Ну что же ты за несносный ребенок такой? снова кричала Чандра Ма и ударяла девочку тонкой тростниковой палкой по ногам. Почему ты никак не можешь запомнить даже пары простых жестов? Твое тело совсем не подвластно тебе! Если ум твой не обуздает этого упрямого осла, то ты так и будешь танцевать в пыли на пороге своего деревенского дома!
После изнуряющих занятий Гатши бежала в прихрамовую манговую рощу. Почти каждый деньтуда прибегал ее деревенский друг и какое-то время они просто сидели молча на камне. Гатши наполнялась силой в этом молчании.
Чандра Ма говорит, что мое тело это упрямый осел, и если я не научусь управлять им, то она навьючит меня тюками и отправит домой на четвереньках.
Глупая она, твоя Чандра. Когда умом одолеваешь танец, ты достигаешь всего лишь мастерства. Но когда танец одолевает ум, ты достигаешь Бога!
Иногда ты говоришь такие сложные вещи, что я тебя не понимаю. Я не люблю так! по-детски капризничала Гатши. Люблю, когда ты просто смотришь на меня.
Они помолчали.
Почему ты никогда не приходишь в храм поглядеть, как я танцую?! Гатши спрыгнула с камня и заглянула мальчику в глаза. С тобой у меня получается куда лучше, чем без тебя!
Не могу. Видишь ли Гатши, люди построили этот храм для Шивы, но Шиву туда не пускают, а я не люблю ходить в те места, где мне не рады. Вот поэтому мне приходится смотреть на твой танец здесь, в манговой роще. Станцуй для меня, Гатши, как делала это всегда, станцуй от сердца, как умеешь только ты, и ни о чем больше не думай! Обо всем другом за тебя подумаю я.
И Гатши танцевала. Танцевала так, что за ней танцевали и небо, и Солнце, и Луна и все звезды вместе взятые.
То ли ещё будет
Поздней весной 87-го года, когда полуденное солнце припекало уже настолько крепко, что хотелось от него спрятаться, возвращался я из области на своём «жигулёнке» в город. В районе птицефабрики, на перекрёстке, тормозит меня мужик: голосует чуть ли не на самой дороге, грозясь под колёса попасть. Чтобы не наделать беды, я резко остановился, а он шустрый такой вцепился в ручку двери, а через открытое окно уже и голову в салон просунул.
Куда прёшь?! Жить надоело? взъелся на него я.
Мужичок расплылся в простой, по-детски наивной улыбке:
Подкинь, земель, до города. Рубль заплачу. И опять улыбается. Мне подумалось, что, будь у него хвост, как у собаки, он бы им вилял направо и налево что есть мочи до того был рад своей удаче.
Смотрю на него мужичок нестарый, одет скромно, но аккуратно. От всего его вида от заношенной, но чистой кепки на поредевших волосах до выглаженных брюк и крепкого старомодного пиджака веет чем-то простым и весьма располагающим.
Садись, говорю я, снимая машину с передачи.
Вот спасибо! обрадовался тот. Вот удружил! А то на автобус опоздал, а мне в город срочно надо, теперь на перекладных добираюсь.
Мужичок оказался рослым. Запихнул себя в салон будто по частям: сначала верх, потом ноги подтащил; кепка в крышу автомобиля упёрлась. Снял он её, положил на колено и аккуратно расправил.
Куда торопишься? спросил я, отъезжая от обочины. Что за срочность такая, что под колёса ки́даешься?
В город пивка попить, ответил мужичонка и расплылся в улыбке, словно кот, налупившийся сметаны. Мне моя три с половиной рубля дала. На этих словах он достал из кармана пиджака аккуратно сложенные купюрки и продемонстрировал их мне. Иди, говорит, отдохни, а то, поди, надоели мы тебе.
Хорошая жена, раз за пивом отпускает, хохотнул я. Мне бы такую!
Э-э-э, укоризненно протянул мужик, ты, поди, городской, всегда пивка можешь хряпнуть, а я из деревни. У нас там пива хорошего отродясь не было. А я разливное люблю, холодненькое. Вот и приходится в город как на праздник ездить. Да к тому же у меня отягчающие эти как их обстоятельства. Во! сказал он и многозначительно поднял указательный палец.
Что ж за обстоятельства у тебя такие, после которых жена тебя ещё и за пивом отправляет? Тут уж я заинтригован был.
А такие у меня обстоятельства, что в доме десять баб: одна жинка да девять дочек, не считая тёщи.
Сколько?! переспросил я, не веря своим ушам и чуть не ввалившись левым колесом в выбоину. Девять?
Девять-девять, вздохнул мужик.
Врёшь!
Тот хитро улыбнулся и потянулся к лацкану пиджака:
У меня паспорт с собой, ответил он и выудил из внутреннего кармана аккуратный документ в самодельной полиэтиленовой обложке, поискал нужную страницу и протянул мне:
Во, смотри сам.
Для такого дела я даже на обочине притормозил. В графе «Дети» аккуратными почерками работников паспортного стола были выведены имена десяти девочек!
Погоди! аж присвистнул я и почесал в затылке. Ты же сказал, у тебя девять девок, а тут десять!
Мужик наклонился, заглядывая в страницу.
А, ну да! опомнился он. Десять. Первая дочь от предыдущего брака. А от второй жены девять.
Ну ты даёшь, земеля! Как же ты умудрился столько снегурок-то настругать?
Да как-как? Знамо, как! Дело-то нехитрое, поди, и сам знаешь. Дети есть?
Есть. Но у меня-то одна, а не десять! почти возмутился я.
Дык, у меня тоже одна была. С первой женой не ужились, женился во второй раз. С ней вторая девка вышла. Потом мальчишку захотели, а получилась опять девка
Мужик замолчал и вернул себе паспорт. Я тронулся и поплёлся дальше в сторону города, не веря своим глазам, которые минуту назад лицезрели документальное подтверждение чуда советского «производителя».
А третья девка, то есть четвёртая как вышла? Тоже пацана ждали?
И третья, и четвёртая, и пятая, ответил мужик и задумчиво уставился в окно.
Ну ты даёшь, дружище!
А чё даёшь-то? Пацана-то хочется. Каждый раз говорили себе: всё, это точно последний ребёнок, неважно, девка или пацан! Но как девка родится, как подрастёт, так мы снова с жинкой о мальчишке думаем.
Как же вы их всех поднимаете? Это же столько сил и денег нужно!
Сил много, согласен. Денег ещё больше. Но мы судьбе доверились, вот она нам и помогает, сказал мой попутчик и многозначительно замолчал.
Судьба? недоверчиво переспросил я.
Она самая, ответил он и, чуя мой молчаливый интерес и выдержав прямо-таки театральную паузу, достал пачку «Беломорканала».
Разговор долгий, покурить можно?
Можно, конечно.
Он открыл окно, достал папиросу и уставился на неё задумчиво, будто вспоминая что-то очень важное и невероятно тайное, прикурил, глубоко затянулся и начал свой рассказ:
Третьим ждали пацана, а родилась дочь. Расстроились, конечно. Вроде мальчугана хотели, а не вышло. Назад уже не вернёшь, он хохотнул, а кормить как-то надо. Но сразу после родов председатель мне предложил перейти на мукомольню при колхозе. Там и выработка больше, да и, чего греха таить, место кормовое. Ну, сам понимаешь.
Угу, что ж не понять-то.
Но это не самое удивительное. С мукомольней вроде как председатель помог. А вот с другими дочерями чудеса ещё те происходить начали!
Попутчик мой приостановился, глубокими и частыми затяжками прикончил беломорину и выбросил окурок в окно.
Странные удачи начались с пятой дочерью. Лет шесть назад до того случая колхоз постановил присоединить к нашему подсобному хозяйству часть соседской делянки со старой обветшалой избой. Бывшие хозяева уже давно поумирали да по городам разъехались, а домишко так и остался. Земли там мало, а вот изба ещё крепкая была. Мы решили в ней стайку для свиней сделать. Перестелили соломенную крышу, вытащили рухлядь и поселили там кур и пару хрюшек. Свиньи как подросли, стали пол в загоне грызть и под ним землю копать. Надо было отремонтировать пол-то, а мне всё недосуг, так и прожили они с оголенной землей до самого забоя, пятачками своими всё там перерыли, камни грызли. Пришло время, мы их закололи, стали потрошить, а у одной хрюшки, самой тощей и мелкой, в кишках золотые кольца оказались и старые монеты, царские ещё!