Вот это мы закопаем вместо твоего трупа, Сферушка, радостно от осознания получившегося дела крикнул в наступившей тишине. Аккуратно закопаем. В ту ямку, из которой ты эту куклу вытащил.
Пёс радости Альфреда не разделил, а продолжал огрызаться на хозяина.
И что это было? спросила Ева, когда реальность опять приобрела чёткие очертания.
Некое подтверждение некой теории, глубокомысленно, но непонятно ответил Адам.
***
Фред протирал стойку, напевая незамысловатую песенку, которую он ещё в детстве слышал от отца (других он петь вообще не умел). Бармен чуть притоптывал ногой, иногда прерывая пение, чтобы сказать фразу, которую он где-то случайно услышал:
И работаем мы до последнего посетителя
Фраза так ему понравилась, что Фред часто говорил её сам себе, и испытывал при этом удовольствие. Нынешний вечер был таким же, как много-много других таких же счастливых сумеречных часов. Потому что вся его жизнь соткана из них, пропитана, как тряпка водой, счастливыми вечерами. Они начинались того самого момента, как Жанна будила его тихим поцелуем, приносила ужин в постель и пока он просыпался в новую ночь, рассказывала обо всех и милых, и печальных событиях, которые произошли днём, пока он спал.
А тихими ночами, когда основной поток клиентов растекался по домам, оставались только самые близкие друзья, привыкшие приходить к Фреду ночью. Они степенно и весомо рассуждали с ним за кружкой сливовицы о том, что происходит в мире. Наверху спали обожаемые Фредом близняшки, тихо ворочалась Жанна, и во всех уголках их чудесного дома витало ощущение семьи, уюта, достатка.
Сам же Фред никогда не мог удержаться от возможности улизнуть от дружеских посиделок и взлететь на секундочку на второй этаж. Чтобы, как и много лет назад, в самом начале семейной жизни, вдохнуть родное сонное Жаннино тепло, поцеловать плечо, пощекотать осторожно розовую пятку, высунувшуюся из-под смешного лоскутного одеяла.
Конечно, Фред не мыслил такими словами, как «счастье», не барышня же он какая-нибудь, а совсем наоборот взрослый, состоявшийся мужик, отец семейства. Но в глубине души он знал: все, чем живёт, именно так и называется.
Фред, всё ещё напевая старинную охотничью песню, которую в детстве слышал от отца, аккуратно расправил тряпку и повесил на сушку над мойкой. Он был так занят своими мыслями, что не уловил чуть заметный шорох за вешалкой в слабо освещённом углу таверны. Но кто-то терпеливо наблюдал за каждым его движением, и когда послышался отдалённый звон колокольчика (судя по всему, кто-то хотел попасть в антикварную лавку), из тёмного угла даже раздался тихий, но возмущённый вздох.
Тот, кто прятался в углу, замер. Он заметил, что сразу после сигнала колокольчика движения бармена стали заторможенными, а взгляд невидящим, потусторонним. В этом странном замедленном ритме Фред снял фартук. Потом, словно за настойчивым зовом, подошёл к стене напротив барной стойки, привычным движением нащупал только ему известную кнопку. Часть стены поехала в сторону, и открылась невидимая до этого дверь. Всё в таком же полусне Фред втянулся в невысокий проём. Дверь за ним закрылась, и из угла за вешалкой донеслось долго сдерживаемое и возмущённое:
Ох, Ева, ты
Ева, не подозревая о буре эмоций, которые она вызвала у полуночного шпиона своим появлением в антикварной лавке, терпеливо ждала на пороге, когда ей откроют. В руках она вертела злосчастного козла, который никак не давал ей покоя.
Дверь щёлкнула, на пороге появился Альфред всё в том же огромном пушистом халате. Антиквар милостиво кивнул Еве, и она потелепалась за ним, всё ещё вертя в руках чёрную фигурку.
Я вот хотела у вас спросить. Про ваш подарок.
Альфред, открывая окно, бросил через плечо:
А что? В общем, конечно, так себе подарок получился. Я другое хотел, но вот вышло
А что другое? немедленно полюбопытствовала Ева.
Я так козу имел виду кормилицу, женственную. А оказался козёл, который олицетворяет разрушительные силы в мужчине. Ну, типа «старый, похотливый козёл». Так говорят про некоторых.
Альфред наконец-то справился с заевшей рамой и в пыльную духоту заставленной вещами лавки рванулся свежий ночной воздух. Ева немного помялась и спросила:
А откуда он у вас? Просто мне очень интересно.
Антиквар задумался и удивлённо произнёс:
Откуда точно не помню, но, скорее всего, Авдий принёс. Его руку я всегда узнаю.
Ева вздрогнула. Ей показалось, что в раскрытом окне за спиной Альфреда промелькнула тень. В следующую секунду она успокоила себя мыслью, что здесь всё непонятное, и тенью больше, тенью меньше какая разница? Тем не менее от ощущения, что за происходящим в доме наблюдает кто-то неведомый, она поёжилась и на всякий случай спросила антиквара:
А вы здесь один живете? Совсем один?
Совсем, как-то подозрительно весело ответил Альфред. Да и посетителей у меня не так много бывает. А почему интересуетесь?
Ева посмотрела по сторонам:
Жутковато у вас.
Мне уютно тут одному Так вы хотели узнать, откуда у меня этот козёл? Нужно проверить в приходно-расходной книге. Подождите минутку
Альфред развернулся и вышел из комнаты. Ева осталась одна: наблюдать, как тени от множества вещей, раскиданных по лавке, рисуют на стенах образы немыслимых чудовищ. Они даже пытались танцевать, в те редкие моменты, когда не тянули к Еве свои жуткие лапы.
Девушка подумала, что у двери ей будет спокойнее, но тут же вспомнила, как стеклянный шар с глазом выкатился накануне ей под ноги, и застыла на месте, боясь на что-то наступить, а вернее, кого-то потревожить. Время ожидания показалось вечностью, оно, это время, развалилось густой патокой, еле тянулось и лепило секунды одну к другой, не давая им набрать полноценный ход. До тех пор, пока обмирающая от страха Ева не услышала за спиной шорох. И время устремилось вперёд, словно его толкнули неведомые силы.
Раз Ева собирается закричать.
Два она не успевает закричать.
Три чья-то рука закрывает ей рот.
Четыре
Тихо, тихо, это я, прошептал прямо в ухо очень знакомый голос, и, выждав секунду, чтобы удостовериться, что она успокоилась, ладонь ото рта убрали.
Адам, вот же, ты, в ответ так же тихо шикнула Ева, потому что это и был Адам.
Она хотела его ещё о чём-то спросить (на самом деле, обо всем), но послышался звук шагов Альфреда. Адам весело подмигнул Еве, стремительно подскочил к стене, провёл рукой по поверхности, и на глазах у удивлённой девушки там открылась потайная дверь. Адам все с той же весёлой улыбкой исчез. В буквальном смысле слова растворился в стене.
И, если он так настаивал на секретности, то исчез очень вовремя, потому что тут же в комнату вошёл Альфред, с головой углублённый в пухлую, старую книгу.
Странно, странно. Никаких записей. И откуда у меня этот козёл?
Им рассчитывался мастер Авдий с Фредом за сливовицу на днях, пискнула Ева, все ещё прислушивающаяся к своему сердцу, которое неслось вскачь и никак не могло успокоиться.
Не может быть! разъярился внезапно антиквар. Какого чёрта бы у меня делал козёл Фреда?
Вот и я о том же, опять пискнула Ева, испугавшись разъярённого Альфреда не меньше, чем пляшущих на стене теней.
Ко мне кто-то заходил без моего ведома? Не может быть, я закрываю лавку на замок и всегда проверяю шпингалеты на окнах. Не терплю посторонних в доме, особенно в своё отсутствие. У меня склероз? Мастер Авдий забрал своего козла у Фреда и принёс мне, а я и не помню? Ну и как такое возможно? Я бы все равно записал статуэтку в книгу. У меня порядок, бухгалтерия.
Еве ничего не оставалось, кроме как согласно кивать головой. Впрочем, несмотря на взаимный интерес, откуда взялся в антикварной лавке козёл, так и не смогли выяснить. Долго ещё раздавалось в ночной тишине из открытого окна Альфредово отчаянное: «Ну как же?!» и вторящее ему Евино азартное: «Но ведь как-то!».