В следующий момент дверь распахнулась, и ослеплённый солнечным светом Децуар сумел различить только высокий силуэт, заполнивший собой весь проход. Его глазам с невероятно чувствительными зрачками потребовалось несколько мгновений, чтобы подстроиться под новое освещение, но даже и это не внесло никакой ясности. С ног до головы незнакомец был закутан в тёмный плащ, а его голову скрывали складки толстого капюшона.
В соответствии с давней традицией к левому косяку входной двери крепилась небольшая ёмкость, заполненная солью. Так повелось с благополучных времён, предшествующих Уходу. Это являлось одним из ритуалов, которому испуганные люди до сих пор отдавали предпочтение, хоть жест сей и утратил былой смысл. Вошедший не обратил ни малейшего внимания на деревянную чашу, что не ускользнуло от пристального взгляда Децуара. Он с большим почтением относился к ритуалам, и посыпать губы солью было одним из них.
Уже одно это вызвало в Децуаре отвращение, которое отнюдь не желало уменьшаться. Трудно было составить мнение о только что появившемся человеке, но старому отшельнику с трудом верилось в то, что оно выйдет положительным. Раньше он умело разбирался в людях, и жизнь в лесу нисколько не повлияла на его талант. Солнечные лучи, проникающие сквозь раскрытую дверь, по-прежнему мешали как следует разглядеть фигуру вошедшего, из-за плаща и капюшона она казалась размытой, лишённой привычной формы, а сам силуэт смотрелся нескладно.
Окутанный плащом и таинственностью незнакомец внушал Децуару чувство тревоги, и тот не сразу понял, что происходит оно от невозможности разглядеть лицо незваного гостя. Сколько он видел обманщиков и убийц с красивыми чертами, сколько искалеченных жизнью уродов с хорошей душой, сколько их было, не ведали даже Ушедшие И отшельник всегда знал, что за человек стоит перед ним и какие грехи и страхи скрывает за своим лицом. В данном случае ткань капюшона не оставляла ему никаких шансов. Тем более у Децуара начинало складываться впечатление, что прибывший в его уединённую хижину не станет снимать капюшона.
Странен был не только внешний вид бесцеремонного гостя, отпугивала не только мрачная атмосфера, исходящая от него, чужеродности ему добавляла бросающаяся в глаза несимметричность его сложения: над левым плечом плащ взбаривался и задирался кверху, прикрывая, скорее всего, какой-нибудь вырост на спине вошедшего. По контуру угадывался горб, но только Децуару раньше не приходилось встречать такого, чтобы горб располагался исключительно с одной стороны.
Отшельник разглядывал вошедшего, пока тот, безмолвствуя и припадая на левую ногу, добирался до стола, возле которого застыл Децуар, всё ещё сжимающий в руке деревянную ложку. Гость казался ему безликими, чистым и в тоже время покрытым грязью, не дающей ничего под ней разглядеть. И дело было не только в тёмном капюшоне, покрывающем голову хромого, да,Децуар не видел его лица, но он и вообще ничего не видел.
В походке высокого человека наблюдалась скованность, словно он стеснялся своей хромоты и изо всех сил старался не показывать её. Его движения были напряжёнными, отчего, однако из них не исчезла целеустремлённость. Если не сказать одержимость.
Человек наконец добрался до столешницы, на противоположной стороне которой застыл Децуар.Пришлец возвышался над отшельником, но даже глядя снизу вверх,Децуару всё равно не удалось ничего различить под капюшоном. Темнота, безликая и пустая, но она тем не менее внимательно смотрела на Децуара.
Человек некоторое время изучал Децуара невидимыми глазами с весьма ощутимым взглядом, а потом подал голос из-под многочисленных складок. Глухой и надтреснутый, в котором опытное ухо отшельника различило нотки усталости.
Да будет позволено мне нарушить твоё спокойствие. Хотя ни о каком позволении он спросить и не соизволил. Децуару сразу стало понятно, что пришлец лишь отдаёт дань приветственному слову, ни вкладывая в него ни капли смысла. Он лишь констатировал факт своего прибытия.
Справившись с приступом внезапного удивления, Децуар, к своему стыду, обнаружил, что до сих пор удерживает в правой руке мокрую от бульона ложку. Если незнакомец своею целью ставил застать его врасплох, то безликому капюшону это удалось. Децуар отложил ложку на стол, вытер свои ладони о порядком запачканный фартук. Он не имел живого общения на протяжении десятилетий, но память сразу подсказала ему нужные слова, пусть и дались они с превеликим трудом. Ему не хотелось вступать в беседу с неприятным типом, от которого так и разило опасностью, но разве тот оставил ему выбор?
Ты нарушил его, явившись сюда. Ему удалось подавить слабость в голосе, пусть его нутро и дрожало от мрачных предчувствий предстоящего разговора. И стук в дверь не может служить твоим оправданием, но я не вижу оружия при тебе и очень надеюсь, что намерения твои не несут вражды.
Мог ли Децуар гарантировать, что при незнакомце нет никакого оружия? Ему хотелось верить, что под грязной тканью плаща не скрывается меч или подлый кинжал.
Тебя, Отшельник, мои намерения не касаются, но если тебе станет спокойнее от моих слов, то я скажу, что тебе я не причиню вреда. Острие моего меча направлено не на твоё сердце. В этой присказке Децуару послышался грустный смешок. Я пришёл к тебе, чтобы попросить о посильной помощи, оказать которую в твоей власти.
Последняя фраза насторожила Децуара. Заметил ли хромой горбун замешательство, которое на единое мгновение промелькнуло на его осунувшемся лице? Чем он мог помочь проходимцу, ворвавшемуся в его хижину? За какой услугой охотился тот, что ради этого пробрался внутрь Ничейного леса и отыскал старого отшельника? Да и как ему удалось проникнуть в пределы Заповедной Зелени?Теперь ситуация рисовалась Децуару куда в более серьёзных красках, чем он предполагал изначально. Их встреча ни в коем разе не была случайной. Пришлец искал именно его, а раз так, то он вполне мог догадываться или делать вид, что догадывается о прошлом Децуара.
Будь у Децуара чуть больше времени он бы успел всё обдумать, теперь понятно, почему горбун явился столь внезапно неожиданность играла ему на руку.
Но прежде, чем перейти к разговору о той самой посильной помощи, которая, как выяснилось, и была причиной их встречи, Децуар решил прояснить некоторые моменты, касающиеся его незваного гостя. И начать он собирался с лица.
Я рад, что твой меч наточен на другого, но почему бы тебе не сбросить свой капюшон и не показать мне лица, под ним спрятанного? И назови имя, чтобы я мог обращаться к тебе как к человеку, а не к безликой тени!
Его требования были обоснованными и вполне понятными, однако обе просьбы так и остались невыполненными. Фигура в плаще лишь покачала головой, а из-под складок вновь послышался голос:
Имена ничего не значат, тебе ли этого не знать, Децуар? И вновь отшельник почувствовал себя уязвимым, откуда этот проходимец мог знать его имя? А лица способны ввести в заблуждение. Потому я и ношу капюшон. Это мой способ защититься от мира и, быть может, защитить мир от себя. Это зависит от стороны, с которой мы смотрим. Я буду признателен, если твоё благоразумие возобладает над интересом, и ты откажешься от вопросов. Они опасны и несут непредсказуемые последствия. Ты можешь складывать обо мне какое угодно мнение, но воздержись от расспросов, это в равной степени облегчит жизнь нам обоим.
Во время монолога безымянного хромого Децуар невольно ощутил на себе подчиняющий и сковывающий дар убеждения, исходящий от высокой фигуры. Его переполняли вопросы и возмущало вторжение, но над обоими этими эмоциями превалировала осторожность. Человек под капюшоном не только казался опасным, он был безумцем из тех, кого не хочется иметь в противниках.