Ощутить прохладу обнаженной кожей было восхитительно, как открыть гигантскую дверцу холодильника. Она слышала, как дети, в основном мальчики, рассказывали, что на Призрачном ручье есть специальное место для купания, что над ним висят старые качели из покрышек, что можно бросать камни в кристально чистую воду ручья так глубоко, что рыба взлетит. Но раньше Ру никто никогда туда не приглашал, и она даже не знала толком, где находится ручей.
А вот Эмбер знала.
По крайней мере, она так сказала. И теперь уверенно шла вперед.
Втроем идти по утоптанной тропе было трудно, и Ру пришлось отпустить Лили, когда деревья столпились уж слишком близко. Ру отставала, пока тропа не расширилась снова, а потом вновь пошла рядом с Лили и взяла ее за руку, радуясь, что надела кроссовки, а не сандалии, и упавшие ветки не поцарапают ее нежные ноги. Следовать за Эмбер и Лили было бы проще, но Ру поняла, что не хочет, чтобы они были впереди одни. Наверное, подумала она, все дело в прохладе, которая после палящего солнца кажется тревожной.
Или, может быть, в абсолютной тишине как будто входишь в пустую церковь, а не в живой лес. Разве здесь не должны кричать и носиться другие дети, играющие в ручье? Например, Джейкоб Питерс? Этот Джейкоб в последний день третьего класса пригласил ее на кадриль, и все заохали и зачмокали губами. Ру ужасно разозлилась, но танцевать с ним ей понравилось. Плавать, наверное, понравилось бы тоже, особенно если она сможет продемонстрировать, как хорошо прыгает с качелей.
Сжимая в руке маленькую потную ладошку Лили и жалея, что на ней дурацкий слитный купальник, в котором она похожа на оранжевый дорожный конус, Ру не заметила, как перед ней выросло еще одно дерево с толстым и грубым стволом. Она едва не врезалась прямо в него.
Отпустив Лили и собираясь сказать сестре, чтобы она шла позади, Ру внезапно заметила, что Эмбер, застыв как статуя, смотрит вперед, и ее молочная кожа все больше напоминает по цвету творог. Перегнувшись через Лили, Ру хотела встряхнуть подругу до того ужасный у нее сделался вид, но тут заметила и лицо Лили.
Оно напряглось настолько, что кожа натянулась, как при колотой ране.
Огромное дерево закрывало Ру обзор, и она не могла, не обойдя ствол, увидеть то, что увидели они. Ей не хотелось на это смотреть, но что ей оставалось? Как она могла допустить, чтобы они стояли здесь, парализованные от ужаса, и не посмотреть на причину своими глазами? Какой вообще человек мог это допустить?
Так что она обошла ствол.
И ощутила, как по ноге стекает струйка мочи.
Найду другую, милее, чем ты! крикнула Эмбер, но это был не ее голос.
Ру помнила, как Эмбер это говорила. Помнила, что это была настоящая строчка из кадрили, а не та ерунда, которую они выдумывали.
И это было последнее, что она помнила.
Глава 1
Настоящее время
Ван
Знаешь, они не помнят прошлого.
Я отодвинулась от промышленной метлы, на которую опиралась, глядя на собачий загон. Его обитатель, огромный слюнявый дворняга, был, казалось, гибридом сенбернара с каким-нибудь шерстистым мамонтом. Ламинированная табличка на его клетке сообщала, что его зовут Макгаффин, что он хорошо ладит с кошками и что его сдала сюда пара, у которой вот-вот родится ребенок.
Когда животных забирают, они забывают все, что было раньше, продолжала девушка-волонтер. На вид ей было лет двадцать с небольшим, на ее спортивном костюме виноградного цвета не было ни единого пятнышка, лицо сияло целеустремленностью. Она говорила со мной тем наставительным тоном, каким женщины определенного типа общаются с теми, кого считают ниже себя. Когда на мне был значок и пояс с пистолетом, со мной так никто не разговаривал, но сейчас, когда мои светлые волосы были стянуты в растрепанный хвост, когда я была одета черт знает во что, еще и с учетом роста я казалась намного младше и мягче, чем была на самом деле.
Она приняла меня за человека, которому можно давать наставления.
Я читала об этом в Интернете, уточнила она. Конечно, собакам может понадобиться время, но когда у них появляются новые хозяева, мысли о старых начинают стираться. Они учатся любить того, кто заберет их домой.
Если кто-то заберет, заметила я, глядя на седого пса.
В приюте для животных Миннеаполиса усыпления запрещены, так что, думала я, если Макгаффина не заберут, ему придется жить тут до конца дней. Это тяжело. Да, ему давали еду и воду и раз в день чистили его загон, и если нас, волонтеров, хватало, его выгуливали, но крики испуганных животных никогда не умолкали. Запах тоже стоял неприятный. По отношению к нам, людям, это тоже было жестоко, но мы видели лишь мочу и фекалии. Что чувствовали собаки и кошки, различавшие послания в этих запахах? Пытка, что и говорить.
О, уж его-то заберут! Девушка подавила улыбку. Ее профессионально окрашенные каштановые волосы были до того пышными, что, скорее всего, она их нарастила. Место преступления такие бы хорошенько испортили. Да, Макгаффин? Заберут тебя?
Огромный хвост глухо бухнул по полу, и пес заморгал слезящимися глазами.
Похоже, его только что выгуляли, продолжала она, постукивая ногтем по плакату. Может, выберете другую собаку?
Может, перестанете лезть не в свое собачье дело? произнесла я так спокойно, будто объясняла ей дорогу в незнакомом районе. Мое терпение подходило к концу. Единственное, что было хуже, чем выслушивать наставления незнакомцев, вести философские беседы с кем-то в спортивных штанах за двести долларов.
Лучше забыть.
Она фыркнула и отошла, ища новую жертву. Я смотрела, как она уходит. Я выбрала четырехчасовую вечернюю смену, и как я ее провожу, никого не касалось. Иногда я убирала какашки за кошками и таскала по полу веревки, помогая котятам выплеснуть охотничий инстинкт. Иногда меняла пахнущий кедром наполнитель в клетках хомяков, мышей, кроликов и морских свинок. Как-то раз даже тренировала ежа-альбиноса.
Но по большей части
По большей части я играла с большими собаками, убедившись, что в их клетках все идеально.
В детстве у меня на ферме был свой собственный щенок во всяком случае, я считала его своим собственным, помесь бигля с мастиффом. Я звала его Медовым мишкой. Когда нас выселяли федералы и его увозили в клетке грузовика, он плакал и звал меня. Не нужно иметь степень психолога, чтобы понять, почему меня так тянет к большим собакам. Пока я убиралась, я нашептывала им нежности. Ворковала глупые слова любви. Обещала, что если они станут моими, я никогда их не предам только из-за того, что дела идут так себе.
Давай, Макгаффин. Я отстегнула поводок. Пойдем подышим свежим воздухом.
Он с трудом поднялся на ноги и направился ко мне. Восемь лет мизерные шансы на усыновление для большой собаки. Хотя хвостом он вилял как щенок.
Вот, хороший мальчик. Я вошла в клетку, погладила его по голове и пристегнула поводок к звенящему синему ошейнику. Поводок ему, скорее всего, не требовался, но я соблюдала протокол. Пойдем гулять?
Что? Гулять?
Скорость его хвоста увеличилась вдвое. Если бы в трех футах от него стояла ваза, он бы запустил ее в космос.
Так я и думала. Я проверила, лежит ли в заднем кармане джинсов собачья расческа. Здорово было расчесать его спутанную шерсть, протереть глаза от грязи, прогуляться с ним по двору, чтобы трещины и узлы его старых суставов наполнились энергией.
Мы обходили двор второй раз, солнце опускалось в фиолетовую дымку, но июльский воздух еще был влажным и душным, когда в моем кармане зазвонил телефон.
На экране высветилась надпись «Кайл К». Мой подопечный. Он всего на пять лет моложе меня и в Бюро проработал лишь на пять месяцев меньше, но заместитель суперинтенданта учел мой стаж в полицейском управлении Миннеаполиса и назначил меня наставником. Отвечая на звонок, я увидела, как приближается сирена и тренировочное поле со стороны шоссе вспыхивает красными огнями.