Вот уже второй час его одолевали самые мрачные предчувствия. Жизнь поползла по шву, как туго набитый мешок, только успевай ловить высыпающиеся на пол горошины.
Слышите меня? спросила тетка.
Да, простите, что вы говорили?
Не забудьте обращаться к судье «ваша честь».
Сашка утвердительно кивнул. Много чести, подумал он.
Заседание, если таковым можно было назвать трехстороннюю встречу судьи, пристава и их жертвы в пустом и душном зале, действительно прошло быстро и без сучка-задоринки. Судья, молодая симпатичная женщина, которой черная мантия придавала вид горгульи, узнала, что гражданин Оленичев известный в городе журналист и радиоведущий, работает на солидной радиостанции, по административке ранее не привлекался и вообще вполне адекватный мужчина. С выплатой алиментов на несовершеннолетнюю дочь Анну Александровну Оленичеву у него возникли временные трудности, долг небольшой, ответчик свою вину признает. Единственная оплошность избегал контактов и довел до процедуры принудительного привода, и вот за это, пожалуй, пусть отработает тридцать шесть часов на объектах городского благоустройства. Постановление можно обжаловать в течение десяти дней с момента оглашения, всем спасибо, все свободны. Аминь.
После заседания Сашка и Ольга Алексеевна постояли немного в стороне от крыльца, покурили, поболтали.
Дурацкая погода, ежилась в тонкой куртке тетка. Сухо, морозно. Снегу бы сейчас
Сашка молчал. Он думал, за какие былые заслуги ему так подфартило с судьей и приставом. Некоторым его знакомым алиментщикам доставалось на орехи куда больше. Так уж сложилось, что по этим делам в судах почему-то работают исключительно женщины, а ворона вороне, как известно, глаз не выклюет.
Она вам даже ниже планки назначила, сказала Ольга. Тут минимум сорок часов.
Спасибо, произнес Олень. Ничего умнее он не придумал.
За что тут спасибо? хмыкнула тетка. Это не любезность.
А что это?
Она пожала плечами, шмыгнула носом. Погода и впрямь была дрянная, да еще и традиционные утренние выбросы с комбинатов на севере.
Это здравый смысл. Бывают такие случаи, когда надо действительно наказать человека. Позорище, а не мужчины, даже стыдно бывает за них. А есть и жёны такие, что прости господи ладно, я уже говорила.
Я вас понял.
Они немного помолчали. Саша украдкой оглядел тетку. И правда, какая-то она замученная. Ей, наверно, лет сорок? Круглая, нескладная, хмурая. Интересно, она с детства мечтала стать приставом? Наверняка ведь нет. Какой идиот в нежном возрасте будет мечтать сидеть с утра до вечера в унылом казенном офисе, рыться в бумагах, обзванивать должников-бегунков, вырабатывая в себе стойкое равнодушие к чужим проблемам.
Простите, вы замужем? вдруг спросил Саша. Вопрос вырвался сам собой.
Что?
Кхм нет, ничего. Кстати, с праздником.
Она вскинула брови.
С каким?
Ну, День святого Валентина сегодня.
Я вас умоляю! Ольга Алексеевна бросила окурок под стену дома, деловито подобралась. Ладно, Александр, некогда мне тут с вами это самое Отработаете положенные часы позвоните. Сроки не определяю, можете не спешить. Но не затягивайте, не злоупотребляйте моей добротой. Второй визит к судье может обернуться проблемами.
Я понимаю.
Она подняла воротник куртки, накинула капюшон.
Всё, бывайте здоровы.
Еще раз спасибо. Услышимся в эфире.
Она отмахнулась и зашагала в сторону проспекта. В этот момент у Саши затеребунькал в кармане телефон.
Звонила Аня.
Да, доченька?
Ну чего, пап? вкрадчиво прошептала девочка. Обошлось?
Вполне. Ты не в школе?
Нет, мне сегодня к двенадцати, мы идем в музей.
Мама рядом?
На работе. Аня взяла паузу, вздохнула. Она переживает.
Саша хмыкнул. Коли так переживает, могла бы отозвать иск. Устроила тут, понимаешь, «любит-не любит».
Вслух он ничего такого не сказал, только отдал будничные родительские распоряжения:
Осторожнее на дороге, сегодня скользко. И наушники свои дурацкие снимай, когда улицу переходишь.
Договорились. Целую!
Закончив разговор, Саша вставил в телефон провод от своих собственных наушников, включил «Boom! Shake The Room» Уилла Смита и направился к трамвайной остановке. Сегодня у него выходной. Главный редактор дал один день на решение семейных проблем, получив в обмен обещание, что Олень не станет пить с горя и на утреннем эфире будет как огурчик. А как тут не выпить? Ну как?! То подает иск, то забирает, то снова подает. Чего она вообще хочет? Чтобы он грыз локоть и жалел о своем внезапном уходе? Чтобы вернулся и покаялся, припав коленями на коврик в прихожей? Чего тебе надо, объясни уже!
Она, похоже, и сама не знает.
Не сказать, чтобы Саня Оленичев был так уж плох. Не плох, не лох и не скоморох. Нечто среднее. К своим сорока годам он имел за плечами один неудачный брак, одиннадцатилетнюю дочь Анну, пятнадцать лет работы в различных СМИ, десять из которых провел на радио, и череду провалов и разочарований. Почти стандартный набор для интеллигента в первом поколении, шедшего по жизни на ощупь, как по болоту, прыгая с кочки на кочку.
Впрочем, приятных воспоминаний тоже хватало, потому что так не бывает, чтобы серая полоса тянулась бесконечно. Из приятного Алекс мог вспомнить поездки втроем на озеро: он, жена Ирина и Анька разбивали палатку, готовили еду на костре, наслаждались тишиной и покоем. Сашка и Ирка много разговаривали, Анька гонялась с сачком за бабочками и собирала красивые камешки. Лесистый берег был пустым, необжитым. В воду почти не лезли дело было в августе и начале сентября, лишь однажды Ирина, раздевшись, носилась амазонкой по березовой роще и плескалась в пяти метрах от берега, поддразнивая супруга.
Хорошее было время, хорошие дни, о которых будешь вспоминать и в предбаннике Страшного суда в ожидании своей очереди на сковородку
Вопреки прогнозам, в том числе своим собственным, вечером 14 февраля Александр Оленичев оставался трезвым, как стеклышко. Пить не хотелось, спать не хотелось, от Интернета тошнило. Он лежал на диване, смотрел, как по телевизору жирный панда уже второй час пытается слезть с дерева, и думал: что дальше?
От мрачных мыслей его отвлек телефонный звонок. Звонила Юлька. Он не хотел брать трубку, потому что просто не хотел размыкать губы (он сегодня даже зевал без открывания рта), но завтра на работе милый Юлик просверлит ему взглядом дырку в виске и высосет весь мозг без остатка. Лучше ответить.
Саш, можешь приехать?
Кажется, она плакала. Или просто шмыгала носом на морозе.
Куда приехать? Что случилось?
Я тут Шмыг. Короче, я не знаю, как сказать.
Блин, не мямли, солнце!
Я машину разбила
Пауза. Сашка сел, опустил ноги на пол, потер пальцами уставшие от телевизора глаза.
Та-ак, протянул он, глядя на узоры татарского ковра под ногами, если учесть, что у тебя никогда не было машины и вряд ли будет, могу предположить
Да хватит уже! ЕГО машину разбила!
Сашка даже не пытался изобразить сочувствие:
Не вписалась в поворот?
Ты опять не понял! Юлька всерьез начала злиться. Я ее дубиной расхерачила! Стекло вдребезги, зеркало, бампер Блин, что мне делать?
Алекс подобрался. Желание острить пропало.
Юля была милой девушкой. В обычной жизни слегка зажатая, она раскрывалась, как цветочный бутон, только перед включенным микрофоном. В те минуты, когда в студии горела красная лампочка прямого эфира, ее было не узнать. Юлик становилась роковой женщиной, сердцеедкой, фурией, острой на язык змеей-искусительницей. Мужики млели от ее голоса. Увы, когда микрофон выключался, она моментально сдувалась, словно воздушный шарик, из которого быстро выпустили воздух.
Что же могло ее так раскочегарить, что она взялась за дубину? Не иначе, милый друг, на которого она возлагала большие надежды, совершил какую-то чудовищную мерзость.