяснимый шарм. Когда я понял что именно, то чуть не рассмеялся. Конечно же! Ничто так не украшает женщину в глазах мужчины, как ее любовь к нему! Ведь, глядя в эти огромные глаза, я видел в них невысказанное чувство. «Любить видеть человека таким, каким его задумал Бог, и не осуществили родители», кажется, такое определение любви в своих дневниках дала одна из тончайших поэтесс своего времени Цветаева И этот божественный замысел, который Милочка, вдохновленная любовью, видела отчетливей, чем я сам, плескался сейчас в ее глазах, гипнотизируя, завораживая, очаровывая Вот, оказывается, как женщина соблазняет мужчину! Не формами, не красотой лица, не нарядами одним лишь искренним восхищением, тем более манящим, когда мужчина о нем знает. Я и сам не заметил, как, завороженный магическим притяжением ее обожания, начал искать в этой девушке, почти девочке, черты своей идеальной возлюбленной, «Прекрасной Дамы».
Чтобы развеять чары, неожиданно овладевшие мной, я принялся рассказывать Милочке о своем путешествии в Мексику. Я говорил о красотах сельвы, о древних пирамидах, которые мне довелось увидеть, вскользь упомянул о пережитом землетрясении, приправляя свой рассказ забавными комментариями, чтобы, не дай Бог, не стать в ее глазах еще большим героем, описывал жизнь в Мериде, местные нравы и обычаи
Милочка слушала меня, затаив дыхание, восторженно откликаясь на самые интересные моменты, то переспрашивая, то испуганно ахая, то смеясь. И лишь одна ее мысль, которую, увы, я не мог заглушить в своем сознании, пробивалась, словно нить с иглой, через всю ткань моего рассказа: «Он такой удивительный! Он самый лучший из всех, кого я знаю! Нравлюсь ли я ему хоть немножко? Нравлюсь или нет?.. Нравлюсь или нет?..».
Вода камень точит Несмотря на то, что я дал себе твердое обещание держать дистанцию и ни в коем случае не красоваться перед девушкой, на чувства которой не собираюсь отвечать, глупое мужское бахвальство взяло верх и, окрыленный своим успехом (что, впрочем, не удивительно не так уж часто в меня влюблялись молоденькие красивые девушки), я вдруг заявил:
Да, вовремя я ушел из нашей конторы. Теперь я зарабатываю несравнимо больше, чем те гроши, которые мне платили. Даже успел сколотить небольшой капитал в валюте. Ты даже представить себе не можешь, сколько мне удалось скопить за такой короткий срок!
Вопреки моим ожиданиям, Милочка не проявила ни интереса, ни восторга, узнав о том, что я разбогател, а, напротив, как-то сникла, задумалась.
«Что я не так сделал? недоумевал я. Что такого сказал? Она выглядит такой расстроенной Странно!».
«Какая же я дуреха! услышал я горькие мысли своей спутницы. Нельзя было соглашаться на эту встречу! Он мне и раньше нравился, но тогда я еще могла его забыть. А что теперь? Я совсем в него влюбилась, да разве он на меня посмотрит? Он теперь богат ходит в дорогие рестораны, работает за границей, много получает Зачем ему такая простушка, как я? И как мне теперь ему признаться? Когда мы с ним были равны, еще оставалась надежда, а теперь Что бы я ни сказала он не поймет, решит, что мне нужны его деньги. Да лучше бы их вовсе не было! Если бы можно было все вернуть! Он остался бы скромным служащим, и тогда я могла бы признаться ему в своих чувствах, не опасаясь, что он заподозрит меня в корысти. Может, он полюбил бы меня Но что толку в пустых мечтах! Теперь уж поздно».
Она огорчилась так искренне, что я даже удивился так непохоже это было на реакцию большинства женщин. Мне стало неловко за свое бахвальство перед ней бахвальство самого низкого пошиба. Ведь кичиться высокими заработками перед женщиной может только самоуверенный болван, у которого, кроме денег, за душой нет ничего иного, что могло бы ее заинтересовать. Как я мог быть таким идиотом? Ведь она далеко не глупая девушка, да и (теперь я знал это точно) совсем не меркантильная. Знал я и то, что во мне ее привлекают вовсе не деньги ведь и в ту пору, когда я прозябал в нашей общей конторе и имел мизерное жалованье простого служащего, ее глаза светились таким же обожанием. Вот только я его не желал замечать
Милочка ничего не спросила, не стала интересоваться размером моих заоблачных гонораров, лишь как-то сникла, становясь с каждой минутой все печальней.
«Что ты будешь делать! расстроился я. Неужели я начисто утратил все свои навыки общения с женщинами? Ведь раньше, помнится, у меня неплохо выходило А сегодня оплошность за оплошностью! Или дело не во мне, а в этой девушке? Она совсем не похожа на прежних моих подруг то, что вызывало у них восторженные восклицания, ей не приносит никакой радости, а порой и откровенно огорчает. Что ж, попробуем исправить положение», решив так и призвав на помощь все свое красноречие, я принялся развлекать Милочку курьезными историями, многие из которых выдумывал прямо на ходу, анекдотами, забавными байками
Мне удалось разрядить обстановку, и через некоторое время мы оба заливисто смеялись, не обращая никакого внимания на торжественно-чинную обстановку, которая нас окружала словно школьники, сбежавшие с уроков в ближайшую кафешку, чтобы насладиться парой порций мороженого в незабвенных вафельных стаканчиках. Время полетело стремительно и беззаботно, и я вдруг поймал себя на мысли, что давно не чувствовал себя так легко и свободно, как в этот вечер пожалуй, со времен своей студенческой юности, благословенной поры, когда меня не тяготили ни заботы, ни комплексы, порожденные неудачным браком, ни уж, тем более, угрозы и необъяснимые гонки с преследованием.
Я и не заметил, как вечер подошел к концу бокалы опустели, в вазочке с десертом сиротливо оставалась лежать лишь марципановая роза, недоеденная Милочкой, которая, смеясь и указывая на свою талию, наотрез отказалась от лишних калорий.
Мы вышли из ресторана и, не сговариваясь, направились в сторону Фонтанки я всегда любил прогулки по ее тихой, уютной набережной. Вечер был теплым и располагающим, к тому же своего намерения, ради которого я пригласил Милочку на эту встречу, я еще так и не выполнил. Некоторое время мы шли молча, наслаждаясь тишиной и красотой полуночного города, пока, наконец, остановившись у грифонов Банковского мостика, я не решился:
Знаешь, моя мама в субботу затевает небольшое семейное торжество. Ты не согласилась бы пойти к ней вместе со мной?
На мгновение в ее глазах появился уже знакомый мне испуг, а «транслятор», с некоторых пор засевший в моей голове, услужливо прочел ее мысли:
«К его маме? Господи, зачем?! Для чего ему это нужно? Ведь не собирается же он Нет, нет, и думать об этом нельзя! Ведь я же вижу он ничего ко мне не чувствует! Но зачем же тогда?..».
И снова мне стало совестно. Нет, ну что за наказание! Я вдруг понял, что не могу, не имею права лгать этой искренней, милой девушке, пугать своими неясными намерениями. Я решил выложить все начистоту.
Понимаешь, мне очень неловко, но я должен тебе кое в чем признаться
Она вскинула на меня свои огромные глаза, и я вновь прочел в них испуг. Нет, ну разве можно так всего бояться?
Моя мама хочет, чтобы я женился, стараясь не глядеть на нее, одним махом выпалил я.
«Женился? На ком? Не на мне же Но тогда При чем здесь я? Почему он мне это говорит?» ее мысли застучали азбукой Морзе в такт ускорившемуся сердцебиению, мешая мне сосредоточиться и объяснить все толком.
А я вовсе не собираюсь жениться, только и смог выговорить я, с трудом пробравшись сквозь непрекращающийся треск ее тревожных предположений.