Амулет. Книга 5 - Николай Лединский

Николай Лединский

Амулет. Книга 5

Не кради

(Библия, Исход, глава 20, стих 15).

Глава первая. Стас

Дуглас медленно обходил квартиру, брезгливо морща нос и еле удерживаясь от того, чтобы не зажать его рукой. Запах, действительно, был мерзкий. Несмотря на то, что мы открыли все окна и двери, затхлый запах неубранного помещения, грязного белья, перегара и табака настолько устоялся здесь, впитался во все предметы в доме, что избавиться от него простым проветриванием было невозможно. Похоже, хозяин этого убогого жилища давно забыл, что такое уборка. Повсюду царила невероятная грязь, в углу громоздилась куча пустых бутылок из под пива и виски. Грязное бельё валялось прямо на полу, в разных углах комнаты. Дуглас подошёл поближе к висельнику и, не скрывая своего презрения, сказал:

 Всё понятно. Допился. Муки совести и всё такое. Будем оформлять, как самоубийство,  с этими словами он деловито достал нож из заднего кармана брюк.

Несколько подчинённых подбежали к нему, помогая вынимать то, что было Мартином, из петли. Когда труп был уложен на пол, Дуглас по рации вызвал судмедэксперта, фотографа и все полагающиеся в подобном случае службы. Ещё раз взглянув на труп и обведя помещение тяжёлым взглядом, он сказал:

 Нужно поискать предсмертную записку. Странно, что она не лежит на видном месте. Самоубийцы обычно их не прячут.

 А с чего вы взяли, что должна быть записка?  неожиданно раздался спокойный голос Иннокентия.

Толстяк обернулся на его реплику с таким видом, словно Иннокентий сказал или сделал что-то неприличное. На его лице застыло выражение досады на этого русского, который стал свидетелем его неудачи, а теперь будет путаться под ногами и мешать работать, задавая свои неуместные вопросы. С видом знатока, поясняющего дилетанту прописные истины, он сказал:

 Если человек в здравом рассудке и,  он покосился на труп,  пусть даже не очень трезвой памяти, решается на самоубийство, он хочет что-то этим своим поступком доказать. И чтобы все поняли что именно, он объясняет мотивы своего поступка в предсмертной записке. Мне бы очень хотелось, чтобы вы помогли мне её разыскать, после чего мы занялись бы другими, более важными делами.

Иннокентий невозмутимо подошёл к трупу, внимательно осмотрел его голову и шею, после чего обратился к своему американскому коллеге:

 Кевин, я очень уважаю тебя как профессионала, но сейчас я не могу согласиться с твоими выводами. Это, к сожалению, самое настоящее убийство.

Уязвлённый, Дуглас вопросительно вскинул брови и раздражённо спросил:

 Да с чего ты это взял?!

 Учёба в КГБ, мой друг, учёба в КГБ. Обрати внимание на странгуляционную полосу,  он подвел Дугласа к телу и чуть приподнял голову Мартина.

 След от петли. И что?  не понимал старший инспектор американской полиции.

 Это не простой след от петли,  терпеливо начал объяснять Иннокентий.  У самоубийц он не смыкается сзади. Посмотри внимательно сомкнувшийся след на затылке красноречиво указывает на то, что бедняге стянули шею внизу и подвесили, когда он был уже без сознания. Явное убийство.

Дуглас задумчиво посмотрел на покойного, зачем-то ощупал его шею. Настроение у него испортилось. Вместо закрытия дела о похищении девушек, он получил ещё одно убийство, в расследовании которого пока не просматривалось никаких перспектив.

 Ну,  Дуглас неопределённо пожал плечами,  пока повременим записывать это, как самоубийство. В конце концов, профессионально установить причину смерти может только судмедэксперт. Сейчас он приедет, и мы сможем классифицировать происшествие по всем правилам. Но в любом случае, и тем более, если это убийство, нам нужно тщательно осмотреть всё вокруг, чтобы найти какие-нибудь дополнительные свидетельства.

Спорить с этим разумным доводом никто не стал, и мы начали сантиметр за сантиметром обследовать жилище. Ничего необыкновенного, привлекающего внимание, нам не попадалось: неоплаченные счета, старые письма, фотографии Мартина с друзьями и близкими, сделанные, видимо, ещё до того, как он был покорён зелёным змием. Обычный архив не очень аккуратного холостяка.

Заметив,что мы дублируем друг друга, перебирая по несколько раз одни и те же предметы, я решил расширить круг поисков и предложил:

 Давайте вы останетесь внизу, а я посмотрю, нет ли чего выше. Поднимусь-ка я на чердак. Может быть, там что-нибудь найдётся.

 Ладно, только возьми,  Дуглас запнулся,  моего человека.

Раздумывать о том, опасался он за мою сохранность или просто не доверял, как штатскому, я не стал, и в сопровождении вооружённого напарника поднялся наверх. На чердаке царил ещё больший бедлам, чем внизу. Хозяин скидывал сюда всё, что ему мешало. И, видимо, бардак в комнате объяснялся только тем, что на чердаке просто не осталось места для такого количества хлама. Владельцу этих «апартаментов» просто не приходило в голову, что вещи можно выкидывать на помойку. Пыли было столько, что у меня в носу защекотало, и я чихнул. Как будто в ответ на произведённый мной звук, я услышал слабый шорох в дальнем углу чердака. «Наверное, это крысы,  с отвращением подумал я, и брезгливо попятился.  Терпеть не могу этих мерзких животных и не понимаю людей, которые доводят свой дом до такого состояния, что в нём заводятся крысы». Тем не менее, надо было проверить, что это за шорох, да и неудобно пасовать перед какой-то тварью на глазах у бравого полицейского. Преодолев массу препятствий в виде коробок, старой разломанной мебели, сваленной посуды и прочих ненужных вещей, я добрался до интересующего меня угла, и увидел огромный сундук, покрытый толстым слоем пыли. Этот слой был нарушен в нескольких местах, как будто кто-то совсем недавно прикасался к нему. Я открыл крышку и на самом дне сундука увидел скрюченную фигурку. Присмотревшись, я понял, что это мальчонка, одетый в тряпьё и перепуганный до полусмерти. Увидев меня и моего напарника, который, услышав шорох, выхватил пистолет и держал его наготове, мальчишка дико заверещал:

 Дяденьки, не убивайте! Я ничего не знаю, ничего не слышал! Я здесь просто ночевал!

Я, как мог, успокоил его и сказал, что мы вовсе не собираемся его убивать, а дядя с пистолетом представитель закона, призванный защищать таких маленьких мальчиков, как он. Когда он немного успокоился, я громко крикнул Иннокентию и всем остальным, чтобы они поднимались наверх.

Все столпились вокруг сундука. Парнишка немного освоился, вылез из него и присел на край. Вид у ребёнка был плачевный: очень худой, оборванный, в огромной грязной рубахе и истоптанных башмаках, от которых осталась уже одна подошва, он напоминал бездомного бродяжку. Дуглас присел перед ним на корточки и с самыми мягкими интонациями, на которые был способен этот, в общем-то, добродушный толстяк, спросил:

 Ты откуда, сынок? Как ты здесь оказался?

Мальчишка был очень напуган. Он сидел и размазывал грязными маленькими кулачками слёзы по щекам, время от времени жалобно всхлипывая. Но отеческие интонации Дугласа и присутствие такого количества доброжелательно настроенных людей подействовали на него успокаивающе, и через некоторое время он заговорил:

 Я сбежал из дома. Мои родители всё время напивались и устраивали пьяные драки. Когда я попадался под руку, меня тоже колотили. Я не выдержал такой жизни и сбежал. Ночевал, где придётся, пока не нашёл этот дом. Хозяин здесь бывал редко, а на чердак вообще никогда не залезал. Вот я и пристроился здесь ночевать. Дя-а-деньки,  его голос опять стал умоляющим,  я, правда, ничего не видел, я спал.

Дуглас пристально посмотрел на него и, всё тем же мягким голосом, сказал: